Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 3 - 2018 - Людмила Ивановна Рублевская

— мальчик нежный, тонко чувствующий... Прекрасно рисовал, музицировал, и, конечно, ему внушали, что именно он достоин трона. Поэтому приударял за женой наследника российского престола, а впоследствии императрицей. Даже свидания ему с ней устраивали. Вот только Екатерина предпочла более мужественного Станислава Понятовского. Ему и помогла стать королем. Так что с последнего визита в Санкт-Петербург Огинский возвратился разочарованный. Вызвал его на родину опекун, канцлер Михал Чарторыйский, у которого как раз овдовела дочь — повод укрепить «Фамилию» новым браком.

В костеле в Волчине состоялись сразу две свадьбы: Александры с Михалом Казимиром Огинским и племянницы Александры Изабеллы Флеминг с Адамом Чарторыйским.

Так что Слоним, в котором Огинский устроил усадьбу муз и тем прославился, достался ему от жены, а той — от первого мужа.

Александра, ненавидевшая кузена-короля, активно толкала Михала Казимира в политику с прикидкой, чтобы он занял трон. Огинский стал гетманом, присоединился к Барской конфедерации, выступившей против Понятовского. Бездарно проиграл сражение Суворову: после одержанной накануне победы расслабился и, когда ночью на лагерь напали, пребывал в компании с любовницей д'Асе. То ли сочинял оперу, то ли играл на арфе... Гетман-кларнет, как его прозвали, удирал через окно. В эмиграции связался с известной авантюристкой княжной Таракановой, был поклонником Калиостро... Да кто только не разводил легковерного и самовлюбленного князя!

Александра разочаровалась в красавце муже. Тот, вернувшись из эмиграции, жил в Слониме, обустраивал театр. Соорудил такой, что на сцену могла заезжать конница, а сцена превращалась в бассейн, где имитировали морской бой. Жены побаивался.

В имениях гетманши, славившейся гостеприимством, тоже не скучно. В гостевых домиках всегда кто-то живет. Столы ломятся от блюд круглосуточно. Сама хозяйка «аднойчы на абед з'ела 60 крутых яек і двух каплуноў, запіўшы ўсё трыма бутэлькамі віна! Часам не магла заснуць, не наеўшыся крупнікам з рэпай і з паўталеркі "перогаў"». Племянник Адам Чарторыйский вспоминает: «Не мешает сказать несколько слов о дворе жены гетмана, Огинской, о ее образе жизни. Она была очень набожной, но между тем ее единственной заботой было занимать и развлекать своих гостей. При ней было много прелестных молодых девушек, принадлежавших к дворянским семьям. К концу ее туалета гости допускались в ее комнату, где встречались со всеми этими девицами, по очереди приносившими каждая какую-нибудь принадлежность туалета: цветок или ленту, вуаль или чепец, которые могли понадобиться в этот день. Затем все спускались в залы, где, не переставая, развлекались. Огинская очень любила играть в карты, поэтому самые известные игроки собрались в Седльце. Нельзя сказать, чтобы это было похвально, но это служило нам развлечением на некоторую часть дня... Летом гуляли в обширном саду, который назывался Александрией; Огинская устроила его на английский лад; осенью отправлялись на охоту; хозяйка сама принимала в ней участие и стреляла в дичь, пролетавшую мимо нее».

И еще один разрыв шаблона: нравы отнюдь не были чинными. Остались описания балов (редутов) в Гродно: дамы танцевали почти босыми, в подобиях античных сандалий, пальцы ног — в перстнях. Бывало, с обнаженной грудью. Новую моду — на полупрозрачные платья с разрезами и длинными шлейфами — завезла любовница короля Станислава Понятовского маркиза де Люлли.

Гетманша не только пирует, охотится и играет в карты. Она по-прежнему активно вмешивается в политику. В ее салоне в Гродно часто бывает русский посол Северс. Во время восстания Костюшко княгиня поддержала инсургентов большим взносом. Детей у Александры не было. Воспитывала племянниц. Умерла в 1798 году на руках мужа. И можно только гадать, какую роль в истории она сыграла бы, родись мужчиной.

СЮЖЕТ, ДОСТОЙНЫЙ ДЮМА.

СТАНИСЛАВ БОГУШ-СЕСТРЕНЦЕВИЧ

(1731—1826)

Можно составить целую библиотеку из пропавших книг белорусской культуры. Там окажется и продолжение «Каласоў пад сярпом тваім» Владимира Короткевича, и белорусскоязычные стихи Адама Мицкевича. Пополнила бы ту библиотеку и грамматика белорусского языка, составленная два века назад архиепископом Станиславом Богушем-Сестренцевичем. Точнее, книга называлась грамматикой языка литовского, и мнения ученых разделились: Адам Мальдис и Геннадий Кахановский верили, что под «литовским» имелся в виду белорусский, а языковед Сергей Запрудский утверждает, что автор подразумевал именно литовский язык в современном понятии, убедиться невозможно, поскольку рукопись пропала. Да и была ли? Зато персонаж в нашей истории есть, и весьма любопытный.

Наш герой родился 285 лет назад в имении Занки Волковысского уезда. Отец, стародубский стражник Ян Богуш-Сестренцевич, был кальвинистом, мать, Корнелия Одинец, — католичкой. Когда Станиславу исполнилось семь лет, отец нанял учителя — Касарина, обучавшего детей стольника Яна Канарского в соседнем имении. Когда подросли сестры Станислава, также присоединились к обучению. Мини-школа вместе со своим учителем переезжала то к одним родителям, то к другим. А в двенадцать лет нашего героя отправили учиться в Кейданский кальвинистский коллегиум, затем в Слуцкую гимназию. Публично блеснуть талантами Станиславу довелось в тринадцать лет. В июне 1745 года на похоронах ста роду бского хоружего по фамилии Волк он произнес такую проникновенную речь, что все были поражены. Присутствовавшие кальвинисты решили, что нельзя оставлять такой алмаз неограненным, и уже в августе юный Богуш-Сестренцевич был отправлен в Германию на обучение.

Ехал подросток, конечно, с радужными надеждами, снабженный спонсорскими средствами. Это его и подвело. В прусской гостинице недоросля при деньгах приметили воры. И обобрали до нитки.

Подросток растерялся. Чужбина, ни копейки в кармане... Да и, наверное, не хотелось падать кому-то в ноги, возвращаться домой нищим неудачником. Скорее всего, юноша увидел, как зазывают рекрутов, может, в той же гостинице, и решил завербоваться. Воинская служба — как раз для шляхтича. В Европе шла война за австрийское наследство. Станислав становится офицером гусарского полка. 1 декабря ему исполнилось четырнадцать, а 12-го в битве под Кассельдорфом он был ранен в руку картечью. В течение десяти дней в берлинском госпитале юного гусара подлечили и комиссовали.

А доучиваться-то надо... В Берлине отец-доминиканец Арманд, проникшись симпатией к умному юноше, устраивает Станислава в гимназию Святого Иоахима. Но литвинский тинейджер уже побывал на войне, попробовал вольной жизни. Поначалу работал старательно, осваивал языки, а затем вместе с одноклассником выучился курить трубку, пить пиво в корчме, шляться по вечеринкам. Это не помешало по окончании гимназии поступить на философский факультет университета во Франкфурте-на-Одере. Помните, как Гофман писал о буршах, вольнодумных студентах? Вот наш Станислав таким и был. Даже наделал долгов и сбежал, не закончив обучение.

27 августа 1751 года после шести лет отсутствия будущий архиепископ оказался на родине.

Какое-то время Богуш-Сестренцевич продолжает военную карьеру. Затем устраивается воспитателем детей князя Радзивилла. И здесь происходит