Поп - Александр Сегень

— А если снова придут сибиряки? — спросил Торопцев.

— Получат по зубам, — парировал Фрайгаузен. — Сибирь достанется японцам.

— Напрасно разбрасываетесь, — сказал отец Александр. — Богатая земля.

Сообщение Фрайгаузена об окончательном разгроме Красной Армии придавило его, но теперь уж он не спешил отчаиваться.

«Слепой сказал — посмотрим!» — подумал батюшка. А вслух произнёс:

— В футбол, может быть, и впрямь немцы лучше...

— Вы полагаете, как я вижу, это опять блеф, — проницательно продолжил Фрайгаузен. — Но вы скоро убедитесь: на сей раз большевикам капут.

— В связи с этим, — смекнул батюшка, что самый момент, — нельзя ли похлопотать о смягчении участи русских военнопленных в лагере «Сырая низина»? Благодарю, что с вашей лёгкой руки они у меня в храме были на торжественной службе в день Пасхи. Но, как выяснилось, из них многие не крещены до сих пор, хотя и очень хотели бы... Я обратился к коменданту Шмутцу с просьбой отпустить их ко мне для совершения таинства, но до сих пор не получил ответа. А между тем, сами знаете, в каких невыносимых условиях они находятся. Ведь они могут умереть некрещеными!

— Не беспокойтесь, батюшка, — с улыбкой оглянулся Фрайгаузен. — Я скажу Шмутцу. А вообще, в ближайшие месяцы после капитуляции Сталина узников концлагерей станут потихонечку отпускать на все четыре стороны. Точнее, им будут давать вид на жительство, чтобы они могли работать на благо великой Германии. Сейчас ежедневно в плен сдаются десятки тысяч красноармейцев. Взгляните, какие им выдают пропуска.

Он протянул на заднее сиденье отцу Александру и Торопцеву листок, на котором была изображена голова Сталина, срезанная серпом и сверху побиваемая молотом. Рядом с головой — расшифрованная надпись «СССР»:

Смерть

Сталина

Спасёт

Россию!

Далее шёл текст: «С одним пропуском на сторону германских войск может перейти неограниченное количество командиров и бойцов! Приказ Сталина о преследовании семей, переходящих на нашу сторону командиров и бойцов, — невыполним. Германское командование не публикует списков пленных. Поэтому не бойтесь сталинских запугиваний».

«ПРОПУСК

Предъявитель сего переходит на сторону Германских Вооруженных Сил. Немецкие офицеры и солдаты окажут перешедшему хороший прием, накормят его и устроят на работу. Переходить на строну Германских войск можно и без пропуска: мы и в этом случае гарантируем хороший прием».

— Так что никаких больше концлагерей, — радовался Фрайгаузен. — Сдался в плен — получай вид на жительство и работу.

— Хорошо бы побыстрее моих освободили, — пёкся батюшка, — а то ведь мрут! Мороз никак не уходит.

— Кстати, про мороз. — Фрайгаузен поднял вверх указательный палец. — Всё происходит точно так же, как семьсот лет назад. Зима на удивление затягивается. Ведь тогда тоже был апрель, а бились на льду!

Вскоре машина выехала на берег обширного озера. Ещё когда проезжали село Самолву, отец Александр догадался, куда они путь держат, и сейчас лишь изобразил удивление:

— Неужто на то самое место приехали?

— Так точно. Прошу, — Фрайгаузен помог священнику выйти из автомобиля.

Они отправились вдоль высокого берега, глядя на расстилающуюся гладь озера, покрытую снегом, которую кое-где ветер вылизал до ледяных залысин. В лицо задувало, солнце тщилось пробиться сквозь серые облака и не могло.

— Вот видите, — говорил Фрайгаузен, — всё точно так же, как тогда. И лёд способен выдержать на себе два войска, но может и проломиться в иных местах. А значит, природа подготовила сегодня встречу Александру. Значит, он где-то здесь незримо присутствует. Вот сейчас бы привезти сюда всех красных командиров, да и пустить их под лёд! Это было бы глубоко символично!

Отец Александр и Торопцев приостановились, полковник прошёл немного вперёд, и батюшка произнёс:

— Боже мой! И это говорит человек, который сделал для нас столько доброго! Неужели они все такие?.

— Мне кажется, он выпил, — предположил Николай Николаевич.

— Ну, где ты, Солнце земли Русской? — глядя в низко нависшее небо, воскликнул вдруг Фрайгаузен.

В тот же миг, разрушив прочные ряды облаков, солнце вырвалось и сверкнуло яростно. Фрайгаузен оступился и неловко упал лицом в снег.

— И поделом! — вырвалось у отца Александра. Полковник с хохотом вскочил на ноги, поднял и надел фуражку:

— Силён, силён князь Невский!

Вдруг вдалеке зазвучали выстрелы, пули пролетели со свистом, будто железные кольца по стальным натянутым проводам, нанизывающим на себя всю округу. Шофёр Фрайгаузена рванул машину, быстро подъехал.

— Скорее! — крикнул полковник, распахивая дверцы и прыгая на переднее сиденье.

Батюшка и Торопцев тоже запрыгнули на свои места.

Автомобиль помчался прочь. Фрайгаузен изготовил пистолет и лихорадочно оглядывался по сторонам. Выстрелы били, пули свистели рядом с автомобилем. Одна из них даже ударила в задний капот — салон машины туго и тупо дрогнул.

— Не хватало в такой день погибнуть от наших, — засмеялся отец Александр.

— Партизаны — не наши! — возразил Фрайгаузен. — Это бандиты, выродки! Убивают православных.

Стрельба ещё слышалась, но уже где-то вдалеке. Солнце скрылось, поднялся сильный ветер, качавший голые деревья. Обратно в Закаты ехали молча.

51.

Вмиг унеслась прочь зима!

Весна пришла дружная, и в начале мая трудно было себе представить, что всего две недели назад лежали снега, озера и реки еще не сняли с себя лёд!

Всё преобразилось, окрасилось в нежно-зелёные тона. В воздухе с утра колыхалось томное марево весны, заставлявшее стариков вспоминать молодость, а молодых напрочь забывать, что где-то есть какая-то война.

Но тяжело приходилось тем, кто недавно потерял любимого или любимую. Тем, кто не мог предать память о самом дорогом для себя человеке, полюбить другого...

52.

Полуостров, отделяющий Псковское озеро от Чудского, реденько покрыт лесами. Между двумя большими озёрами здесь лежит ещё маленькое, в старину его называли Узмень, сейчас — Тёплое озеро. Здесь и впрямь вода теплее, чем к северу и югу. Этой особенностью здешней природы некогда и воспользовался князь победоносец, сумев оттеснить тевтонских рыцарей с ещё крепкого льда Чудского озера на уже хрупкий лёд Узмени.

Всего в семи километрах от того места, в небольшом лесу, окружённом селами и деревнями Самолва, Замошье, Чудская Рудница, Чудские Заходы, Луг, Казаковец и Таборы, прятался небольшой, под стать лесу, партизанский отряд.

Уже с середины апреля стали стекаться люди. Вместе с командиром, товарищем Климовым, пришёл из Закатов и Алексей Луготинцев. Явился Клещёв — один из тех, кто первым начинал в здешних местах партизанить, маленький и злобный.

Явилось и крепкое пополнение — двое бравых бойцов, Табак и Муркин. Это не прозвища у них были такие, а настоящие фамилии. Игорь Муркин был из местных, из Чудских Заходов, а Сашка Табак из большого села Серёдки, что километрах в сорока отсюда. Там-то леса были погуще и пообширней, и тоже имелся партизанский отряд, но Табак испытывал сильную любовь к краеведению, чтил память Ледового побоища и оттого перекочевал к Климову, можно сказать, по идейным соображениям — хотел громить немцев и эстонцев там, где это делал семь столетий назад Александр Невский. Он высчитал, что восемнадцатого апреля исполнится ровно семьсот лет, и сильно захотел побывать в этот день на том самом месте. Втроём — Луготинцев, Табак и Муркин — они и отправились на озеро. Какова же была их радость, когда вдалеке, на берегу озера, они увидели немецкую машину, прогуливающегося фашистского офицера, а рядом с ним двоих русских — один из них поп, а про второго Табак сказал:

— А это просто из бобиков.

— Не говори так, — возразил Луготинцев. — Это хороший человек. Торопцев. Его убивать не будем. Возьмём с собой в отряд. Он с нами вместе воевать станет.

Машина была одна, дурак — немец не позаботился о хорошей охране, как видно, предполагая, что пока держатся морозы, партизаны не зашевелятся. Можно было подкрасться поближе, но Муркин дал оплошку — выстрелил раньше времени. Из-за этого обстрелянные успели запрыгнуть в машину и уехать! Так что трое молодых партизан без толку потратили патроны. Но напугали, и то хорошо. Все же отметили годовщину Ледового побоища!

— Ничего, я этого попа ещё достану, — весело пообещал Лёшка. — Он у нас в Закатах мракобесие своё разводит, немцам сапоги лижет...

53.

Но прошёл месяц, прежде чем он вознамерился исполнить зарок.

Вокруг пела весна, пела о любви, но для партизана Луготинцева та песня была скорбная, потому что не мог он предать Машу, свою любовь к ней!

Песни весны лишь сердили его, раздражали и злили.

— Как хорошо, — бормотал отец Александр, едучи на велосипеде по дороге через лес. — Как упоительно хорошо, Господи! Когда же наступит «на земле мир, в человецех благоволение»?