Создатель звезд - Генри Денкер

Подобные хитрости доставляли Доктору радость. Голливудские магнаты наслаждались обществом грудастых звездочек, но Ирвин Коун получал самые острые удовольствия с помощью бизнеса. Возможность сделать дополнительные деньги волновала его сильнее, чем занятие сексом с честолюбивой семнадцатилетней девчонкой.

Часть вторая

1

С годами кино стало важнейшей частью индустрии развлечений. Доктор уделял все большее внимание Голливуду. Один важный телефонный звонок мог заставить его тотчас полететь в Нью-Йорк, Лондон, Париж или Рим — туда, где возникали проблемы со съемками фильма. Другие морщились при возникновении трудностей, но Доктор преодолевал их с радостью и энтузиазмом. Ирвин Коун обогащался на любых изменениях конъюнктуры, которые всеми остальными рассматривались как бедствия.

Пока ТКА получало десять процентов от всех расходов, Доктор приветствовал любые перемены, хорошие и плохие. Даже такая надвигающаяся неприятность, как расследование конгрессом политической активности в Голливуде, не обеспокоила Коуна. Именно эта угроза заставила его проявить интерес к затухающей карьере клиента ТКА Джефа Джефферсона.

Звезда с типично американской внешностью, средним талантом и падающим в последнее десятилетие успехом у зрителей, Джеф Джефферсон начал терять популярность одновременно со снижением интереса к фильмам о второй мировой войне. Если бы не расследование, предпринятое конгрессом, Джеф Джефферсон, вероятно, навсегда превратился бы во второстепенного актера.

Расследование антиамериканской деятельности в Голливуде не могло начаться в более неподходящее время. Судебное решение, предписывающее студиям продать их кинотеатры, нанесло серьезный удар по индустрии. Страдая от конкуренции с телекомпаниями, кинобизнес не мог допустить, чтобы враждебная комиссия назвала Голливуд оплотом красных!

Сначала комиссия праведника, вермонтского конгрессмена Колби, ограничилась тем, что вызвала в Вашингтон нескольких бродвейских сценаристов и актеров. Поняв, какое внимание уделяет пресса людям из шоу-бизнеса, Колби и его честолюбивые коллеги решили расширить сферу своего дознания.

Они решили провести свои слушания в Голливуде, сочтя его эпицентром распространения «красной заразы». Члены комиссии заявили, что такой выбор места работы повысит эффективность их деятельности. То, что поначалу казалось всего лишь досадными слухами, стало суровой реальностью. Повестки рассылались по всему городу.

Когда троих известных актеров вызвали на заседание комиссии, глава студии застонал: «Господи! Вот несчастье! Только этого нам не хватало! Они докажут, что мы — сеть красных шпионов! Это конец кинобизнеса. Мы можем заранее перерезать себе глотки!»

Но поскольку он уже предсказывал такую судьбу и предлагал подобное решение проблемы, когда ему пришлось подчиниться решению о продаже кинотеатров, никто не придавал большого значения его словам. Главы студий и их юристы собрались, чтобы выработать правильную стратегию поведения по отношению к Колби и его комиссии.

На этом заседании главный юрисконсульт МГМ произнес фамилию Ли Манделла.

Ли Манделл был весьма авторитетным вашингтонским адвокатом, специалистом по вопросам труда. Бывший консультант Белого дома, Манделл обрел огромный успех в своей частной практике, которой занялся после ухода с государственной службы.

Благодаря своим политическим связям и близкому знакомству с правительственными чиновниками, многим из которых он помог подняться наверх, Манделл считался экспертом по всем государственным делам. Его сотрудничество с Американским советом по труду получило высокую оценку как у работодателей, так и у профсоюзов, и было оплачено весьма щедро. Его добровольная работа с Комитетом по защите гражданских свобод помогла заслужить глубокое уважение разумных консерваторов и либералов.

Услуги Манделла стоили весьма дорого, но поскольку расследование представляло опасность для самых ценных звезд, режиссеров и сценаристов, студии решили объединить свои юридические силы и защитить своих людей.

Получив согласие Манделла взяться за эту работу, кинокомпании пригласили его в Голливуд и поместили в отдельном коттедже отеля «Беверли-Хиллз», где проживание обходилось ежесуточно в сто пятьдесят долларов. Манделлу предоставили «кадиллак» с шофером. Поскольку юрист прилетел один, ему деликатно предложили несколько звездочек на выбор. Но он отказался от них, потягивая трубку и добродушно улыбаясь.

В течение нескольких первых дней он приглашал людей, вызванных на заседание комиссии, к себе в «Беверли-Хиллз». Беседы проходили в патио возле коттеджа. Под теплым калифорнийским солнцем он осторожно прощупывал их политические связи, участие в работе обществ, на первый взгляд казавшихся неполитическими. Манделл интересовался даже тем, на какие журналы и газеты подписывались эти люди.

Как опытный психоаналитик, Манделл не выдавал своего личного отношения к признаниям собеседника. Он не выражал раздражения или тревоги. Обладатель густых седых усов и изогнутой курительной трубки казался воплощением образа доброго отца. Однако внимательный наблюдатель мог бы заметить, что частота, с которой он вновь зажигал трубку, свидетельствовала о степени его беспокойства. Он задавал самые опасные вопросы, чиркнув спичкой и поднося ее к табаку. Горящая спичка, опасение, что Манделл обожжется, не успев прикурить, отвлекали внимание собеседника и заставляли его давать более правдивые ответы.

Через несколько дней, отданных такому исследованию ситуации, Ли Манделл решил, что он готов встретиться с объединенным комитетом юристов, представляющих все студии.

Совещание состоялось в полдень в столовой руководства «Метро-Голдвин-Майер». Ленч был съеден быстро — все хотели поскорей услышать мнение Манделла.

Когда подали кофе, юрист знаком попросил удалить из комнаты официантов и всех людей, не имеющих близкого отношения к проблеме.

После того, как дверь была закрыта и заперта, Манделл снова зажег трубку, сделал затяжку и выпустил дым из ноздрей. Затем он вздохнул и наконец сообщил свой вердикт.

— Господа, — мрачным тоном произнес Манделл, — у вас серьезные неприятности. Весьма серьезные.

Это заключение не носило юридического характера. Но Манделлу удалось встревожить людей. Задав тон совещанию, он продолжил:

— Все это дурно пахнет! Я даже сожалею о том, что вы, господа, вызвали меня сюда!

Смертельный испуг заменил чувство страха. Слова Манделла казались преамбулой к его отказу.