Внизу - Сванетия - Александр Кузнецов (3)

Натумцвель имеет два праздника. Весной на праздник «Лескери» собирается весь род Хергиани. Режут баранов, на каждый двор «хергианцев» пекут по три огромных лепешки—хачапури. Пьют араку и просят своего бога-покровителя Натумцвеля о даровании роду всяческого благополучия. На втором, осеннем празднике режут быка и, если нет траура, поют песни, танцуют, устраивают хороводы. Особенно популярен здесь круговой танец «Лачшхаш».

Есть еще день поминовения усопших. 4 февраля на родовое кладбище приносят березовые дрова, зажигают костер и поминают мертвых.

Впервые я пришел на это кладбище, когда был на поминках Хергиани-младшего, Михаила Кадербиевича, двоюродного брата Чхумлиана, который погиб после трагического восхождения на высшую точку Тянь-Шаня—пик Победы. Об этом речь впереди. В доме Кадерби в тот день в огромных котлах варилось целиком 20 коров и баранов. Голые по пояс и небритые люди вытаскивали тупи из котлов, вонзив в них вилы, и вываливали на большие столы. Тела людей блестели от пота в свете пламени, огромные тени метались по закопченным стенам. Вся Сванетия собралась тогда почтить память своего любимца. Не было только Чхумлиана, в это время он на склонах пика Победы, на высоте семи тысяч метров пытался найти, чтоб доставить в Сванетию, другого свана—Илико Габлиани.

В последний мой приезд мы пришли с Чхумлианом на могилу Миши. С нами был Нурис. Чхумлиан сел на опалубку, приготовленную для надгробья.

— Вот здесь похоронен Габриэль Хергиани,— говорил он,— вот здесь лежит моя мать.

Я все это знал и молча кивал головой. Кругом цвели яблоки и пели птицы.

— Дурак, какой он был дурак,—сказал Чхумлиан и вдруг всхлипнул,— я всегда ему говорил, совсем ты у меня дурачок маленький... Я так сказал: «Больше за Мишу я никогда не буду плакать». Но почему-то вот слезы сами...

...Тетя Сара утверждала, что Натумцвель родился раньше Христа. Натумцвель даже его крестил. (Натумцвель— сванское имя Иоанна Предтечи.) В ее рассказах я узнавал библейские легенды, только в. несколько измененном виде. Христос в этих легендах мог пить араку, схватить дьявола Самаала за горло, участвовать в кровомщении. Богоматерь, пресвятая богородица Мария называлась «Марьям», ее почтенный супруг именовался «Есипом». А в остальном все происходило как полагается. Был царь Ирод, уничтоживший всех младенцев в Вифлееме, чтоб не родился человек сильнее его, были ясли, река Иордан и т. д.

Библейские легенды у тети Сары переплетались с чисто сванскими. Эти отличались многими подробностями, часто уводившими в сторону от основного сюжетного стержня. Приведу одну из них в сокращенном виде. Это легенда о солнце и луне.

До появления солнца землю освещало что-то другое. Но бог потребовал это земное светило к себе. У бога был большой праздник, ему нужно было освещение. Земля осталась во тьме. Люди кричали и плакали, они готовились уже к смерти, но тут на небе показалось другое светило, которое называется «миж»—солнце. Вот как это случилось.

Солнце и луна единокровные братья. Отец у них один, а матери разные. Луна моложе солнца. Раз бог им объявил: кто встанет раньше, тот будет светить днем. Каждый хотел быть дневным светилом. Поэтому младший, чтоб не проспать, подостлал под себя шиповник и крапиву. Он долго не мог уснуть, а к утру заснул как убитый. Старший был умнее, он лег вечером пораньше и рано проснулся. Встал первым, вышел из дома и стал светить. Бог запретил матерям будить своих детей, и младший проспал до вечера. А когда этот соня проснулся, рассерженная мать шлепнула его по лицу. Рука у нее была в это время в тесте, отсюда и след на луне. У луны только одна сторона светлая, другая темная.

— Тетя Сара,—спросил я,—а что это за предок у вас был такой — Чхумлиан?

— О, это был большой и очень сильный человек! — ответила она и принялась рассказывать.— В роде Хергиани было много сильных людей. Дед Никалоз мог поднять сразу семь взрослых мужчин. В роде Хергиани было много и мудрых людей, недаром для осуществления кровной мести всегда выбирали стариков из нашего рода. Но Чхумлиан, брат нашего родоначальника, был самым сильным и мудрым из всех. Он понимал даже разговор птиц. Однажды он сидел в гостях, когда к нему прилетела птица и сказала: «Ты здесь сидишь, пируешь, а в Чубери горит твой дом!» Он встал и пошел в Чубери. Приходит, дом сгорел. «Успели вы вынести деревянное корыто, в котором мы делаем хлеб?» — спросил Чхумлиан женщин. «Да. Вот оно»,— отвечают те. «Ну тогда все хорошо,—сказал Чхумлиан,— птица указала мне, из какого дерева я должен был сделать это корыто и сказала, что, если оно будет в доме, в нем всегда будет счастье». Чхумлиан был братом Хергиана, нашего предка. Третьего их брата звали Маргулан. Сванов тогда было мало, а земля много. Хергиану, как старшему, дали право первому выбрать себе место. Он выбрал Местию. Так и расселились эти три рода: Чхумлиан выбрал Чубери, а Маргулан — Кали.

...Дядя Никалоз порадовал нас игрой на чунире. У сванов два музыкальных инструмента: щипковый инструмент чанг, напоминающий лиру или кифару, с которой древние греки изображали предводителя муз Аполлона, и чунир, или чанур, смычковый инструмент вроде предка скрипки или скорее виолончели. Когда они звучат вместе, на чунире исполняют мелодию, а на чанге аккомпанируют.

По сванской легенде, чанг—это рука певца и музыканта Ростома, народного сванского героя, несколько напоминающего греческого Орфея. После смерти Ростома на его окостенелой руке сами натянулись струны. Чанг—инструмент печали. Когда-то на нем играли у постели умирающего, раненого воина или охотника, разбившегося в горах. Звук его успокаивает, как колыбельная песня.

Звучание чунира тоже весьма грустное. Чунир дяди Никалоза—круглый, обтянут кожей. Три его струны, изготовленные из конского волоса, натянуты на деревянный гриф и укреплены на колках. Смычок тоже волосяной. Щемящий, скорбящий звук чунира красиво сливался в мелодии с голосом старика. Пел дядя Никалоз, как и поют всегда под этот инструмент, с закрытым ртом, еле слышно. Музыка интимная, она не годится для большой аудитории. Зато, когда ты сидишь вот так рядом с семидесятивосьмилетним стариком и он, закрыв глаза, неторопливо выводит свою печальную песню, кажется, что это волшебник, играющий на струнах твоей души. Неизгладимое впечатление.

Церковь святой Ламарии (Богоматери) в Лахтаги считается женской. Церквей с одинаковыми названиями в Верхней Сванетии немало. И везде почему-то я встречал со стороны мужчин-сванов несколько ироническое отношение к церквам Ламарии. Они любят говорить, что женщины собираются сюда, чтоб посплетничать о своих мужьях, одних поругать, другими похвалиться, В местийской церкви Богоматери есть июльский праздник «Лильшоми». В этот день сюда собираются женщины селения и обращаются к святой—каждая со своими нуждами. Потом пекут лепешки и пьют араку. Находится церковь в ведении «фамильцев» Чартолани. Был здесь еще и другой праздник, собиралась молодежь, играла и веселилась, пела и танцевала до утра. Уже без всякой араки. В церквах Ламарии, которые мне довелось увидеть, внутри нет никакого убранства. Разве что плиты для приготовления лепешек, такие же каменные сиденья да пучок разноцветных тряпочек и лоскутков, привязанных в знак напоминания о своих просьбах. Обычай в общем-то не христианский.