Теория вечной жизни - Родни Коллин

Если рассматривать огромный приток электронной энергии в момент смерти как безмерно усиленную версию притока света и впечатлений при пробуждении, то мы поймем, почему память о прошлой жизни, после освещения ее первой вспышкой молнии, неизбежно должна исчезать. Память о сновидениях разрушается при пробуждении, а память о жизни разрушается в момент смерти по тому же самому закону, по которому металлы теряют способность передавать звук, как только начинают передавать более сильную энергию тепла, или звезды исчезают в сиянии солнца. Чтобы продолжать изучать звезды после восхода солнца, необходима особая и трудная техника наблюдения – со дна колодца или с помощью ширм. И точно так же должно обстоять дело с сохранением памяти после смерти.

Но перенос памяти об этой жизни в другие состояния после смерти, для изучения ее смысла в свете тамошних условий – это только половина проблемы. Ибо чтобы использовать такие воспоминания, необходимо перенести их еще дальше, в соединении с воспоминаниями о невидимых мирах, в следующую жизнь. И для этого должно быть преодолено еще более чудовищное изменение состояния, а именно то, что связано с рождением в привычный физический мир. И в самом деле, трудно представить, что окажется более сильным шоком – потеря физической формы и бесформенный выход в электронный мир при смерти или потеря защиты утробы и выход в мир света, воздуха, звука и холода в момент рождения.

Согласно индуистской традиции, выраженной в «Вишну-пуране», именно это последнее изменение состояния наиболее эффективно разрушает память:

«Нежное и тонкое животное существует в эмбрионе… плавая в воде… не способное дышать, наделенное сознанием и вспоминающее многие сотни предыдущих жизней… Когда ребенок готов родиться… он поворачивается головой вниз и насильно выталкивается из утробы сильными и болезненными ветрами родов; и младенец, теряя на время все ощущения, при контакте с внешним воздухом немедленно лишается интеллектуального знания»[72]

Таким образом, есть два основных вида памяти, которых нам недостает, и которые, как кажется, разрушаются различными способами. Во-первых, нам недостает памяти о наших предыдущих физических жизнях. Несомненно, это происходит по той же самой причине, по которой нам недостает памяти о большей части нашей настоящей жизни, а именно – потому что ее слишком мучительно вспоминать. Обычно мы не хотим вспоминать прошлое, мы предпочитаем занимать свои умы воображаемым будущим, совершенно несоответствующим прошлому. Таким путем функция памяти атрофируется.

Во-вторых, у нас нет памяти о других состояниях материи, в которых мы могли существовать до зачатия, и о тех невообразимых свободе и восприятиях, которые принадлежат молекулярному и электронному мирам. И причина этому, возможно, в том, что мы никогда не изучали ту особую и ужасно трудную технику переноса памяти через некое фундаментальное изменение бытия.

«Каждая душа, которая принадлежит человеку, непременно видела вещи, которые истинно существуют [говорит Платон в „Федре“], иначе она бы не вошла в это создание; но вспомнить эти вещи, которые там, на основании того, что есть здесь, нелегко для любой души: одни созерцали эти вещи там лишь короткое время, другие, упав на землю, обратились под чужим воздействием к неправде и на свое несчастье забыли все священные вещи, виденные ими прежде. Поистине немного тех, у которых осталось памяти в достаточной мере»[73]

Как может человек развить память «в достаточной мере», чтобы вспомнить себя и перенести это воспоминание из одного мира в другой, из одной жизни в следующую? Прежде всего, он должен начать со своей настоящей жизни. Ибо, что бы ни происходило в других жизнях, это уже хранится внутри него во всех подробностях, как пленка, которая была заснята, но не проявлена. Вернее, в нем есть много различных пленок, поскольку каждая из его функций создает и сохраняет свои собственные записи – одна катушка всех его зрительных впечатлений, вторая – звуков и бесед, которые он слышал, третья – собственных движений, четвертая – физических ощущений и так далее. В коре головного мозга, в глазу, в гортани миллионы восприятий, которые составляют его жизнь, – низведенные до молекулярной или электронной шкалы, лежат спящие, но неприкосновенные.

Как мы сказали, в обычном человеке эти пленки не проявлены, то есть память о них «забыта», за исключением тех случаев, когда внимание в настоящем случайно притягивается к той или иной короткой сцене неким сходством или контрастом. Ибо именно внимание, или сознание, и есть этот проявитель. Поэтому человек, который хочет «проявить память», должен намеренно прикоснуться к своим записям сознанием. Он должен начать проявлять свою внутреннюю пленку прошлого прямо сейчас, а не ждать ее внезапного и ошеломляющего откровения в смерти.

Вначале эти воспоминания – о людях, местах, важных и незначительных происшествиях, – которые обычно вызываются только ассоциациями, должны быть вызваны последовательным усилием воли. Их необходимо распределить по месяцам и годам. Они должны быть собраны, разложены и оценены – особенно те, которые ему меньше всего хочется вспоминать. Ибо именно эта способность не помнить прошлые слабости, ошибки и неудачи удерживает человека таким, как он есть, что позволяет ему повторять те же самые фатальные ошибки постоянно и безболезненно – или, скорее, откладывать все причиняемые ими мучения совести до одного последнего невыносимого переживания. Поэтому первая задача человека, который хочет развить память, – это помнить себя во времени.

Но когда человек серьезно пытается это делать, он сталкивается со многими вещами в своем прошлом, повторение которых он просто никак не может допустить. Он может обнаружить там первое мелкое проявление той привычки, которая позже станет катастрофической; он может вспомнить первую случайную встречу в неком фатальном отношении или какую-то глупую небрежность, приведшую к большой трагедии. Встречаясь и глядя в лицо таким воспоминаниям, он начнет познавать самого себя. Он увидит, чем он был – и что он есть. И он поймет, что раньше он соглашался со своим прошлым только потому, что не помнил его.

Изучая свои воспоминания дальше, он может увидеть, что эти драматические моменты его жизни – как хорошие, так и плохие, – не обособленны, но были предзнаменованы многими предыдущими ситуациями, каждая из которых намечала будущую кульминацию во все более подробных и обстоятельных деталях. Ему может даже показаться, что такие «предощущения» представляют некий вид обратной памяти, невидимое эхо импульсов в обратном времени, которые мы уже предположили ранее. И он поймет, что для того, чтобы по-другому сыграть финальную сцену, необходимо изменить и эти «репетиции», начиная с самого младенчества.

Из этого в нем может постепенно начать развиваться особого рода двойная память. Он будет одновременно видеть, что произошло на самом деле, и что могло произойти, если бы он был более сознательным. И чем яснее он помнит прошлое, тем больше значения он придаст этим новым возможностям, которые он поместит в некое будущее возвращение. Возвращение свяжется для него с идеей возможного сознания. Он начнет реконструировать свою жизнь.

Чем настойчивее он будет в этих реконструкциях, тем мучительнее окажется контраст между тем, что было, и тем, что могло бы быть. И это необходимая часть процесса, ибо так же, как сознание – это проявитель для пленки памяти, так и совесть – ее закрепитель. Цель должна заключаться в том, чтобы развить и закрепить память постепенно и намеренно, еще при жизни. Ибо так же, как слишком сильный проявитель и слишком сильный закрепитель не выявляет фотографию, а, наоборот, непоправимо разрушает ее, точно так же ошеломляющий поток сознания и совести, освобожденный электронным состоянием, разрушит память в момент смерти, если только она не была проявлена и навсегда закреплена при жизни.

При таком все более живом и остром воспоминании всех перекрестков своего прошлого у человека возникнет вопрос: как создать для самого себя предостережения при встрече с ними в следующий раз? Как передать себе тогда то, что он чувствует теперь? Возможно, он может пойти назад к реальной сцене некой ошибки или возможности и, стараясь изо всех сил помнить себя, попытается прикрепить к некой стене или дереву, запечатленному в его памяти, то понимание, которое он хочет передать. Он может сказать самому себе, что, когда он будет стоять там в своей следующей жизни, вид этого дерева должен напомнить ему о том, чтобы помнить.

Тогда ему станет ясно, что его единственный шанс – это стать сознательным сейчас. Он практически поймет тот принцип, что единственный способ передать память в другую жизнь – силой сознания в этой жизни. И он поймет, что цель приобретения сознания при жизни в том, чтобы остаться сознательным после смерти.