Штормовой предел - Шигин Владимир Виленович

— Мне уже поступила жалоба от подполковника Шидловского Прагского пехотного полка, подвергнувшегося избиению вашим офицером! — мрачно констатировал тот.

— Но ведь по всем правилам совести и чести прав в данном инциденте именно мой офицер! — в запальчивости возразил Снетов.

— А вот с этим разберется суд! — закончил недолгий разговор Аркас.

Выслушав Снетова, Миклуха понял, что побитый им подполковник решать дело миром не собирается. Мало того, он, вопреки старым традициям, не решился на дуэль как потерпевшее лицо. Впрочем, Миклуха считал потерпевшей стороной не Шидловского, а себя, так как оскорблению подверглась его супруга. Поэтому вечером того же дня он попросил мичмана Каланова сходить в офицерское собрание Прагского полка и передать вызов на дуэль подполковнику Шидловскому.

Согласно "Правилам о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде", офицер, оскорбивший товарища, обязан был дать сатисфакцию, а потерпевшая сторона — ее потребовать. При этом традиционно поругание чести офицерских жен, сестер или дочерей считалось наиболее тяжкими поводами и могло быть смыто только кровью у барьера. Однако одобрить дуэль мог только суд общества офицеров. Перед этим повод к поединку всегда тщательно изучали и обсуждали.

Мичман в собрание сходил и вызов передал, но Шидловский от дуэли отказался наотрез, сославшись, что предпочитает решать вопрос "по-современному" — через суд. К удивлению Каланова, часть офицеров Прагского полка тоже была настроена против дуэли своего сослуживца.

— Да разве это офицеры, то к женщинам пристают с непристойностями, то от дуэли, как черт от ладана, шарахаются! Одно слово — пехота! Что ж поделать, будем судиться! — выслушав Каланова, покачал головой Миклуха.

Впрочем, в каждом, даже самом плохом, правиле имеются свои исключения. Наверное, Миклуха был удивлен, когда вечером к нему постучали и на пороге дома он увидел поручика Прагского полка Жоржа Рожновского. Долговязый Рожновский, отдав честь старшему по чину офицеру (лейтенант флота соответствовал в то время штабс-капитану), отрапортовал:

— Господин лейтенант! Я уполномочен передать вам от имени честных офицеров нашего полка полное понимание неприятной ситуации. Мы полностью поддерживаем вас и считаем нашего сослуживца не только виновным, но и недостойным офицерских погон!

— Спасибо, господин поручик! — растрогался Миклуха. — Я знал, что в армии тоже есть настоящие офицеры!

Забегая вперед, скажем, что несколько лет спустя Миклуха снова встретил Жоржа Рожновского уже в Одессе, куда тот перевелся. Тот познакомил Миклуху и Юлию Николаевну со своей женой — смешливой и обаятельной блондинкой Верой и они даже пару раз совершали променады по набережной от Думской площади до Воронцовского дворца.

А тогда, на следующий день после визита Рожновского, Миклуха отправился в местную адвокатскую контору. Объяснил суть дела. Заняться вопросом Миклухи вызвался присяжный поверенный Бочаров за установленное таксой вознаграждение.

Ознакомившись с обстоятельствами дела, Бочаров сообщил Миклухе следующее:

— Согласно букве закона Шидловского можно осудить лишь за нецензурное оскорбление, в то время как вы нанесли подполковнику физическое увечье — свернули челюсть.

Учитывая же, что вы оба состоите на действительной службе, рассмотрение дела будет происходить в военном суде, где все намного серьезней, чем в обычном гражданском. Кроме этого, значительно усугубляющим обстоятельством является то, что подполковник по отношению к лейтенанту является старшим по чину. При таком раскладе в случае военного суда вам, Владимир Николаевич, грозило бы как минимум разжалование, а в худшем — и каторга.

— А как же справедливость? — ударил разъяренный Миклуха кулаком по столу.

— Увы, — развел присяжный поверенный руками. — Справедливость и законность — понятия зачастую диаметрально разные!

— Что же мне в этой ситуации делать?

— Единственный выход — срочно подать задним числом прошение об отставке и судиться с Шидловским гражданским судом как партикулярное лицо!

В тот же день по телеграфу Миклуха известил проживавшую в Петербурге мать о происшедшей с ним беде и попросил подать задним числом от его имени на "высочайшее имя" прошение об отставке. Надо отдать должное Екатерине Семеновне, которая в данном случае сделала все от нее зависящее. Прошение было подано и решение об отставке было принято в самое короткое время. В данном случае Миклухе, несомненно, повезло, так как именно в это время многие флотские офицеры, не имея возможности для нормальной карьеры, ввиду малого количества военных кораблей, массово переходили в гражданский торговый флот, оставаясь при этом в резерве Морского министерства.

После этого дело об избиении дворянином Миклухой дворянина Шидловского было передано в Николаевский губернский суд, который, взвесив все за и против, присудил Миклуху к самому минимальному из возможных наказаний — штрафу в двадцать пять рублей ассигнациями.

18 февраля 1880 года Владимир Николаевич был уволен со службы с присвоением звания капитан-лейтенанта в отставке.

* * *

Но на этом беды Миклухи не кончились. Буквально через месяц после выхода в отставку Миклуха отправился поохотиться на фазанов. Как уж там получилось в точности, сказать сложно, но в процессе охоты один из егерей случайным выстрелом попал Миклухе в правую руку, раздробив два пальца, которые пришлось удалить. От госпиталя он отказался, и дома его выхаживала Юлия Николаевна.

В январе 1881 года Миклуха снова пишет прошение на "высочайшее имя", но теперь уж с просьбой о возвращении на военный флот. Причем это прошение оказалось в числе последних бумаг, подписанных императором Александром II, который 1 марта 1881 года был убит революционерами-народовольцами.

Согласно тогдашним законам при возвращении на действительную службу офицер получал тот чин, с которым когда-то увольнялся. В силу этого Миклуха из капитан-лейтенанта в отставке снова стал лейтенантом и был приписан к 7-му Балтийскому флотскому экипажу. В возвращении Миклухи была одна тонкость. Если бы он попытался устроиться на коммерческий флот после своего увольнения в Николаеве в 1880 году, то, учитывая обстоятельства увольнения из-за судебного разбирательства и его полную отставку, он вряд ли мог рассчитывать на хорошую должность на пароходах РОПиТ или Добровольческого общества. Именно поэтому он снова восстанавливается в военном флоте, но лишь для того, чтобы сразу подать новое прошение о переводе уже не в отставку, а в действующий резерв. Это прошение подписывал уже новый император Александр III, и как бы то ни было, но 30 мая 1881 года Владимир Николаевич Миклуха был вторично уволен с флота для офицерской службы на коммерческих судах с зачислением по флоту.

Как оказалось, к трагическим событиям 1 марта 1881 года самым непосредственным образом оказались причастны товарищи Миклухи по Морскому училищу. Так, бросивший Морское училище Юрковский, объявив себя народовольцем, решил заняться экспроприацией в пользу революции. В 1879 году он задумал ограбить Херсонское казначейство. Для этих целей напротив казначейства был снят домик и из него повели подкоп под денежную кладовую. На праздник Троицы, когда казначейство не открывалось несколько дней, злоумышленники проломили пол и вытащили деньги — сумму по тем временам просто фантастическую — более полутора миллионов рублей! Денег было так много, что часть их Юрковский повез на возу, запряженном волами, прикрыв соломой. Другую часть денег его товарищи вывезли в Одессу на пароходе. После этого Юрковский получил кличку "Сашка-инженер". Однако деньгами революционеры почти не воспользовались, большую их часть полиция смогла обнаружить и изъять. В марте 1880 года Юрковский был арестован и осужден на 20 лет каторги. Впоследствии за побег из каторжной тюрьмы на Каре (в Забайкалье) в 1883 году он был переведен в Петропавловскую, а затем в Шлиссельбургскую крепость, где и умер в августе 1896 года.