Роузуотер. Восстание - Таде Томпсон

у нее по-настоящему чудесная, и на мгновение Алиссе становится легче.

– Ужасная, – отвечает она.

– Да ты же ее ни разу не открывала, – говорит Марк.

– Сегодня открыла. «Ты знаешь все. А я всерьез ищу – в какую почву сеять, – но ей милей пырей лелеять, без ливня и без ливня слез»[13]. Видишь?

Марк поднимает бровь, но ничего не говорит. По его шее расползается красное пятно, похожее на солнечный ожог.

– Иди вниз, Пэт. Я попозже к тебе зайду, – говорит Алисса.

Пэт набирает чей-то номер, еще не успев выйти из комнаты, и ее голос теряется в глубинах дома.

Марк садится на кровать рядом с Алиссой. Из-за его тяжести она наклоняется к нему, но тут же отодвигается. От него едва заметно пахнет скипидаром.

– Уайльд не так уж и плох, – говорит Марк.

– Марк, я могу запоминать. Я прочитала это стихотворение впервые и помню его. «Ты знаешь все. Я – слепота, я – немощь, сидя жду, как снова мне за последней мглой покрова впервые отопрут врата». Марк, все с моей ебаной памятью в порядке.

– Вот только ты не помнишь ничего.

– Вот только я не помню ничего до сегодняшнего утра. И даже это не так. Я помню, как все делается. Я умею варить кофе и водить машину. Наверное. Я не пробовала. Но я не помню, как мы сюда переехали, и как мы поженились, и даже как я рожала. Я не чувствую себя матерью. Я не чувствую себя женой. Я не чувствую себя женщиной.

– Погоди-ка, вот это я от тебя уже слышал. Ты говорила, что не чувствуешь себя женщиной, после рождения Пэт.

– Правда?

– Да, когда увидела в зеркале, что у тебя живот весь… в складках и растяжках.

– Я этого не помню, но мне кажется, что это не то же самое.

Марк соскальзывает на ковер и встает перед ней на колени. Берет ее руки в свои и сжимает их, как будто в молитве. Алисса призывает на помощь всю силу воли, чтобы не высвободиться и не выдать панику выражением лица.

– Что бы это ни было, мы справимся, хорошо? Я с тобой. Я никуда не уйду.

За этим должен последовать поцелуй. Алисса чувствует это: его привязанность, его заботу, клишированность ситуации в целом. Она готовится к неизбежному, и когда момент настает, не открывает губ перед настойчивым языком Марка. Она разрывает объятия. С этого ракурса голова Марка выглядит огромной. Почему ей кажется, что это она его успокаивает, а не наоборот?

– Марк, а у меня есть какой-нибудь дневник или что-то вроде?

– Не знаю. У тебя есть страничка на MyFace. Сейчас принесу терминал.

У Алиссы и впрямь есть страничка на MyFace. Имплантат залогинивает ее автоматически, и никаких паролей вспоминать не приходится. Марк хочет быть рядом, но Алисса изгоняет его из спальни. Изображение на мерцающем плазменном дисплее становится резче, и она видит вращающиеся 3D-аватары своих «френдов» в цифровой прихожей.

У Алиссы Сатклифф триста пятнадцать друзей. Она видит собственный аватар – улыбающийся, легкомысленный, не озабоченный ни потерей памяти, ни мужьями, которых не узнает.

По экрану ползет бесконечный поток бессмысленных апдейтов. Что это за общество такое, в котором люди настолько одиноки, что нуждаются в одобрении незнакомцев?

«Мой сын притворяется, что ему выпустили кишки!»

«Мои фотки из отпуска!»

«Насильник встретился лицом к лицу со своей обвинительницей: вы не поверите, что случилось дальше»

«Это странно»

«Кто на самом деле заправляет в Асо-Рок[14]?»

«Роузуотер должен стать независимым городом-государством, как Ватикан, – ставьте лайк, если согласны»

«Самые стильные стриптизерши Нигерии»

Алисса просматривает список друзей. Ничего. Даже дежавю не появляется. Она заглядывает в личку. Первым ее внимание привлекает балансирующий на грани флирта обмен сообщениями с каким-то Эни Афени. Она возвращается к началу переписки. Та продолжалась больше года.

Эни: Важно то, что ты сама об этом думаешь.

Алисса: Я-то знаю, зачем все это, но ведь он мой муж. Почему я трачу столько времени и денег на прически, если он их не замечает?

Эни: Я бы заметил.

Алисса: Я знаю.

И еще:

Алисса: Дело в совместимости. Если ты чувствуешь, как он в тебя входит, а парень знает, что делает, обычно все получается.

Эни: Мальчики так не считают. Дело в размере. Останови меня, если информации будет слишком много.

Алисса: Лол! Не, все нормально. Теперь мне интересно.

Эни: Мне тоже. Мой интерес заметен невооруженным глазом.

Алисса: Э-э…

При виде этого Алисса морщится – как и от большей части переписки. В ней очень много нытья про Марка, хотя разговор никогда на нем не задерживается. Ей неловко читать некоторые из сообщений, потому что они нелепы, но вины перед мужем она не испытывает и не узнает ту Алиссу, которая все это писала.

Алисса: мне плевать на политический феминизм. Я дерусь за свой уголок. Я впахиваю на работе, а потом возвращаюсь домой, к семье. Мне не нужно доказывать, что я Женщина™. С какого еще перепугу?

Обновление статуса: люблю своего мужа!!! (В этой декларации чувствуется визгливое отчаяние. Отпугивала конкуренток? Напоминала Марку на случай, если он читает? Слабачка.)

Обновление статуса: Обновила прошивку на телефоне. Я (сердечко) новый интерфейс!

Обновление статуса: Уж простите, но я не стану голосовать, если в Асо-Рок заботятся только о благополучии чернокожих граждан. Я тоже имею значение! Я налоги плачу.

Обновление статуса…

Алисса потирает висок.

С Марком она в личке не переписывалась. Что он имел в виду, когда сказал «Я никуда не уйду»? У них были какие-то проблемы?

Знакомая тошнота возвращается, и Алисса бросается в ванную, но желудок ничего не исторгает. Тошнит ее душу, а не тело. Она пытается избавиться от чего-то нематериального. Ее захлестывают печаль и скорбь. В зеркале видно лицо Алиссы, и это не ее лицо.

– Иди на хуй, – говорит она.

Отражение издевается над ней, оставаясь Алиссой.

Она смотрит на свои ладони, разглядывает каждую в отдельности: линии, бороздки на кончиках пальцев, морщинки. Сдвигает кольца и видит под ними границы загара и поврежденную кожу. Царапает ее, но кожа слишком прочна.

Тошнота.

«Это не настоящее. Все это. Не настоящее».

Она хватает бутылочку духов и швыряет в зеркало; отражение разлетается осколками. Она подбирает самый большой, вспарывает им предплечье и, ошеломленная болью, ждет, когда покажется кровь.

Не настоящее.

Кровь выглядит вполне себе красной. Алисса раздвигает края разреза, алая жидкость стекает по руке на пол. Рана не очень глубокая, но все равно болезненная. Кровь не бьет пульсирующим фонтаном, а просто течет ручейком.