Последний воздушный пират - Пол Стюарт

— А в чём, собственно говоря, дело? — спросил Стоб, хватая худосочное существо за жидкое крылышко и освобождая Магду от вцепившихся в неё коготков.

Шрайк раболепно склонился перед юными путешественниками.

— Миллион извинений, — прошептал он. — Но здесь нельзя разговаривать, это слишком опасно. Идите за мной.

И прежде чем смешаться с толпой, он пошарил за пазухой и из складок рваной, засаленной рубахи вытащил подвеску с зубом дуба-кровососа.

— Подождите нас! — крикнул ему вслед Стоб. — И вы двое, идите скорей! Вы же слышали, что сказал шрайк!

Магда обменялась с Плутом ироничным взглядом и поспешила вслед за Стобом, расталкивавшим локтями толпу, чтобы не упустить из виду крохотную фигурку в лохмотьях.

Им удалось догнать шрайка у лотков, где торговали душегубцы. Там покупателям предлагалось вое, что угодно: от искусных резных амулетов, нагрудных пластин и кожаных перчаток для фехтования до огромных туш ежеобра зов, тильдеров и лесосвинов, подвешенных на крюках. И перед всем этим великолепием стоял Стоб, с недоумением почёсывая затылок и оглядываясь по сторонам.

— Он только что был здесь и куда-то исчез, — сердито буркнул он. — Эй, ты! — грубо обратился он к коренастому душегубцу с огненно-рыжими волосами, который выкладывал на прилавок ломти копчёной ветчины из тильдятины. — Ты, случайно, шрайка не видел? Такой грязный, тощий оборванец.

Душегубец повернулся спиной к Стобу и с тревогой огляделся по сторонам.

— Ты слышал, что я сказал? — Голос Стоба дрожал от гнева.

— Я прекрасно вас слышу, — тихо отвечал душегубец, не поворачиваясь к юноше. — Геккль тут, за шторкой. И помните, что внешность бывает обманчива.

Грубо отпихнув душегубца, Стоб бросился вперёд, рванул занавес, закрывающий заднюю часть лавочки, и обнаружил за ним небольшое помещение, скрытое от посторонних глаз.

— Спасибо, — прошептал Плут, проходя мимо душегубца.

— На здоровье, — послышался сердитый ответ. Внутри, перед очагом, в котором полыхали поленья из летучего дерева, на шкуре тильдера сидел крохотный шрайк. Когда полог, завешивающий каморку, снова опустился, пламя от горящих поленьев окрасило комнатёнку мягким пурпурным заревом.

— Присаживайтесь, прошу вас, мои дорогие отважные друзья, — сказал шрайк. — Нам нужно поторопиться, потому что каждая минута, которую вы проводите здесь, в Восточном Посаде, может оказаться для вас последней.

— А мне это место показалось уютным и симпатичным, — возразил Стоб, поднимая руку, чтобы погладить стенной коврик из шкуры ежеобраза. Наконец он дотянулся до коврика, и мех внезапно ощетинился, больно уколов иголками пальцы Стоба.

— Уй-уй-уй! — взвыл Стоб от неожиданности.

— Не будьте наивны, — сказал шрайк, — отряды щраек ходят но городу день и ночь, они постоянно прочёсывают нижние уровни в поисках контрабанды или. — он замялся, — или шпионов.

Плут судорожно сглотнул слюну. Неужели эти птицеподобные жуткие существа считают их шпионами? Он с ужасом вспомнил клетки на дороге через Топь, и внезапно ноги у него подкосились.

— Так вы — тот самый проводник, который должен ждать нас здесь? — спросила Магда.

Стоб, сося пораненный палец, с нескрываемым презрением оглядел шрайка-самца.

— Конечно, я тот самый проводник, моя милосердная госпожа, конечно, это я! — вибрирующим голосом проворковал шрайк. — Меня зовут Геккль, и вы оказываете мне огромную честь тем, что позволяете вам служить!

— Ну ладно, — сказал Стоб. — Но если мы действительно в опасности, то почему же мы всё ещё торчим здесь?

— Терпение, мой храбрый господин, — произнёс Геккль, роясь в большом сундуке, стоявшем в углу. — Сейчас я вам всё объясню.

Плут встал на колени перед очагом. В голове у него было пусто, и жар от поленьев летучего дерева навевал на него сон.

— Восточный Посад — закрытый город, мои храбрые друзья, — продолжал Геккль, вытаскивая из сундука вороха одежды тёмных тонов и раскладывая вещи на лавке. — Для гостей здесь есть только один вход, служащий также и выходом, и это — Восточные Ворота из летучего дерева. Купцы из Нижнего Города или ремесленники, какими притворяетесь вы, приезжают сюда, продают свой товар и возвращаются обратно через Великую Топь тем же путём, унося с собой покупки, сделанные на Центральном Рынке.

— Ну так как же мы выберемся из этого проклятого города и попадём в Дремучие Леса? — нетерпеливо спросил Стоб.

— Только шрайки имеют право выходить из Восточного Посада и входить обратно со стороны Дремучих Лесов, — продолжал Геккль. — Так Шайка шраек, мой благородный господин, контролирует торговлю между Нижним Городом и поселениями в Дремучих Лесах. Всё до смешного просто. Шрайки покупают товары в Дремучих Лесах и привозят их в Восточный Посад, где меняют их на товары из Нижнего Города, что позволяет им скупить ещё больше товаров в Дремучих Лесах. При этом они наживаются как на жителях Нижнего Города, так и на обитателях Дремучих Лесов. Вот почему в Восточный Посад нет входа никому, если только ты не шрайка.

— Значит, мы в ловушке, если я тебя правильно понимаю? — спросила Магда прерывающимся от волнения голосом. — И мы можем выбраться из этого места только одним способом — вернуться в Нижний Город тем же путём, каким мы пришли сюда?

— Это не совсем так, моя милосердная госпожа, — возразил Геккль, возвращаясь к сундуку.

— Тогда как же мы выберемся из Восточного Посада? И как попадём в Дремучие Леса? — продолжал настаивать Стоб.

— Очень просто, — ответил Геккль, поворачиваясь к ним. — Если только шрайкам разрешается входить в Дремучие Леса через Западные Ворота, значит, вы станете шрайками!

Он протянул им три кричаще-пестрые маски из перьев о загнутыми, зазубренными клювами и зияющими чёрными глазницами.

— Ты, наверное, шутишь! — издевательски усмехнулся Стоб. — Это не сработает!

— Раньше срабатывало, — ответил серьёзно Геккль, и внезапно в голосе его зазвучали ледяные нотки. — И сработает опять! — Глядя на три озадаченные физиономии, Геккль неожиданно рассмеялся: — Вы, мои храбрые друзья, будете сёстры-утешительницы, добропорядочные монашенки из Золотого Гнёзда. Вот ваше облачение. — И он протянул им тяжёлые грубошёрстные чёрные одеяния простого покроя, выглядевшие нищенскими по сравнению с роскошными нарядами, в которых обычно щеголяли шрайки. Каждому из путешественников Геккль также вручил по султану из перьев. — А теперь торопитесь. Времени у нас в обрез.

Ребята натянули балахоны поверх одежды ремесленников, застегнули застёжки и напялили парики из перьев. Геккль выскользнул из каморки и вернулся обратно через секунду, притащив с собой отполированное зеркало из молочного дерева.

Повернувшись к зеркалу, Плут оглядел себя с ног до головы. В тяжёлом платье и искусно сработанной маске он был готов к новой роли — не хватало только одного!

— Послушайте, Геккль, — произнёс он приглушённым голосом, поскольку лицо его было закрыто маской. — А глаза? Они, конечно, нас выдадут. У шраек глаза жёлтые. И взгляд свирепый.

— Ах, какой же я дурак! Простите меня, мой добросердечный господин, — за смеялся Геккль. — Чуть не забыл! Вот, держите. Ни одна уважающая себя сестра-утешительница не появится на публике без этого.

Он тотчас же вручил Плуту пару очков с толстыми чёрными стёклами. Плут не без труда нацепил очки на маску и поправил дужку, укрепляя их на приставном клюве.

— Но я ничего не вижу! — запротестовал он.

— И правильно! — снисходительно усмехнулся Геккль. — Сёстрам-утешительницам позволяется смотреть только на новую кладку яиц в Золотом Гнезде, что высиживает Мать-Наседка! Всё остальное время они носят линзы из угольного стекла, чтобы уберечь себя от недостойных зрелищ!

— Но если мы ничего не будем видеть… — начал было Плут.

— Вот для этого вам и нужен я! — сказал Геккль, низко кланяясь. — Я буду вашим поводырём. У сестёр-утешительниц есть поводырь, он их водит на золотой цепочке. Но я должен вас предупредить. — Внезапно он снова стал серьёзен, и в голосе его опять зазвучали ледяные нотки. — Ни при каких обстоятельствах не снимайте очки. Просто молчите и доверьтесь мне. Если вас поймают и обнаружат, что вы перерядились, представляясь шрайками, и, в частности, сёстрами-утешительницами, — наказание будет суровым, мои храбрые друзья.

— Какое наказание? — спросил Стоб, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Вас поджарят, — просто ответил Геккль. — Посадят на вертел и поджарят заживо на Центральном Рынке. — А теперь пошли!

Когда впоследствии Плут вспоминал своё путешествие до ворот в Восточном Посаде, открывающихся в Дремучие Леса, он с трудом верил, что остался жив после пережитых страхов. Ещё много лет спустя его мучили ночные кошмары: затруднённое дыхание в птичьей личине, кромешная мгла из-за чёрных очков, шум верхних переходов, незнакомый и оттого ещё более ужасный.