1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны - Майкл Карлей

К несчастью французам и англичанам не нужно было таких подтверждений; они искали только путей избежать войны с нацистской Германией, даже ценой Чехословакии. В начале сентября Майский встретился в сэром Хорасом Вильсоном и нашел его в настроении унылом и пессимистичном. Он уже вовсе не был так уверен, как весной, отмечал Майский, в достижении быстрого соглашения с Гитлером и Муссолини. «Эти диктаторы, — сетовал Вильсон, — очень трудный народ». Не говоря уже о том, что Вильсон был «почти в панике», не зная, какой еще пакости ждать от Гитлера. «Отсюда готовность Вильсона откупиться от Германии любой ценой». Майский указал на опасность установления нацистской Mittel Europa в случае падения Чехословакии, что явилось бы гораздо большей опасностью для Франции и Британии, чем для Советского Союза. Вильсон не был склонен обсуждать это, а Чемберлен вообще не верил в достоверность таких предположений. Он считал, что нацистской экспансии на восток следует бояться прежде всего Советскому Союзу, и такая перспектива вовсе не волновала премьер-министра. Во всяком случае, Вильсон не знал, стоит ли Британии бросать открытый вызов Гитлеру сейчас, из-за какой-то гипотетической опасности, которая могла возникнуть несколько лет спустя. Такая перспектива была Вильсону «страшна», и он еще долго не мог прийти к какому-то определенному мнению по этому вопросу.49 Все эти вести не вызвали в Москве особой радости, хотя и сюрпризом тоже не явились.

Не лучше были вести и из Франции. Может, это было игрой, может — настоящей нервозностью, вызванной страхом, но Бонне продолжал настаивать на том, чтобы Советский Союз четко разъяснил, что он собирается делать в случае нападения на Чехословакию. Его упрямство, которое по сей день толкуется весьма противоречиво, буквально свело на «нет» серию важных встреч, которые произошли в конце августа и в начале сентября, когда чехословацкий кризис уже подходил к своей развязке. В самом конце августа германский посол в Москве, Фридрих Вернер фон дер Шуленбург явился к Литвинову как бы с протокольным визитом, но на самом деле с целью обсудить очень важные вопросы. Он почти сразу же поставил вопрос о чехословацком кризисе и пожелал узнать о намерениях Британии, Франции и Советского Союза в этой связи. «Я твердо говорил ему, — вспоминал Литвинов, — что чехословацкий народ как один человек будет бороться за свою независимость, что Франция в случае нападения на Чехословакию выступит против Германии, что Англия, хочет ли этого Чемберлен или нет, не сможет оставить Францию без помощи и что мы также выполним свои обязательства перед Чехословакией».50 Крофта передал заявление Литвинова своим послам в Лондоне и Париже, таким образом о нем и узнал Бонне. Тогда он направил Пайяра, временного поверенного во французских делах в Москве (Кулондр был тогда в отпуске) за разъяснениями к Литвинову.51

С этой целью 29 августа Пайяр встретился с Потемкиным. Заместитель наркома заявил, что Литвинов «счел целесообразным» выразить свое мнение о возможных последствиях германского нападения на Чехословакию. При этом Потемкин осмотрительно избежал ссылок на замечания Литвинова касательно британской помощи, нравилось это Чемберлену или нет. Как передает Пайяр, Литвинов просто подтверждал этим, по словам Потемкина, свою давнюю позицию. Когда Пайяр выразил надежду, что Гитлер все же не развяжет в Чехословакии войны, Потемкин ответил, что позиция Гитлера будет базироваться на оценке возможного противостояния его планам. И об этом тоже давно уже говорил Литвинов.52

Получив более серьезные свидетельства усиления напряженности вокруг Чехословакии, Бонне, следуя своей манере вести дела «по-семейному», в узком кругу, вновь дал Пайяру указание встретиться с Литвиновым и спросить, что предполагал делать по этому поводу Советский Союз. Бонне поручил ему передать, что французский посол в Берлине проинформировал германское правительство, что в случае нападения на Чехословакию Франция будет считать долгом чести выполнить свои договорные обязательства. Усиленные военные приготовления позволяли предположить, что она сможет осуществить нападение уже в сентябре. И что оставалось делать советскому правительству, поставленному перед фактом, что польское и румынское правительства не собираются обеспечивать Красной армии никаких прав прохода? «Несмотря на все его усилия» Бонне не удалось получить от них положительных ответов, а польское правительство вообще категорически заявляло, что будет препятствовать любой попытке такого прохода. 1 сентября Пайяр изложил все это Потемкину, который никак не прокомментировал услышанное, сказав только, что передаст всю информацию высшему руководству.53

На следующий день, 2 сентября, Пайяр встретился с Литвиновым, чтобы передать официальный запрос Бонне. Согласно отчету Литвинова об этой встрече, он ответил на этот запрос в том духе, что Франция обязана помогать Чехословакии вне зависимости от действий Советского Союза. А если советская поддержка так важна для Франции, то у советского правительства больше прав спрашивать, что собирается делать Франция. Еще Литвинов сказал, что если Франция поддержит Чехословакию, то Советский Союз выполнит свой обязательства по договору с полной решительностью, используя все возможные средства. В том случае, если возникнут препятствия со стороны Румынии или Польши, то Румынию, по крайней мере, можно будет убедить изменить свою позицию, если Лига Наций примет резолюцию, осуждающую германскую агрессию. Но так как процесс может оказаться медленным, вопрос об этом в Лиге нужно ставить уже сейчас, с тем чтобы в случае агрессии решить все в кратчайший срок.

Если даже решение не будет единодушным, моральный эффект мнения большинства может иметь решающее значение, если сама Румыния присоединится к этому большинству. А что касается вопросов конкретной военной помощи Чехословакии, то их следовало бы адресовать совместной встрече руководства генштабов Советского Союза, Франции и Чехословакии. Мы, сказал Литвинов, участвовать в таких переговорах готовы.

Необходимо сделать все возможное, добавил Литвинов, чтобы предотвратить военный конфликт. После аншлюсса, напомнил он Пайяру, Советский Союз предлагал созвать конференцию заинтересованных стран. Учитывая тот факт, что созыв такой конференции сейчас, с участием Британии, Франции и Советского Союза мог быть поддержан и американским президентом Франклином Рузвельтом, она могла оказаться наилучшей возможностью удержать Гитлера от дальнейших авантюр. Но действовать нужно быстро, пока Гитлер чувствует за собой вину.54

Отчет Пайяра об этой встрече в основном соответствует литвиновскому, но содержит некоторые интересные детали. Румынский министр иностранных дел Николае Петреску-Комнин незадолго перед тем проинформировал своего чешского коллегу Крофту, что хотя румынское правительство и возражает против прохода советских сухопутных сил по своей территории, «на воздушные передвижения оно готово закрыть глаза». Комнин и позже подтверждал такую позицию. И хотя в первой депеше Пайяра в Париж не упоминается о предложении Литвинова организовать штабные переговоры, то уже в следующей телеграмме (которая, правда, опубликована как сноска в Documents diplomatiques français), датированной непонятно почему двумя днями позже, уже добавлен этот важный пункт. Может быть, Пайяр просто забыл включить его в первый отчет о беседе? Литвинова вообще беспокоило, что Пайяр мог неточно передать содержание беседы, поэтому он попросил Сурица вручить его стенограммы прямо в руки Бонне. Он опасался, что Пайяр усилит в отчете уклончивые ответы и негативные моменты, чтобы переложить всю ответственность за провал на советское правительство.55 Так оно и было, но занялся этим не Пайяр, а сам Бонне.

Суриц информировал Наркоминдел «из очень солидного источника», что всякий раз, когда вопрос о штабных переговорах обсуждался на заседании французского кабинета, главным препятствием всегда оказывалась позиция Британии. Один из министров, имени которого Суриц не знал (предположительно это был Камилл Шотан), отмечал, что из разговоров с британскими официальными лицами у него складывается впечатление, будто «больше всего» Британия боится советского вмешательства в европейские дела, ибо успех советского оружия «может проложить дорогу коммунизму в Центральную Европу». Тем не менее на последнем заседании французского кабинета, сообщал Суриц, группа министров настаивала на том, «чтобы контакт с нами был установлен, и в результате их давления и явился демарш Пайяра». «Я вполне допускаю, что, предприняв под давлением этот демарш, Бонне втайне рассчитывал, что мы дадим ответ отрицательный или, во всяком случае, способный вооружить его доводами против контракта. Вот почему я особо приветствую ответ, который дал Литвинов, и прошу разрешения ознакомить с ним и некоторых других членов кабинета».56 Поэтому неудивительно, что советские дипломаты не доверяли Бонне; во Франции ему многие тоже не доверяли, в том числе министры кабинета Мандель и Рейно. Майский сообщал из Лондона, после своей встречи с французским послом Шарлем Корбеном, что тот и словом не обмолвился о встрече Литвинова и Пайяра. Принимая во внимание обычную французскую словоохотливость, это показалось Майскому странным. Ничего не появилось и в британской прессе; это навело Майского на мысль, что французское правительство не желало широкой огласки этой встречи, чтобы свести к минимуму ее политический эффект.