Эксперт № 30 (2014) - Эксперт Эксперт

Еще в начале ХХ века священник Павел Флоренский в статье «Троице-Сергиева Лавра и Россия» писал: «Чтобы понять Россию, надо понять Лавру, а чтобы вникнуть в Лавру, должно внимательным взором всмотреться в основателя ее, признанного святым при жизни, “чудного старца, святого Сергия”».

Василий Ключевский в 1892 году писал: «Творя память преп. Сергия, мы проверяем самих себя, пересматриваем свой нравственный запас, завещанный нам великими строителями нашего нравственного порядка, обновляем его, пополняя произведенные в нем траты. Ворота Лавры преп. Сергия затворятся и лампады погаснут над его гробницей только тогда, когда мы растратим этот запас без остатка, не пополняя его».

Юбилей преподобного Сергия — важный рубеж для нашего народа и государства. Сможем ли мы вспомнить его уроки и заветы и понять, что «есть имя нам»? Кто мы? Что для нашего народа самое ценное, за что можно и жизнь отдать? В свое время преподобный Сергий сам стал живым ответом на эти вопросы.

Феномен «русского духа» неотделим от Православия, а русское Православие – от образа смиренного монаха, примиряющего князей и вдохновляющего на защиту родной земли — преподобного Сергия. Его жизнь — объективное свидетельство силы личности, когда она освящена близостью к Богу.

Вопросы задавала Дина Бычкова

Самое хрупкое искусство Вячеслав Суриков

Из всех искусств музыка наиболее чутко реагирует на то, что происходит в окружающем мире. По мнению Алексея Рыбникова, сейчас она показывает, что человечество в своем развитии достигло интеллектуального предела

section class="box-today"

Сюжеты

Современное искусство:

Есть ли жизнь на пляже?

Неизменно дорогие товарищи

/section section class="tags"

Теги

Современное искусство

Культура

/section

Алексей Рыбников — композитор, в числе прочих создавший один из самых запоминающихся музыкальных образов времени, образ эпохи 1970-х; в 1990-е он резко сменил направление творческого движения и сосредоточился на написании музыки, не рассчитанной на широкий круг слушателей. Но в этом сезоне он вернулся к своему сочинению, в свое время побившему все сценические и тиражные рекорды. На сцене Театра имени Евгения Вахтангова состоялась премьера новой версии рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты».

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

— У вас очень много новых проектов. Тем не менее вы часто возвращаетесь к произведениям, которые были написаны много лет назад, и перезапускаете их, как это произошло с рок-оперой «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Почему?

— Музыкальные произведения пишутся для того, чтобы существовать — и не один, не два дня, а всегда. К этому стремились и стремятся все композиторы. Хорошо написанные произведения живут столетиями, особенно это касается музыкально-драматических произведений. Если они сошли со сцены и были забыты — значит, они были неудачно написаны. А те, что были написаны удачно сто, двести лет назад, они идут, и идут, и идут. Ни у кого не возникает вопроса, зачем ставить такое «старье», как «Дон Жуан» или «Севильский цирюльник» Моцарта. У рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» была непростая судьба: у нее появился новый текст, который сочинил Юлий Ким, при этом сюжет был написан практически заново. Очень важно, что мы представили новую версию рок-оперы на сцене Театра имени Вахтангова. Эта площадка показала, что «Хоакин Мурьета» — настоящее музыкально-драматическое произведение, способное претендовать на то, чтобы занимать самые серьезные позиции в этом жанре.

— Рок-опера «Юнона и Авось» идет на сцене Ленкома без перерыва уже больше тридцати лет. Как это можно объяснить?

— Жизнь показала, что этот жанр, который возник во второй половине прошлого века, оказался очень востребован. Не только «Юнона и Авось», но и другие рок-оперы оказались способны выдержать тысячи представлений. Это скорее норма. Хотя удач в этом жанре очень мало, но если это удача, то такое произведение идет очень и очень долго. Поэтому «Юнона», которая была поставлена в 1981 году в Ленкоме, а потом еще во многих других театрах, на сцене уже 33 года. Она и в нашем театре идет уже пять лет, и люди приходят. Это главное.

— Если говорить о настоящих хитах, то вспоминаются в первую очередь «Иисус Христос — суперзвезда» Эндрю Ллойда Вебера и ваши «Юнона и Авось» и «Хоакин Мурьета». Все они написаны в семидесятые. Получается, что была эпоха и вот она закончилась?

— Так и есть. Классика этого жанра была создана много десятилетий назад. Сейчас что-то появляется и исчезает. Всем хочется что-то сделать, но время изменилось, композиторы изменились. Для таких вещей нужны и особое образование, и особый талант. Должна возникнуть творческая группа, ведь рок-опера — это и поэзия, и драматургия, и музыка, и яркие первые исполнители. Мне в этом отношении очень повезло. Если бы все было по-другому, то могло бы ничего и не произойти. Для современных композиторов настали очень непростые времена, потому что публика предпочитает старые бренды. И внедрить в головы слушателей какой-то новый бренд, какую-то новую идею крайне сложно. Все держатся за традиции. Нового мелодического материала сейчас создается очень мало — такого, который мог бы оставаться на слуху долгие годы.

— Как вы пережили переход от музыки, предназначенной для максимально широкого круга слушателей, к музыке симфонической?

— Сейчас я пишу музыку для аудитории, которая знает и ценит симфоническую музыку. Должен вам сказать, что эта аудитория принимает далеко не все и получить ее признание очень непросто. Очень жесткая публика была в Бухаресте, где играли мою Шестую симфонию. Объясню почему: бухарестская публика избалована фестивалем Джордже Энеску, на который приезжают ведущие оркестры мира — и Лондонский симфонический, и Венский, и Берлинский. Хотя Румыния страна не очень богатая, она раз в два года тратит девять миллионов евро на то, чтобы собрать лучших музыкантов мира. Там я оказался в кругу ценителей симфонической музыки, которые обсуждали каждый нюанс исполнения симфоний Малера: этот сыграл хуже, а этот лучше, а у этого не тот темп… Они говорили о таких тонкостях, что если попасться к ним «на зубок», то есть риск живым не уйти. Но Шестую симфонию они приняли восторженно. Меня потом с этим поздравляли: заслужить внимание такой публики с новой вещью практически невозможно. Однако самые страшные и циничные ценители музыки — музыканты. То, что говорят о твоей музыке люди, которые ее исполняют, — значит, такая она и есть. Они не постесняются в выражениях, если что-то покажется им на что-то похожим, или вялым, или неинтересным. Между собой они это непременно будут обсуждать, и выдержать их критический подход композитору очень непросто. Поэтому я прошу своих друзей, которые в контакте с музыкантами симфонического оркестра, рассказывать мне, что те думают. Даже не после премьеры, а после первых репетиций: как им — нравится, не нравится? Но суд музыкантов всегда был, в общем, в мою пользу. И то, с каким энтузиазмом совершенно разные оркестры играли мою музыку, для меня самая лучшая награда. Я всегда писал только то, что мне нравится. Мне никогда не было интересно, будут это слушать миллионы или тысячи. Просто мне важно это написать. Мне важно сейчас таким образом себя выразить. Если я буду насильно что-то делать, делать то, что мне неинтересно, это будет не нужно никому: ни мне, ни публике — например, если вдруг начну писать какие-то песенки, стремясь вновь добиться популярности у миллионной аудитории. У каждого человека наступает момент, когда необходимо философски осмыслить свою жизнь: вот ты родился, живешь и должен умереть — как это вместить в сознание? Как объяснить феномен столь короткой человеческой жизни? Что-то понять, разобраться в этом мире — мне для этого понадобилось не только писать симфоническую музыку, но и самому тексты писать, стать и режиссером, и сценографом: делать весь спектакль самому, как это было при постановке «Литургии оглашенных».

— Тема киномузыки для вас на сегодняшний день закрыта?

— Для чужих проектов — да. Аккомпанировать чему-то там, что придумали другие люди, мне совершенно неинтересно. Я считаю, что преступно тратить свою жизнь и время на то, чтобы обслуживать чужие идеи.

— Есть разница в восприятии вашей симфонической музыки здесь, в России, где вас хорошо знают прежде всего как композитора, написавшего очень много музыки для кино, и за рубежом, где фильмы с вашей музыкой, как я полагаю, видело не так много людей?