Пристрелочник - В. Бирюк

— А тута охотники, соколики эти, верх взяли. Коней побили и потащили эту… окобылевшую лосиху к себе. В гнездо на яйца.

Шульц с большой любовью говорит о Женщине Кроу — женщине из племени арикара, некогда взятой в плен индейцами кроу, а затем отбитой у них племенем блад. У меня тут — названия племён другие. А так-то… тоже очень романтическая история.

— Потом пришли… месячные. Не! Полумесячные! От булгар люди. Пернатые с копытными пошли к Бряхимову. И не вернулись. Она осталась одна с… со старухой какой-то. Ага. Пошла к реке по воду и попалась… ну, этим, которых ты — того. А теперь она увидела кафтан и пояс, как те, которые носила её мать. Чего?!.. Во дура! Она просит пустить её домой, посмотреть на могилы предков и родных. Её имя — Мадина. И она говорит, что… э… обязательно вернётся. Врёт, конечно.

— Почему врёт?

— А, дык… баба же! И, эта, поганская. Язычники поганые — слова не держат. Мы — другой веры, другого языка. Для них — хуже зверей. Да они ж Инегуйше кланяются!

Последний довод Ильи Муромца показался ему совершенно окончательным и всё объясняющим. Он хлопнул себя по коленке и собрался встать.

Ине Гуй (Великий змей) — одна из главных позитивных божественных сущностей у эрзя.

Для славян, для христиан вообще, змея — символ зла. Змей — воплощение Сатаны. Убить гадюку — семь грехов простится. «Пригреть на груди змею» — вполне определённый образ. Мировое зло, измена, предательство, обман. «Змей ты проклятый», «змея подколодная» — ругательства, оскорбления.

У мордвы и мари змея… Злая, конечно, но…

В сказках охотник спасает змею. Она, вместо награды, начинает душить его. Заставляет вернуться домой и приняться за обработку земли. В эрзянской песне «Андям — парень единственный», змея гонит Андяма в деревню мимо пахаря. Андям слышит от старенькой лошади порицание: полный сил молодой человек отлынивает от основного крестьянского занятия — обработки земли, в то время как лошадь, прожившая тридцать лет и принесшая двадцать жеребят, «и то поле вспахала, и то поле за-бороновала». Змея щадит Андяма, ибо он бросает охоту и решает стать земледельцем, жить оседло и «хлеб-соль сеять».

Змея — наставник, мудрец. Принуждение, жестокость, к которым прибегает она для доказательства своей правоты, оправдываются народным мнением. «Мнением» — в период перехода от присваивающих форм хозяйствования к производящим.

Чтобы среднерусская змея не — кусала, «жалила», а — душила человека… У нас же не Амазония с анакондами! Но… Ибн Фадлан пишет о том, как путешествуя с Аламушем по его стране, присел на поваленное дерево. Когда путешественник встал — «дерево» уползло в лес. Может, и врёт… Но он же рядом чётко описывает другую экзотику — крайне непривычные для южанина короткие северные ночи.

«И, не пуская тьму ночнуюНа золотые небеса,Одна заря сменить другуюСпешит, дав ночи полчаса».

Как и происходящие от этого проблемы в организации мусульманских молитв.

— Так значит, она марийка, а не мордовка? А в чём разница?

Илья снова посмотрел на меня с глубоким сомнением. С сомнением в моих способностях к хоть какому-нибудь пониманию окружающего мира.

— Ты чего, воевода?! Хрен от пальца не отличаешь?!

Нет, я понимаю, что племена восходящие к пьяноборской культуре и к городецкой — две большие разницы. Они режутся между собой уже тысячу лет. «Вечная война» между мари и удмуртами попадёт в эпосы. Попутно «городецкие» съели «азелинских». Кто не «ел» — стал мордвой. Остальных постепенно вытесняли. За Волгу, вверх по Волге. По доле съеденного получились мари (луговые), черемисы (горные), мурома и меря.

Потом с запада явились балто-скандинаво-славяне и процесс… деформировался.

И вообще — совершенно разные народы. Как поляки и немцы — индо-европейские. А эти — угро-финские. Дальше — мелочи мелкие. Типа: только луговые мари имеют накомарник в национальном костюме. Но они в этих мелочах — живут. Включая накомарники. И эти… шовыры. Хорошая вещь, кстати.

И, кстати, Китеж-град, изначально — марийский. Даже и в 19 веке наблюдатели отмечали среди ежедневной толпы православных паломников, двух-трёх некрещеных мариек, пришедших поклониться святому языческому месту.

Попандопуле эти мелочи надо знать досконально.

«Молодой воин отстранил складки своей охотничьей рубашки и спокойно показал роковую прядь волос — символ своей победы. Чингачгук взял в руку скальп и внимательно рассматривал его в продолжение нескольких минут; потом он бросил скальп, и величайшее отвращение отразилось на его энергичном лице.

— Онайда! — проговорил он.

— Онайда! — повторил разведчик. Он подошел, чтобы взглянуть на кровавую эмблему. — Господи помилуй! Если по нашему следу идут онайды, то эти дьяволы окружат нас со всех сторон! Для глаз белых нет разницы между кожей одного или другого индейца, а вот сагамор говорит, что это кожа с головы минга, и даже называет племя, к которому принадлежал бедный малый, так свободно, как если бы скальп был листом книги, а каждый волосок — буквой. Ну, а что скажешь ты, мальчик? К какому народу принадлежал негодяй?

Ункас поднял глаза на разведчика и ответил:

— Онайда!».

Коллеги! Если вы не видите разницы в скальпах онайда и кайюги — ваш попадизм скоро закончится засушиванием вашего собственного, чрезвычайно прогрессивного, но глупой голове доставшейся, скальпа. И фигвам станет местом вашего обитания. Или срочно ищите «наивного, но благородного» Неда Бампо. С молчаливым Чингачгуком. Имя которого и означает — «Ине Гуй».

Для меня взаимоотношения с соседними племенами — вопрос выживания.

Просто пример: чуть выше устья Оки, в Волге, в версте «за спиной» будущей Сибирской пристани, лежит озеро. Называется — Мещерское. И я не путаю: напротив устья Клязьмы — тоже Мещерский остров. Эти мещеры шастают там, в лесах по левому берегу Оки. Как суслики в степи. Их не видно, но они там есть.

Вот я собираю пару десятков своих новосёлов и отправляю туда грибы собирать. И их там режут. Больших сил, искусных воинов — для этого не надо.

Как вы думаете — полный рыцарский доспех Максимилиана Габсбурга — может спасти «отцов русской демократии»? В смысле: с грибами? Или без В-52 и заливания территории отравой цистернами — никак?

Тут некоторые с восторгом вопиют:

— Ах! Порох! Ах! Железо! Ах! Войско регулярное, рядами и колоннами!

Вопиять — можно. Но можно и подумать. Куда ты пошлёшь такое войско? В Мещерские болота?! В Ветлужские дебри?!