Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев

даже испытывая эти чувства, его отношение к бедным работягам представляло собой странную смесь патернализма и снобизма, точно переданную самим Черчиллем, когда в январе 1906 года он приехал на выборы в Манчестер. Гуляя по городу вместе с Маршем, он оказался в рабочем квартале. Оглядываясь по сторонам, Черчилль сказал своему секретарю: «Представь жить на одной из таких улиц, никогда не видеть ничего прекрасного, никогда не пробовать ничего вкусного и никогда не говорить ничего умного»{78}.

Помимо сострадания, которое, несомненно, присутствовало и определяло его решения, был в поведении Черчилля и политический расчет. Причем не только в личном плане, дав ему возможность найти свою пашню, на которой сделать себе имя. Он смотрел глубже. Обычно пять предвоенных лет начала XX века воспринимаются как зенит европейской аристократии, время беззаботного спокойствия, благополучия, прогресса и роскоши. Отчасти так оно и было. После 1914 года Европа уже никогда не будет такой, как прежде. Но и безмятежными эти годы назвать нельзя, хотя по масштабу катаклизмов они и уступают пожару мировой войны. В этот период в обществе начались брожения и течения, которые в итоге разрушили башню старого режима. Черчилль был в тот момент относительно молод, но он смог различить пугающие тенденции и оценить силу их последствий. Самую большую опасность он увидел в набирающих популярность социалистических теориях. Именно в эти годы он начнет свой крестовый поход против социализма, который будет продолжать в течение следующих пятидесяти лет, именно в эти годы он произносит свои известные слова, сравнивая в контрапункте разные учения: «Социализм искореняет богатство, либерализм – нищету; социализм уничтожает частные интересы, либерализм их сохраняет, примиряя с общественными; социализм убивает предпринимательство и инициативу, либерализм – спасает их от привилегий и преференций; социализм оскорбляет основное право личности на достойную жизнь, либерализм – обеспечивает приемлемые условия жизни; социализм отдает предпочтение правилам, либерализм – каждому человеку в отдельности; социализм атакует капитал, либерализм – монополию».

Учитывая дальнейшие отношения с СССР, критические стрелы в адрес социализма, которые Черчилль будет направлять регулярно, воспринимались как антагонизм к восточному союзнику. На самом деле, в отличие от других политиков, Черчилль не распространял критику общественно-политического строя на государство, в котором этот строй завоевывал позиции. Он также рьяно осуждал левые элементы в Германии, которым «было плевать на величие своей страны, крепость монархии и династические интересы», которые «выступали против станового хребта нации, класса аристократии и землевладельцев», которые «хвастаются, что у них нет отечества» и не имеют «ни капли уважения к германской армии»{79}.

Понимая, что социалистические взгляды набирают все больше популярности в обществе, Черчилль увидел в социальных реформах либерального толка эффективную возможность снять напряженность и выбить почву из-под ног социалистов. Впоследствии он сам признает, что в начале XX века «подъем социализма был неизбежен», но «либеральное правительство задержало его, переключив на себя большую часть революционно настроенного электората»{80}. Примечательно, что у самого Черчилля роман с социальными преобразованиями оказался бурным, но недолговечным. После 1911 года на повестке решаемых Черчиллем вопросов будут периодически появляться темы улучшения условия службы моряков, увеличения их жалованья, назначения пенсий вдовам погибших военных, но таким целенаправленным и комплексным усилиям на ниве социального реформирования, как было в период с 1905 по 1911 год, места уже не найдется. Наш герой потерял интерес и к давлению крупного капитала, став одним из немногих государственных деятелей, кто одновременно не пополнил число его жертв и не испачкал свою репутацию, превратившись в его слугу. Является ли подобная смена направлений признаком того, что Черчилль был неискренним в своих попытках улучшить условия трудящихся? Вряд ли. Для него такое поведение было нехарактерно, в отличие от страстной увлеченности новым и потерей интереса к уже пройденному и освоенному. Да и масштаб проблем, которые начали занимать и беспокоить политика в 1911 году, превосходил всё, с чем он имел дело раньше.

Что это были за проблемы? Объединенная титаническим усилием Бисмарка, Германская империя стала претендовать на мировое господство. Экспорт из Германии в период с 1880 по 1913 год вырос на 240 %, а ее доля в мировой торговле увеличилась с 17 до 22 %. Для сравнения, доля Великобритании сократилась с 40 до 27 %. В 1897 году Рейхстаг одобрил новую программу строительства военно-морского флота. Отлично понимая, что Германия не располагает возможностями повсеместно противостоять Королевскому флоту, отец немецкого ВМФ гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц (1849–1930) решил сосредоточить основные силы Флота открытого моря (Hochseeflotte) на позициях между Гельголандом и устьем Темзы, где создать угрозу Туманному Альбиону и оспорить превосходство «владычицы морей». Дальнейшее воплощение амбициозного замысла было осуществлено с немецкой основательностью, педантизмом и рационализмом, основные силы были брошены на строительство новых моделей судов и использование последних достижений науки и техники.

В 1908 году была принята третья новелла военно-морской программы, согласно которой срок эксплуатации боевых кораблей сокращался с 25 до 20 лет, что фактически означало ускорение процесса обновления кораблей и знаменовало собой еще один шаг против заморского конкурента. Примерно в это же время развитие немецкого флота вызвало неподдельный интерес у Черчилля. Он познакомился с адмиралом Джоном Фишером (1841–1920), занимавшим с 1904 по 1910 год пост первого морского лорда и являвшегося главным идеологом модернизации британского флота. Несмотря на разницу в возрасте, они быстро нашли общий язык и между ними завязалась оживленная переписка. Жесткий, эксцентричный, не терпящий возражений и посредственностей адмирал не стеснялся в выражениях, подробно описывая идеи технического перевооружения флота и понося своих недоброжелателей, всех этих «подлецов» и «вонючек». Во время спора с Адмиралтейством относительно строительства шести линкоров Фишер презрительно отвернулся от своего нового друга, но тот, поджав хвост и умерив гордость, сумел восстановить отношения. Видно было, что они нужны были Черчиллю, который словно губка впитывал знания и взгляды адмирала, медленно, но уверенно формируя свое мнение о сложившейся ситуации.

Помимо общения с Фишером осенью 1909 года Черчилль поручил экспертам изучить вопрос экономической устойчивости Германии и достаточности у немцев средств на реализацию своих амбициозных планов. В результате выяснилось, что немецкий флот развивается на пределе экономических возможностей, государственный долг Германии, начиная с 1897 года, увеличился в два раза и по состоянию на 1 октября 1908 года достиг 212,6 млн фунтов. И это без учета долга отдельных германских земель. Общий же долг кайзеровской империи составил порядка 900 млн фунтов. На основе проведенного исследования Черчилль подготовил меморандум для членов правительства, в котором отметил, что в условиях возрастающей напряженности и будущего кризиса, с которым неизбежно столкнется Германия, немцы постараются либо урегулировать ситуацию внутри страны, либо найти «решение во внешнеполитической авантюре». Это было мудрое и проницательное заключение, ознаменовавшее собой начало трансформации Черчилля из политика социальной направленности в государственного деятеля{81}.

Летом 1911 года Европа вплотную подошла к военному конфликту, который не разразился лишь благодаря терпению дипломатов и восторжествовавшему здравому смыслу политиков. Когда после вспыхнувшего в столице Марокко восстания французы направили в город войска для защиты своих граждан, немцы ответили отправкой в марокканский порт Агадир канонерской лодки Panther («Пантера») и заявили о своем намерении создать там военно-морскую базу. На стороне Франции выступила Великобритания. В марте 1912 года стороны удалось примирить, передав Франции протекторат над Марокко, а Германии в качестве компенсации – часть Французского Конго.

Во время Агадирского кризиса Черчилль не растерялся и, готовясь к худшему, организовал защиту угольных резервуаров, на тот момент основного топлива ВМФ. Как показало дальнейшее развитие событий, в этом не было острой необходимости, но очки себе он этим заработал, как и разработкой меморандума «О военных аспектах континентальной проблемы», в котором не только точно предсказал дату начала Первой мировой войны и основных