Стрелок-4 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Годи, — грубо прервал его фельдшер. — Их благородию не до тебя!

— Семушка, ты как? — наклонился к мальчишке Будищев.

— Хорошо, — едва шевеля губами, прошептал тот и вымучено улыбнулся.

— Я вижу, — хмыкнул подпоручик.

— Я за им ухаживаю, — снова влез сосед, с преданным видом заглядывая в глаза моряку.

При этих словах парнишка немного поморщился, как будто упоминания о заботе были ему неприятны.

— Значит так, — решительно заявил Будищев. — Мальчика я забираю.

— Как прикажете, — с готовностью кивнул отставник. — Я сейчас кликну кого поздоровее, чтобы, значит, донесли до санок.

— Чего же кликать, когда я тут уже! — воскликнул тип, в порыве усердия намереваясь сграбастать Семена и поволочь куда прикажут.

— Отвали, — отпихнул его Дмитрий, и подхватил лежащего Семку на руки.

Широко шагая, он бережно нес свою ношу посреди увечных, убогих, завшивленных пациентов, провожающих их безучастными взглядами в которых читалась полная безнадега. Неугомонный сосед, и, не подумав отстать, бежал следом, придерживая одну из ног мальчика, и попутно покрикивая на прочих обитателей, посторонитесь, мол, сукины дети!

— Осторожнее, ваше благородие, — счел своим долгом предупредить фельдшер. — Насекомые могут быть.

— Боишься казенных блох не досчитаться?

— Никак нет, — не удержался от ухмылки старый служака, — тут этого добра с избытком.

Извозчик, завидя столь странную процессию, встрепенулся и помог укладывать больного, прикрыв его меховой полстью. Будищев пристроился рядом, фельдшер вытянулся, отдавая честь, а мутный тип, в чаянии вознаграждения, упорно лез на глаза, придав лицу просящее выражение.

— Возьми, любезный, — протянул служителю полтинник Дмитрий. — Следи за больными, люди все же, а не собаки!

— Благодарствую, — с достоинством принял тот монету.

— А мне? — едва не взвыл сосед, внезапно осознав, что его игнорируют.

— Будь добр, дай ему по роже, я верну при случае, — поморщился подпоручик, и повелительно бросил вознице, — трогай!

— Это со всем нашим удовольствием!

По-хорошему, Семена следовало отвезти в больницу, благо в Петербурге в них не было недостатка, но Будищев решил иначе и направился прямиком к Студитскому, недавно прибывшему в Петербург.

Доктор, как и большинство людей его профессии, снимал большую квартиру, чтобы иметь возможность принимать пациентов. Во всяком случае, швейцар появлению офицера с мальчиком на руках совсем не удивился, и даже помог им подняться по лестнице. Имевшая неосторожность открыть дверь служанка, была бесцеремонно отодвинута в сторону и еле успела пискнуть что-то вроде, смотровая там.

— Что здесь происходит? — удивленно спросил вышедший на шум хозяин.

— И вам здравствуйте, Владимир Андреевич, — широко во все тридцать два зуба улыбнулся моряк. — Мы тут немного приболели!

— Добрый день, — машинально отозвался врач, никак не ожидавший что его практика начнется так скоро, после чего принялся за осмотр.

— Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? — наклонился над нежданным пациентом Студитский.

— Голова кружится, — жалобно отозвался тот.

— Сними рубашку, я тебя послушаю.

— Хорошо… ох!

— Рука болит?

— Да.

— А так?

— Ой-ей-ей!

— А синяки откуда?

— Да так…

— Один придурок руки распустил, — хмуро пояснил подпоручик.

— Понятно. Кто вам этот мальчик, если не секрет?

— Ученик.

— Вот даже как? — высоко поднял брови врач, продолжая работу.

— Что с ним? — нетерпеливо спросил Будищев, когда тот закончил.

— Пока не могу сказать ничего определенного, — с непроницаемым лицом отозвался тот. — Можешь одеться дружок.

— Что все так плохо? — хмуро спросил Дмитрий, когда они остались одни.

— Ну не то что бы совсем плохо, однако, приятного мало. Давно это случилось?

— Вчера.

— Почему не обратились к врачу?

— Как раз обратились. Только меня под рукой не было и Семку отвезли в какую-то дыру на теле мироздания. Врачей нет, ухода нет, про кормежку просто молчу. Вонь страшная, а по углам столько пенициллина выросло, триппер залечить можно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что простите?

— Я говорю, плесень кругом, несмотря на зиму.

— Нет, я про триппер. Вы знаете, что он не излечим? И при чем тут плесень?

— Не обращайте внимания, Владимир Андреевич, вы же знаете, я иногда всякую хрень несу. Скажите лучше, что с мальчиком? У него-то все излечимо?

— Того заболевания, что вы походя упомянули, слава богу, нет. Переломов, насколько я понимаю, тоже. Остальное поправим. Сотрясение мозга это не смертельно, хотя и чревато последствиями. Нужен покой, хорошее питание и соответствующий уход. Вы сможете это обеспечить?

— Да. Он будет жить у меня.

— Ну и превосходно. Сейчас я напишу рецепт.

Договорив, Студитский сел за стол и набросал несколько строк на небольшом листке. Присыпав свежие чернила песком, подождал, когда они высохнут, после чего стряхнул остатки в корзину для бумаг.

— Готово, — с удовлетворением кивнул он, и хотел было протянуть бумагу Будищеву, но остановился на полпути.

— Что-то не так?

— Дмитрий Николаевич, — пытливо вглядываясь в глаза Будищева начал врач, — вы, когда говорили про лечение гонореи, имели в виду случайно не плесень из рода penicillium?

— Понятия не имею о чем вы, — пожал плечами подпоручик, но заметив недоверчивый взгляд врача, неожиданно сам для себя добавил, — могу сказать лишь, что это средство уничтожает все болезнетворные микробы в ранах. Но, как и из чего его получать… вообще не в курсе.

— Ну, конечно, — скептически покачал головой врач. — Как и про ту засаду. Впрочем, не хотите говорить не надо. Теперь отправляйтесь домой. Через три дня я вас навещу, а если состояние ухудшится, то дайте знать, приеду немедленно.

— Благодарю, Владимир Андреевич. Сколько я вам должен?

— Я еще не начал практиковать, так что этот визит не будет стоить вам ничего. И уберите ваш бумажник, а не то я обижусь. В конце концов, мы с вами немало пережили во время последнего похода.

— Как знаете.

Добравшись домой, Будищев поручил мальчишку заботам охающей Домны, а сам направился в гальваническую мастерскую, забрать Стешу. После несчастья с Семкой Дмитрий твердо решил, что дети будут жить у него и наплевать на людские пересуды. Люсия, слава богу, не дура, должна понять, что к чему, тетушка тоже, а мнением прочих можно и пренебречь.

Как не странно, девушки на работе не оказалось. По словам управляющего, утром она пришла с заплаканными глазами, чувствовала себя нехорошо, все валилось у нее из рук, и тот, зная об особом отношении хозяев к Филипповой, разрешил ей уйти пораньше.

— И куда же она пошла? — озадаченно спросил подпоручик.

— Простите великодушно, Дмитрий Николаевич, не осведомлен, — пожал тот плечами. — Но предполагаю, что к себе в слободку.

— Ну-ну, — нахмурился моряк, которого только что кольнуло острое предчувствие.

Не теряя ни минуты, Будищев бросился на выход, но извозчик, которому он велел дожидаться, отчего-то уехал, и теперь о его существовании напоминала лишь кучка лошадиного навоза на месте стоянки.

Вообще-то до рабочей слободки было не так уж далеко, но офицеру было не прилично ходить пешком, если конечно речь не шла о прогулке с барышней. Однако Дмитрий привык доверять своим инстинктам, а потому сломя голову бросился бежать, радуясь про себя, что морякам в повседневной форме положен кортик, а не сабля как у сухопутных собратьев.

К счастью, народа на улице из-за зимнего времени было немного, и вид несущегося со всех ног офицера флота не привлек особого внимания. Разве что у лавки как всегда толпились какие-то люди. Одни пришли что-то купить, другие уже уходили, третьи просто собрались почесать языки. Правда, на сей раз, посетители почему-то разбегались в разные стороны, опасливо поглядывая назад. Машинально отметив эту странность, Будищев остановился и решил зайти внутрь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})