«Отчаянный», отчаливай! - Сергей Гребенников

Вечером мы заняли места в зрительном зале Дома пионеров. На премьеру собрался, наверное, весь город. Во всяком случае, взрослых на спектакле было много.

Когда огромная люстра на потолке стала медленно гаснуть, на авансцене появился вожатый «берендеев».

— Дорогие друзья, — сказал он. — Сейчас вы увидите пьесу, написанную по фактическим материалам, собранным нашими следопытами-«берендеями». Этим спектаклем мы открываем первую страничку боевой биографии нашего города.

Мальчишки из города N

По бокам сцены перед занавесом двое ребят — мальчик и девочка в современных пионерских костюмах. Это ведущие.

Откуда-то издали, как бы наплывая на зал, доносится музыка военных лет.

Ведущие.

Война… Жестокая войнаНе первый месяц длится…Жизнь, как струна, напряжена,В опасности столица…

Все громче злобный вой ветров,На взрывы дни похожи,А сводки СовинформбюроТревожней все и строже…

«В местах отдельных перешлиФашисты в наступленье,Велись жестокие боиНа N-ском направленье…»

Гаснет свет, обрывается музыка, слышатся выстрелы, чужая отрывистая речь, лязг проходящих по улице танков.

Открывается занавес. На сцене комната небольшого одноэтажного домика, которые встречаются в среднерусских городах. Стол, несколько стульев, комод, диван, в углу изразцовая печь. На окнах горшочки с геранью.

Сейчас, несмотря на дневное время, в доме опущены шторы. Только у одного окна, притаившись, выглядывают на улицу Вася, мальчик лет одиннадцати-двенадцати, и его бабушка Лукерья Матвеевна.

Вася. Гляди, гляди, бабушка, танки прошли… Здоровущие какие… И на всех кресты, а ты говорила, «креста на них нет».

Лукерья Матвеевна. Это по-ихнему свастика…

Вася (всматривается в щелку из-за занавески). Мотоциклы мчатся…

За окном послышались пьяный смех, блеяние козленка, голоса немецких солдат.

Бабушка, гляди, фрицы за козленком гоняются.

Выстрел.

Лукерья Матвеевна (подходит к окну и закрывает занавеску). Идем со мной, Васятка…

Вася. Куда, бабушка?

Лукерья Матвеевна. Посидишь в сарае, пока известие не придет, как с тобой дальше быть…

Вася. Да что меня прятать, я же маленький…

Лукерья Матвеевна. Козленок тоже маленький был. Идем.

Вася. Не пойду я в сарай. Ребята увидят — засмеют.

Лукерья Матвеевна. Не перечь. Вернется отец — все расскажу, так и знай.

Вася. Бабушка, а он тебе не говорил, куда он подался?

Лукерья Матвеевна. Не знаю.

Вася. А я знаю. В партизаны вместе с заводскими ушел.

Лукерья Матвеевна. Тсс! (Испуганно.) Погубишь всех! (Сворачивает лежащий на полу ковер, поднимает доски пола, обращается к Васе.) Снимай фотографии со стены…

Вася. Зачем?

Лукерья Матвеевна. Снимай, говорю, потом будешь спрашивать. И грамоту заводскую тоже снимай.

Вася аккуратно снимает со стены фотографии. Лукерья Матвеевна роется в комоде, что-то ищет.

Вася, а где галстук?

Вася. А где ему быть? У меня он. Вот он, под рубашкой.

Лукерья Матвеевна. Заворачивай его тоже в брезент — и в подпол.

Вася. Галстук не дам, бабушка…

Лукерья Матвеевна. Да тебя же повесят, как только найдут. Надежное ли место нашел — за пазухой.

Вася. Не догадаются.

Лукерья Матвеевна. Отдай, говорю. Беду накличешь.

Вася. Не отдам. Нельзя галстук в подпол. Ты не сердись, бабушка, но нельзя… Давай я лучше тебе помогать буду. (Укладывает грамоту, документы и фотографии в подпол, гвоздями заколачивает половицы.) Бабушка, а чего это ты из чулана иконы в дом принесла?

Лукерья Матвеевна. Пусть на виду повисят, в переднем углу.

Вася (улыбаясь). Молиться по вечерам будешь?

Лукерья Матвеевна. Молиться я давно уже разучилась. А вот коли фашисты к нам в дом пожалуют, поглядят на иконы, может, и не догадаются, что у тебя отец партийным был.

Вася. Маскировка, значит? Ох и хитрая ты у меня, бабуся!

Лукерья Матвеевна. Да уж какая есть… (Оглядывается по сторонам.)

Теперь вся комната преобразилась. Нет фамильных фотографий, портретов, висят иконы. Даже лампадку зажгла бабушка Лукерья перед одной из них.

Ну вот и хорошо. Все мы с тобой сделали. А теперь собирайся. Пойдем в сарай, и не перечь бабке.

Вася. Бабушка, родненькая… Все что хочешь проси меня… Только в сарай не тащи. Не пойду. Не буду я прятаться, не хочу, не буду. Я темноты и мышей боюсь. (Всхлипывает.)

Лукерья Матвеевна. Эх, Васятка, Васятка! Мышей боюсь… Храбростью-то не в отца вышел. Что мне с тобой делать, ума не приложу. Боюсь я за тебя. Ты мальчик доверчивый. Сболтнешь про отца, и все — конец. Вот что, Васятка. Если придут фашисты, о чем бы ни спрашивали — об отце, о матери, обо мне — о чем угодно, прикинься немым.

Вася. Немым?

Лукерья Матвеевна. Ну вроде у тебя язык отнялся. Сумеешь?

Вася (засмеялся). Да что ты, бабушка! Вот у меня мой язык. Ла-ла-ла, ла-ла-ла… Видишь, как трепыхается…

Лукерья Матвеевна. Не смейся. (Села рядом с внуком, обняла его за плечи.) Ты вот что, Васятка, будь похитрей да посмекалистей. Смекалка — это ведь тоже оружие. Станут тебя что-нибудь спрашивать, а ты зажми язык и мычи. Мычи, как телок, и все. Понял? А я уж за тебя найду что сказать… Я скажу, что после бомбежки у тебя с перепугу язык отнялся. Ну-ка попробуй, помычи…

Вася замычал.

Вот так. Вот так. Хорошо получается. И все плечами пожимай, руками разводи и снова мычи.

Вася очень серьезно снова начал имитировать мычание. Раздался стук в дверь.

Лукерья Матвеевна. Ой, это к нам!.. Ноги подкашиваются. Васятка, вот эти все газеты… быстро в печку. Да быстрее, быстрее… Огонь их мигом сгложет…

Вася бросает подшивки газет в печку.

И мычи, мычи, как договорились. Помнишь? (Уходит открывать дверь.) Кто там?

Голос. Бабушка Лукерья, откройте!

Вася. Это голос Сашко.

Лукерья Матвеевна (входит вместе с Сашей). Ох и напугал ты нас… Думала, эти… пожаловали… Ты что такой, весь прямо сине-зеленый? Лица на тебе нет…

Сашко. Расстреляли, расстреляли…

Вася. Кого?

Сашко. Троих у памятника Ильичу в сквере.

Лукерья Матвеевна. Кого же это? Сашко, говори, кого расстреляли?

Сашко. Двух рабочих с завода и Марию Петровну — соседку нашу, которая в библиотеке работала.

Лукерья Матвеевна. Машеньку?

Сашко. Они, говорят, листовки расклеивали, фашисты их поймали, и сразу… понимаешь? У памятника… И памятник расстреляли… Гранатой в него жахнули… Там теперь только груда обломков…

Вася. Врешь!

Сашко. Поди посмотри…

Вася. А памятник-то за что?

Лукерья Матвеевна. А за то, что он Ленин, вот за что. (Сквозь слезы.) Внучата вы мои… Да не плачьте хоть вы… Им еще за это лихо будет. Ой, как лихо будет!

Вася (решительно). Надо в партизаны подаваться.

Сашко. А кто нам туда дорогу укажет?

Лукерья Матвеевна. Эх вы, партизаны! Сидите лучше по своим хатам да на улицу не высовывайтесь, целей будете.

Снова за окном послышалось железное лязганье гусениц. Снова Вася, отодвинув занавеску, прильнул к окну.

Вася. Глядите, опять танки пошли… Целая туча… И куда они целый день идут?

Лукерья Матвеевна. Куда, куда! На Москву. У них отсюда одна дорога — на Москву.

Лязг гусениц все громче и громче, слышится отдаленная перестрелка, взрывы.

Ведущие.

Шли танки немцев     на восток,Как тучи в небе низком,А этот русский городокБыл наш,     а стал фашистским…И город     горькую бедуУзнал не понаслышке…Жизнь замерла.     И лишь в саду,Почти у немцев на виду,Встречаются мальчишки.

Перед занавесом, на бревнышке, сидят Вася, Сашко, Гриша, Николай.