По Южной и Центральной Африке - Эмиль Голуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С наступлением ночи мной овладела сильная тоска по родине и особенно по матушке. Образ верной охранительницы моего детства встал передо мной так отчетливо, как если бы она находилась рядом. Эти внезапно нахлынувшие мысли и видения встревожили меня. Не лучше ли вернуться к фургону? «Нет, — сказал я себе, — ведь в этот час крокодилы уже начинают прогуливаться по берегу, чтобы избежать порогов».
Мрак сгущался, облака закрыли небо, и я решил, что пребывание мое здесь бесцельно: я различал предметы на расстоянии не более десяти шагов, а потому ружье никак не могло служить мне защитой. Длинный охотничий нож был единственным оружием, на которое я мог рассчитывать в случае нужды. Я судорожно сжал его правой рукой и опустился на землю. Но сколько я ни вглядывался в темноту, сколько ни напрягал зрение, разглядеть что-либо было невозможно — меня окутывал густой мрак. Через некоторое время перед глазами стали вспыхивать искорки, казалось, что это звездочки, и среди них мне снова померещился образ матери. Повторившееся видение сильно взволновало меня. Я не мог побороть ощущение опасности и решил в темноте вернуться к фургону.
Я сделал шаг вперед, но нога попала на сухую ветку, которая с треском подломилась, я упал, но тут же вскочил и, сжимая в одной руке ружье, а в другой — нож, двинулся дальше. Но чем могло помочь мне ружье во мраке? Я отбросил его. В тот же миг я услышал, как кто-то скребется и царапается, — быть может, то была мангуста, хотя звук казался иным, чем тот, который она обычно производит. Неужели это хищник, да еще так близко, неужели пятна цвета ржавчины, которые я как будто разглядел в кустах, действительно львы? Миновав изгородь, я почувствовал, как колотится мое сердце. Держа перед собой охотничий нож, я старался избегать стволов деревьев и свешивающихся ветвей. После каждого шага я на мгновение замирал стараясь уловить даже чуть слышный шорох и понять его происхождение. Несмотря на крайнюю осторожность, я все же иногда натыкался на ветви и каждый раз с бьющимся сердцем останавливался минуты на две, чтобы удостовериться, не подкрадывается ли хищник.
Мне нужно было пройти каких-нибудь сто шагов, но времени на это ушло очень много. Наконец, ориентируясь по журчанию воды, я достиг места, где узкая канавка, вырытая дождем, облегчала спуск к берегу. Ступив в нее, через минуту оказался у реки. С величайшей осторожностью опустил в воду одну ногу, потом другую и пошел вперед, рассчитывая, что усиливающийся или ослабевающий звук журчащей воды поможет мне придерживаться брода. Не раз, поскользнувшись, я падал в реку, но быстро вставал, не теряя верного направления. Так ценой неимоверных усилий я достиг первого островка, затем перешел узкий главный рукав, где течение было наиболее сильным, вы брался на второй остров и позволил себе несколько минут отдохнуть перед завершением переправы. Обливаясь потом я третий раз вступил в воду и, балансируя на скользких камнях, наконец благополучно достиг берега, где стоял фургон.
Разумеется, это не значило, что все опасности уже позади, но все же я почувствовал большое облегчение, ощутив под ногами твердую почву. Усталый до крайности, я хотел отдохнуть, но вспомнил, что именно участок берега, непосредственно прилегающий к порогам, чаще всего посещают по ночам крокодилы: они подстерегают здесь дичь, приходящую на водопой.
Только я собрался уцепиться за кусты, нависшие на высоким берегом, как услышал над головой сильнейший шум, который приближался к реке. Я встал на колени, ухватился за куст, чтобы чувствовать себя увереннее, и весь обратился в слух. Несколько минут спустя я установил, что шум производит стадо антилоп пала, которые спустились к реке на водопой. Я узнал их по тому, как ударялись кусты их рога, и по своеобразному ворчанию.
Напрягши все силы, я подтянулся по кустам на высокий берег. Тут я вздохнул свободнее. Путь к фургону проходил по поляне; выйдя на нее, я услыхал лай собак, почуявших пала. Я свистнул, и через несколько мгновений Нигер[26] был у моих ног. Вскоре я очутился у фургона, возле которого ярко горели костры.
На следующий день мы с Питом побывали на месте засады. Оказалось, что и само оно, и прилегающий участок покрыты львиными следами, а низенькая изгородь из сухих ветвей повалена и растоптана.
Пребывание на берегу реки стоило жизни одной из моих собак: она погибла от укусов мух, целые мириады которых нападают на животных, забиваясь им в нос, глаза и уши.
Из Шошонга к Большим
соляным озерам
Двадцать восьмого апреля мы с Питом совершили несколько экскурсий по берегам реки Наты. Они покрыты густой растительностью, и так как нам часто приходилось переходить через реку и спускаться к ней по оврагам, вырытым дождем, мы прикрывали друг друга от возможных нападений. Многочисленные и довольно большие следы львов заставляли нас соблюдать крайнюю осторожность.
Вдоль реки, высоко над берегом тянулись звериные тропы, откуда хищникам открывался отличный обзор. Они видели все, что происходило в широком высохшем русле, куда часто приходили лизать соленый ил антилопы.
На краю овражка мы заметили дерево высотой около 20 футов, на котором отчетливо виднелись следы львиных когтей. Обитавшие поблизости хищники точили о него когти: становились на задние лапы, а передними водили по коре. Дерево казалось созданным специально для этой цели.
Еще до захода солнца, взяв с собой собаку, я с Питом пришел к дереву и выбрал удобное для засады место, имея в виду провести здесь двенадцать-четырнадцать часов. На участке ниже меня, кроме следов моих и Пита, виднелись отпечатки львиных лап. Противоположный берег зарос лесом, через который проходила львиная тропа. От нее отходила другая тропа, она вела к моему дереву. Ночи стояли очень холодные, что особенно ощущалось после дневной жары. Я почел за благо привязаться к толстой ветке, чтобы, задремав, не прийти внезапно в самое тесное и неприятное соприкосновение со львами, бродящими внизу. Я уселся в углубление, образованное тремя ветвями, и устроился с максимальным комфортом.
Между тем золотой
