Избранное - Владимир Маяковский

Размахивая громадными руками, то зажигая, то туша глаза, сетью уха вылавливая каждое слово, я весь изработался в неодолимой воле – победить. Я облаками маскировал наши колонны. Маяками глаз указывал места легчайшего штурма. Путаю вражьи радио. Все ливни, все лавы, все молнии мира – охапкою собираю, обрушиваю на черные головы врагов. Мы победим. Мы не хотим, мы не можем не победить. Только Америка осталась. Перегибаюсь. Сею тревогу.

Дрожит Америка:революции демонвступает в Атлантическое лоно…Впрочем,сейчас это не моя тема,это уже описанов интереснейшей поэме «Сто пятьдесят миллионов».

Кто прочтет ее, узнает, как победили мы. Отсылаю интересующихся к этой истории. А сам

замер: смотрю,любуюсь,и явижу:вся земная масса,сплошь подмятая под краснозвездные острия,красная,сияет вторым Марсом,Видением лет пролетевших взволнован,уставвосторгаться в победном раже,яголовув небо заправил сноваи сновасталу веков на страже.Я видел революции,видел войны.Мнеи голодный надоел человек.Хоть раз бы увидеть,что вот,спокойный,живет человек меж веселий и нег.Радуюсь просторам,радуюсь тишине,радуюсь облачным нивам.Ротпростор разжиженный пьет.И толькоиногдавычесываю ленивов волоса запутавшеесязвездное репьё.Словностекловремя, —текло, не текло оно,не знаю, —вероятно, текло.И, наконец, через какое-то время —тучи в клочики,в клочочки-клочишки.Исчезло вседо последнегобледногооблачишка.

Смотрю на землю, восторженно поулыбливаясь.

На всёмвокругни черного очень,ни красного,но и ни белого не было.Земшарсияньем сплошным раззолочен,и небонад шаромраззолотонебело.Где раньшерекаводищу гоняла,лила наводнения,буйна,гола, —теперьгеометрия строгих каналовмрамору в русла спокойно легла.Где пыльвздымалась,ветрами дуема,Сахары охрились, жаром леня, —рослииз земногоиз каждого дюйма,строения и зеленя.Глаз —восторженный над феерией рей!Реальнейшаяподо мноювон она —жизнь,мечтаемая от дней Фурье,Роберта Оуэна и Сен-Симона,Маяковский!Опять человеком будь!Силой мысли,нервов,жиля,как стоверстную подзорную трубу,тихо шеищу сложил.

Небылицей покажется кое-кому.А я,в середине XXI века,на Земле,среди Федерации Коммун —гражданин ЗЕФЕКА.

Самое интересное, конечно, начинается отсюда. Едва ли кто-нибудь из вас точно знает события конца XXI века. А я знаю. Именно это и описывается в моей третьей части.

1922

ПРО ЭТО

ПРО ЧТО – ПРО ЭТО?В этой теме,и личнойи мелкой,перепетой не рази не пять,я кружил поэтической белкойи хочу кружиться опять.Эта темасейчаси молитвой у Буддыи у негра вострит на хозяев нож.Если Марс,и на нем хоть один сердцелюдый,то и онсейчасскрипитпро то ж.Эта тема придет,калеку за локтиподтолкнет к бумаге,прикажет:– Скреби! —И калекас бумагисрывается в клекоте,горько строчками в солнце песня рябит.Эта тема придет,позвонится с кухни,повернется,сгинет шапчонкой гриба,и гигантпостоит секундуи рухнет,под записочной рябью себя погребя.Эта тема придет,прикажет:– Истина! —Эта тема придет,велит:– Красота! —И пускайперекладиной кисти раскистены —только вальс под нос мурлычешь с креста.Эта тема азбуку тронет разбегом —уж на что б, казалось, книга ясна! —и становится– А —недоступней Казбека.Замутит,оттянет от хлеба и сна.Эта тема придет,вовек не износится,только скажет:– Отныне гляди на меня! —И глядишь на нее,и идешь знаменосцем,красношелкий огонь над землей знаменя.Это хитрая тема!Нырнет под события,в тайниках инстинктов готовясь к прыжку,и как будто ярясь– посмели забыть ee! —затрясет;посыпятся души из шкур.Эта тема ко мне заявилась гневная,приказала:– Податьдней удила! —Посмотрела, скривясь, в мое ежедневноеи грозой раскидала людей и дела.Эта тема пришла,остальные оттерлаи однабезраздельно стала близка.Эта тема ножом подступила к горлу.Молотобоец!От сердца к вискам.Эта тема день истемнила, в теменьколотись – велела – строчками лбов.Имяэтойтеме:…!

Стоял – вспоминаю.

Был этот блеск.

И это

тогда

называлось Невою.

Маяковский, «Человек».

(13 лет работы, т. 2, стр. 77)

О балладе и о балладах

Немолод очень лад баллад,но если слова боляти слова говорят про то, что болят,молодеет и лад баллад.Лубянский проезд.Водопьяный.Видвот.Вотфон.В постели она.Она лежит.Он.На столе телефон.«Он» и «она» баллада моя.Не страшно нов я.Cтрашно то,что «он» – это я,и то, что «она» —моя.При чем тюрьма?Рождество.Кутерьма.Без решеток окошки домика!Это вас не касается.Говорю – тюрьма.Стол.На столе соломинка.

По кабелю пущен номер

Тронул еле – волдырь на теле.Трубку из рук вон.Из фабричнон марки —две стрелки яркиеомолниили телефон.Соседняя комната.Из соседнейсонно:– Когда это?Откуда это живой поросенок? —Звонок от ожогов уже визжит,добела раскален аппарат.Больна она!Она лежит!Беги!Скорей!Пора!Мясом дымясь, сжимаю жжение.Моментально молния телом забегала.Стиснул миллион вольт напряжения.Ткнулся губой в телефонное пекло.Дырысверляв доме,взмывМясницкуюпашней,рвякабель,номерпулейлетелбарышне.Смотрел осовело барышнин глаз —под праздник работай за двух.Красная лампа опять зажглась.Позвонила!Огонь потух.И вдругкак по лампам пошло куролесить,вся сеть телефонная рвется на нити.– 67-10!Соедините! —В проулок!Скорей!Водопьяному в тишь!Ух!А то с электричеством станется —под рождествона воздух взлетишьсо всейсо своейтелефоннойстанцией.Жил на Мясницкой один старожил.Сто лет после этого жил —про это лишь —сто лет! —говаривал детям дед.– Было – суббота…под воскресенье…Окорочок…Хочу, чтоб дешево…Как вдарит кто-то!..Землетрясенье…Ноге горячо…Ходун – подошва!.. —Не верилось детям,чтоб так-тода там-то.Землетрясенье?Зимой?У почтамта?!

Телефон бросается на всех

Протиснувшись чудом сквозь тоненькийшнур,раструба трубки разинув оправу,погромом звонков громя тишину,разверг телефон дребезжащую лаву.Это визжащее,звенящее этопальнуло в стены,старалось взорвать их.Звоночинкитыщейот стенрикошетомпод стулья закатывалисьи под кровати.Об пол с потолка звоночище хлопал.И снова,звенящий мячище точно,взлетал к потолку, ударившись об пол,и сыпало вниз дребезгою звоночной.Стекло за стеклом,вьюшку за вьюшкой

тянулозвенеть телефонному в тон.Трясяручоночкойдом-погремушку,тонул в разливе звонков телефон.

Секундантша

От сначуть видно —точка глазиголит щеки жаркие.Ленясь, кухарка поднялась,идет,кряхтя и харкая.Моченым яблоком она.Морщинят мысли лоб ее.– Кого?Владим Владимыч?!А! —Пошла, туфлею шлепая.Идет.Отмеряет шаги секундантом.Шаги отдаляются…Слышатся еле…Весь мир остальной отодвинут куда-то,лишь трубкой в меня неизвестное целит.

Просветление мира

Застыли докладчики всех заседаний,не могут закончить начатый жест.Как были,рот разинув,сюда онисмотрят на рождество из рождеств.Им видима жизньот дрязг и до дрязг.Дом их —единая будняя тина.Будто в себя,в меня смотрясь,ждалисмертельной любви поединок.Окаменели сиренные рокоты.Колес и шагов суматоха не вертит.Лишь поле дуэлида время-докторс бескрайним бинтом исцеляющей смерти.Москва —за Москвой поля примолкли.Моря —за морями горы стройны.Вселеннаявсякак будто в бинокле,в огромном бинокле (с другой стороны).Горизонт распрямилсяровно-ровно.Тесьма.Натянут бечевкой тугой.Край один —я в моей комнате,ты в своей комнате – край другой.А между —такая,какая не снится,какая-то гордая белой обновой,через вселеннуюлегла Мясницкаяминиатюрой кости слоновой.Ясность.Прозрачнейшей ясностью пытка.В Мясницкойдеталью искуснейшей выточкикабельтонюсенький —ну, просто нитка!И всeвот на этой вот держится ниточке.

Дуэль