Чудовище - Кейт Коннолли

— Это и есть секрет, да? Про лозу?

— Дело в том, что это не обычное растение-переросток. — Рен машет рукой в сторону колючего чудовища. — Здесь не обошлось без черной магии. Кто-то пытается добраться до короля.

У меня перехватывает дух. Сомневаться невозможно. Это дело рук колдуна. Неудивительно, что лозу не удалось уничтожить.

— Кто? — спрашиваю я.

— Неизвестно. — Рен пожимает плечами, но блеск в его глазах говорит мне, что он знает что-то еще. Он тоже наверняка подозревает колдуна. А может, и впрямь ходит у него в подручных и гордится творениями своего хозяина. Впрочем, это вряд ли.

— А откуда ты все это знаешь? Интересно же! — Я выдавливаю из себя смешок, но на самом деле мне очень хочется знать ответ.

Он грозит мне пальцем:

— Не скажу. Пока что.

Рен ведет меня за собой по переулкам, прочь от зловещей шипастой лозы. У фонтана с ангелочками — у нашего с ним фонтана, — он замедляет шаг и смущенно улыбается.

— Мне надо идти. Увидимся завтра?

— Да, — едва могу вымолвить я. Мне не хочется, чтобы он уходил.

— Вот и славно, — говорит он и убегает по переулку, лишь раз обернувшись, чтобы помахать мне.

Я стою на краю фонтана, словно статуя, и жду, покуда теплый запах свежевыпеченного хлеба не растает в ночном воздухе.

День тридцать третий

Я сижу под ивой у нас во дворе и гляжу на деревья, пылающие в лучах опускающегося за изгородь солнца. Отца не было дома почти полдня. Он ходил по рынкам — как всегда, искал разные вещества для своих экспериментов. Он неизменно находит что-нибудь нужное на рынках близлежащих деревушек или у бродячих торговцев. Когда он ушел, я тотчас же отправилась к реке, махнув рукой на грешную тяжесть секретов и надеясь повидать моего дракона. Мне никак не удается отыскать Бату первой, зато он никогда не подводит и всякий раз находит меня сам.

Впрочем, сегодня наша встреча была такой же короткой, как всегда, и я не сумела убедить дракона, что отец на нашей стороне. Положительно, подозрительнее Бату может быть только он.

Вернувшись домой на закате дня, я вновь берусь за сказки и другие отцовские книги и выискиваю в них что-нибудь о каменных драконах. Бату обычно отвечает на мои вопросы, но непредвзятый взгляд может пролить больше света на загадку, которую он собой представляет. Правда, покуда мой улов отнюдь не велик. Каменные драконы живут в горах. Они одиночки. Считается, что они вымерли.

Устав от чтения, я собираю книги и иду в башню. Скоро мне лететь в Брайр. Я снова увижу Рена. «Тепло» — вот слово, которое неизменно напоминает мне о нем. Меня буквально распирает изнутри, так, что я вот-вот лопну. Бату, Рен, отец — да у меня же целая семья!

Впрочем, отец бы этого не одобрил. Встречаясь каждую ночь с Реном, я поступаю очень дурно. А когда ухожу из нашего безопасного укрытия на поиски дракона, существование которого я, пусть и ненамеренно, скрыла от отца, — и того хуже.

А самое худшее — то, что я наверняка буду делать это снова и снова. Не может же отец навеки сделать меня одинокой.

В ту ночь, когда мы впервые говорили с Реном, я даже позабыла о девочке, которую убила. Но у тюрьмы моя меланхолия разыгралась с новой силой. Я выбрала девочку с самыми розовыми щечками. Но каждую ночь с той поры у фонтана я встречала Рена, который уже отнес свою записку и принес мне розу. И с каждой нашей встречей я все больше подпадала под его обаяние.

В последней записке Рена говорилось: «По слухам, на улицах появилось чудовище. Верните Д. на первую позицию». Услышав это, отец нахмурился и помрачнел, а я уловила в его лице выражение разочарования. Страшно даже подумать, что за чудовище имеется в виду. По всей вероятности — я. Что, если мужчина, которого я отравила на дороге, когда тренировалась, меня запомнил? Что, если он видел больше, чем я думаю?

Страшнее всего — представить, что подумает Рен, если увидит, сколько всего ко мне пришито. Что, если он и впрямь меня возненавидит, как говорит отец? Мои крылья, хвост и разноцветная кожа встают между нами незримой стеной.

На первом этаже башни я слышу доносящийся сверху негромкий плач. Я охотно приласкала бы тех двух девочек наверху, но мое присутствие пугает их больше всего на свете. Отец попросил, чтобы я с ними не общалась и приходила только для того, чтобы ужалить на ночь.

Их слезы надрывают мне сердце, но я слушаюсь отца. Надо же его хоть в чем-то слушаться. Хватит с меня Бату и Рена.

Я ставлю книги на полку, беру лейку и отправляюсь в сад, поливать розы. Красные и желтые лепестки пламенеют в угасающем свете дня. Я глажу лепестки, ласково говорю с цветами. Им это нравится — с каждым днем они становятся все больше и краше.

Коснувшись пальцем шипа, я вспоминаю чудовищную колючую лозу, которую показывал мне Рен. Странно все-таки, когда лоза растет так быстро. Интересно, может, отец знает, что это за лоза и зачем колдун ее наслал.

Хруст веток и листьев за оградой говорит мне о приближении отца. Он входит во двор, я бегу и бросаюсь к нему на шею.

— Ах ты моя милая, — говорит он, обнимая меня в ответ. — И чем же я заслужил столь теплый прием?

— Я по тебе соскучилась.

Это правда. Оказывается, мне не нравится быть одной.

Лавировать между долгом перед отцом и потребностью быть с Реном с каждым днем становится все труднее.

Я веду отца в дом. Он вешает дорожный плащ на крюк в стене и садится отдохнуть у огня. Пиппа требовательно тявкает, и он пускает ее к себе на колени и почесывает за ухом.

Я стою. На языке вертится вопрос.

— Ты что-то хочешь, Кимера?

Я принимаю это за приглашение и сажусь рядом с отцом.

— Я видела одну странную штуку в Брайре. Может, ты знаешь, что это такое.

Он ждет продолжения. Из-под отцовской ладони сердито глядит Пиппа.

— Это было растение, очень странное. Похоже на мои розы, но… страшнее, так, наверное. У него были черные шипы, много, и всюду лозы. А цветы — как розы, да. И оно как будто хотело сожрать дворец и все дома вокруг! Ты такое когда-нибудь видел?

На лице отца мелькает тень озабоченности. Потом он хмурится.

— По описанию похоже на довольно агрессивную ползучую лозу. Возможно, горожане бросали ей мусор, чтобы она им питалась. Вероятно, этим и объясняются ее выдающиеся размеры. — Тут отец улыбается. — Впрочем, я уверен, что насчет дворца ты немного преувеличила.

— Да нет же, нет! Оно целую улицу заплело! Это наверняка дело рук колдуна.

Отец хмурится сильнее.

— Послушай, по ночам темнота часто играет странные шутки со зрением, даже с таким острым, как у тебя. Подумай сама, зачем колдуну сажать это растение? Зачем тратить время и силы, если он и так занят девочками из Брайра? Это совершенно бессмысленно.

— Но я своими глазами все видела. Оно такое, как я говорю, честное слово.

— Милая, я нисколько не сомневаюсь в том, что ты веришь, будто видела именно это. Но я уверен, что ты ошибаешься.

Ну вот — отец не верит мне, своим глазам и ушам в городе!

— Но, папа, я…

— Все, все. Думай только о девочках, а причуды флоры и фауны Брайра пусть тебя не волнуют. Не забывай о своем долге.

Он похлопывает меня по плечу, улыбается — вроде бы грустновато, — и встает.

Я улыбаюсь в ответ, но внутри у меня все кипит. Я ничего не преувеличила. Еще несколько месяцев, и лоза пожрет дворец целиком.

Но отец касается моей щеки прохладной ладонью, и тревога развеивается без следа.

Разумеется, отец прав. Спасение девочек прежде всего. Отец всегда прав.

Я жду у фонтана. Сердце гложет тупая боль. Если бы отец знал, чем я тут занимаюсь, он бы ужасно рассердился. Но стоит мне учуять запах свежевыпеченного хлеба, запах Рена, как я тут же обо всем забываю.

Я оборачиваюсь и широко улыбаюсь. Рен улыбается в ответ и берет меня за руку. От прикосновения во мне просыпается приятное щекочущее чувство. От пальцев к скулам бежит жаркая волна. Что-то в Рене есть странно знакомое и в то же время такое чуждое.

— Пойдем, — говорит он. — Я тебе кое-что покажу.

Он ведет меня из переулка в переулок, и очень скоро я понимаю, куда мы направляемся.

Во дворец.

Когда становятся видны ворота, я, затаив дыхание, разглядываю причудливые завитки кованого узора. Прежде я не обращала на них внимания и думала только о том, как остаться незамеченной и увидеть сад за стеной. Но, даже покинутый, дворец прекрасен. Рен прижимает палец к губам и ведет меня к потайному ходу. Когда в стене открывается проход, я изображаю живейшее удивление, а потом специально медлю, словно не знаю дороги наизусть.

Розы и подстриженные кусты прекрасны, как всегда. Чудесны. Великолепны. Просто дух захватывает. Сотни разных слов всплывают у меня в памяти при одном их виде. Рен держится за огромными подстриженными кустами изгороди, так, чтобы нас не заметили стражники от караулки. Останавливается он в самом углу сада, где на траве меж розовых кустов и живых изгородей лежит одеяло. Рядом стоит корзина с вином, сыром и колбасками.