Суд Проклятых - Марк Романов

Дальше можно было не слушать. Гастон Ле Рой, третий на Марсе, если считать от генерал-губернатора, углубился в отчёты целого полчища своих подчинённых, присланных ему утром. Методично хмыкая в такт налагаемым резолюциям: радостно — при пометке «отказать», грустно — когда заносил запись «отказать», и недоуменно — отправляя документ на доработку. Радостных хмыканий было больше, и настроение канцлера поминутно улучшалось…

Снаружи кабинета замигали вспышки аварийной сигнализации, оставшейся ещё со времён строительства Сити, когда каждое здание строилось с расчётом на удержание внутренней атмосферы и снабжалось параноидальной системой безопасности, закрывавшей герметичные переборки при малейшем изменении давления. Прозрачные бронестекла потемнели, закрытые лязгнувшими заслонками из корабельной брони. Зашипели аварийные клапаны воздушного снабжения — помещение перешло на замкнутый цикл. Синхронно на экране Ле Роя понеслись вскачь суматошные доклады службы охраны и запустилось замедленное воспроизведение происходившего на трибуне буквально несколько десятков секунд назад.

— Да что же вы творите… — Ле Рой опешил, глядя на кадры, проецируемые подрагивающими лучами голографа. — Хитоши, маразматик ты старый…

Подёргивающиеся от помех генераторов силового поля лучи рисовали картинку, далеко выходящую за рамки сумасшедших парламентских будней. Сенатор Накаями, оправив кимоно и церемонно поклонившись спикеру, восседавшему на возвышении президиума, с криком «Ба-а-а-анзай!», выдернул из ножен два клинка, чьи рукояти переходили в тончайшую нить, блестевшую серебряным отсветом пропущенного вдоль неё силового поля. Трёхметровые гибкие нити могли прорезать даже крепчайшие и прочнейшие сплавы, не говоря уж о человеческих плоти и костях. Овладеть мастерством мономолекулярных клинков могли немногие… Но представители японской диаспоры, проживавшие в угрюмом пустынном Новом Киото, всегда славились безбашенностью и оторванностью от реальности, достаточными, чтобы пережить сотни регенераций потерянных конечностей, неизбежных при тренировках и учебных боях.

Хитоши никогда не упоминал об этой грани своего таланта, и в личном деле, многократно просмотренном всеми спецслужбами, тоже не было ни слова о мономечах… Сейчас Ле Рой мог убедиться, что старый японец, яростно вскрывавший себе брюхо каждый месяц при отказе в финансировании развития японской диаспоры, и потом долго регенерировавшийся в клинике, был непревзойдённым мастером. Столпившиеся у трибуны сенаторы валились на камень пола, распадаясь на куски в полёте. Кровь лила рекой, отрубленные руки и ноги сыпались, словно диковинные плоды, со звучным шмяканием и хлюпанием… А невозмутимый старик, смотря куда-то вдаль, лёгкими взмахами отправлял в объятия смерти очередную жертву.

Канцлера стошнило прямо на голограф. Утирая губы кружевной салфеткой, Ле Рой успел увидеть последние кадры — Хитоши, улыбнувшись, отбросил клинки, мгновенно рассыпавшиеся в пыль, и громко прокричал что-то, обращаясь к спикеру. Левая рука старика была прижата к сердцу, а правая вынырнула из складок одежды. На ладони сенатора Накаями лежала помигивающая малиновым индикатором активированная акустическая граната.

Спустя мгновение, как раз при появлении субтитров, расшифровывающих последние слова японца — «Свободу Марсу!» — граната трижды мигнула алым, и взорвалась. Десятиметровый шар из окрасившегося серо-красными разводами взвеси из размолотых в пыль тел и каменных плит медленно оседал вниз, расплываясь по краям…

— Восстановлению не подлежат… — механически произнёс канцелер, глупо икая.

Пальцами он судорожно жал на сенсор аварийной эвакуации, продолжая икать и ощущая, что сейчас потеряет сознание.

«Хитоши Накаями, сенатор от Киото, во время утреннего заседания Сената, изменил своей привычке устраивать ежемесячное сеппукку, и изрубил в куски пятерых сенаторов. После чего бывший парламентарий привел в действие акустическую гранату. Свидетели утверждают, что сенатор использовал запрещенные правительством мономолекулярные мечи, и выкрикивал лозунги в поддержку сепаратистов, известных как «Сопротивление Марса». Официальное крыло этой партии, представленное в Парламенте, ответственность за теракт не приняло. Тела погибших восстановлению не подлежат.

Ведётся расследование».

7.3. Марс. Либерти Линденхост

— Линденхост, отставить преследование неопознанного судна!

— Пилот тринадцать-двадцать пять, немедленно вернитесь на базу, приказ лидера!

— Внимание! Приготовиться к открытию заградительного огня по сектору два точки выхода триста! Всем истребителям покинуть зону поражения…

— Системный флот через триста минут, готовность к переходу подтвержена…

— Немедленно приготовиться к ракетным залпам, повторяю…

Линденхост послушал разрывающийся от судорожных взаимоисключающих приказов тактический канал ещё пару мгновений, лениво зевнул, и совершил военное преступление третьей степени: отключил комм напрочь, переведя его в ожидание. Теперь по этой линии могли приходить только сообщения Красной линии и лично Верховного Главнокомандующего. А их поблизости не наблюдалось. Пилот проверил ускорители, и сжал гашетки двигателей, подавая на них всю мощность разогнанного реактора, до малиновеющих индикаторов на приборной панели и скрипа пластали корпуса. «Плевал, плюю и буду плевать на ваши приказы, крысы тыловые… Я — Либерт Линденхост, Первый истребитель! И вот сейчас я ме-е-е-едленно догоню эту пташку, которая посмела что-то позабыть в нашем пространстве, и разнесу в клочья её чёртовы двигатели…»

С этими мыслями Первый активировал систему наведения противокорабельных ракет, которые таскал на консолях уже год или около того, терпя насмешки собратьев-пилотов и скабрёзные ухмылки техников: «мол, Пирату длины своего не хватает, вот и возит подстраховку, чтобы засадить при случае поглубже». Засадить действительно хотелось, и поглубже — ракеты были новенькие, всего лишь десятилетние. Тонна с небольшим смертоносного железа и взрывчатки, упакованная в сверкающую обтекателем и маленькими стабилизаторами оболочку с генератором силовой защиты, и способная при толике удачи разнести в клочья рейдер, эсминец или тяжёлый транспорт. Хотелось бы, конечно, украсить парадный мундир значком сбитого крейсера, но такого удовольствия случиться не могло — пираты в Солнечную систему не совались, а крупных войн не случалось уже несколько столетий. Мелкие «операции» по Периферии в расчёт не брались — масштаб не тот…

Однако, всегда есть место подвигу в этой жизни — террористы иногда устраивали показательные акции устрашения, роняя набитые взрывчаткой корабли на купола поселений и производственные комплексы. Вот эти-то корабли, приходящие к планете из Пояса Астероидов или из внешних районов Системы, и сбивали доблестные истребители Сил Самообороны…

На счету Либерта было уже два десятка корыт разной степени дряхлости, в том числе — два рудовоза, которые он сбил «по неизбежной в космосе случайности», проще говоря — от скуки. Военный суд его оправдал, потому что Первый честно предложил командам покинуть корабли и дал время отлететь подальше… Да и второй грузовик бахнул как-то слишком сильно, что совсем не походило на задекларированные триста тонн редкоземельных руд. Лейтенант-полковник Ирбис Джахаллан, его командир, тогда ещё цыкнул зубом, и произнёс: «Тебе, Либерти, в пираты пойти, цены б тебе не было…», и кличка «Пират» приклеилась с той поры к истребителю намертво. А вот крылышки лейтенант-капитана отклеились, и улетели — как с погон, так и из личного дела, обгадив напоследок файл пометкой: «повышать в звании только в случае объявления войны и ведения боевых действиях».

Неизвестный корабль, сифоня воздухом из всех щелей, шёл к планете от зоны перехода, расположенной между орбитами Земли и Марса. Раздолбанное корыто, очертаниями не похожее ни на торговца, ни на военный корабль, явно побывало не в одном бою, и было удивительно, как оно ещё не развалилось на лету — обожжённый корпус, оплавленные консоли, сорванные листы обшивки… Однако, двигатели судна работали на пять с плюсом, и это стало ясно буквально сразу, когда пара патрульных решили пощупать неожиданного визитёра, упрямо молчавшего в эфир на всех частотах. Кораблик дёрнулся, и понёсся на плазменных столбах разгонников, входя на параболическую орбиту вокруг Марса. Станция слежения «Тройка» буквально взвыла от ужаса — датчики показывали, что реактору нарушителя оставалось жить в таком режиме минут двадцать, после чего ему и всем, оказавшимся поблизости приходил быстрый и злейший карачун, с выпадением радиоактивных осадков на поверхность равнин Моря Эллады…