Словно птица - Люси Кристофер

И тут вдруг я понимаю, как следует поступать. Я точно знаю, что нужно делать, чтобы поддерживать папу в таком бодром настроении. Нужно и правда наблюдать за лебедем, как он просит.

— Встретимся в кафе через час, — говорю я маме.

Глава 20

Я стараюсь идти ближе к краю вдоль сетчатого забора, окружающего парковку. Нормального входа найти не могу, зато вижу деревянный сарай, покосившийся по краям, и небольшую щель рядом с ним. Она идет примерно с высоты моего плеча и до самой земли. Прислонившись к непрочной деревянной стене сарая, я отгибаю край сетки. Та легко поддается, как будто с ней такое проделывали уже не раз. Тогда я скручиваю ее в рулон, расширяя щель. Потом ногой отталкиваю ее подальше. Не обращая внимания на табличку «Не входить! Только уполномоченные лица», я глубоко вздыхаю и пролезаю в дыру.

Делаю несколько шагов. Здесь все выглядит совсем не так, как из окна палаты Гарри. Пластиковые упаковки, наполовину утонувшие в грязи у меня под ногами, смятые пивные банки и сотни окурков. Я наступаю на выцветшую коробку из-под стирального порошка. Я уже готова повернуть обратно. Определенно мне здесь находиться не положено. Не знаю, что будут делать «уполномоченные лица», если найдут меня тут. Но я, конечно, не первый человек, нарушивший правило. Это видно по узкой, но хорошо протоптанной тропинке, ведущей к деревьям вдали.

Я вспоминаю папино лицо и все-таки иду дальше. Он стал выглядеть гораздо лучше, когда я упомянула лебедя, в лице было столько интереса! А мама говорила, что папе полезно все, что может его подбодрить. Стараюсь убедить себя, что делаю все правильно.

Я шагаю по противному коричневому ковру из пожухлых листьев. В рощице натыкаюсь на еще одну табличку: «Только для постоянных посетителей. Пожалуйста, не сходите с тропы». Тропинка у меня под ногами становится шире и тверже; она уже похожа на настоящую дорожку.

Продолжаю идти, углубляясь в рощицу. Чем дальше я захожу, тем темнее становится. Вокруг тишина. Не жужжат аппараты, мимо не едут каталки, никто не кричит от боли. Слышно только, как ветер шелестит листьями, пакетами и бумажками. И пахнет здесь лучше, чем в больнице: влажной листвой и землей. Как бы мне хотелось собрать этот запах в бутылочку и принести его папе.

Я наступаю на очередную смятую банку из-под пива и всматриваюсь в просвет впереди. Деревья там расступаются. Если бы сейчас папа был со мной, он шел бы рядом уверенно, радостно болтая о том, как помогает человеку пребывание на природе. Он останавливался бы, чтобы рассмотреть жуков в пожухлых листьях, потрогать стволы деревьев. Он бы точно ничего здесь не боялся. При мысли об этом я сразу ощущаю сильную боль в груди. Как же мне хочется, чтобы папа сейчас был здесь, рядом со мной. Это нечестно, что он не может прийти сюда. Но зато у меня в кармане есть телефон. Сейчас я просто дойду до озера, сфотографирую лебедя, хорошенько рассмотрю все вокруг в поисках других членов стаи и пойду обратно. Мне нечего здесь делать долго.

Слева слышится какой-то хруст. Кустарник у тропинки подрагивает. Темные ветки ежевики сильно качаются из стороны в сторону. Я замираю. Движение в кустах тоже прекращается. Всматриваюсь в листву, жду. Капля ледяной воды падает мне на голову и стекает по щеке. Что-то маленькое и черное выскакивает на тропинку. Делаю шаг назад, спотыкаюсь о корень дерева и чуть не падаю. Но это просто птица. Глупая лысуха со смешным белым лобиком. Нервы у меня совсем никуда не годятся.

Наконец я добираюсь до озера. Лебедь все еще там. Недалеко от берега, самочка, плавает совсем одна. Я оглядываю всю поверхность озера и берег вокруг него. Других лебедей нет. Эта самка меньше обычных лебедей, и у нее серое оперение, но она точно относится к кликунам. Клюв длинный и желтый, как у кликунов, но с розовыми пятнышками. Думаю, ей нет еще и года. Это удивительно, но она кажется странно знакомой. Теперь я уверена: это та самая птица, которую мы видели с папой в заповеднике в тот день, именно она кружила тогда над нашими головами. Не сомневаюсь: я нашла именно ее. Папе будет достаточно и этой новости.

Я подхожу к самому краю воды, поближе к ней. Она не двигается, но, кажется, смотрит на меня, не сводит с меня своих маленьких черных глаз. Это красивый лебедь, с чистыми перьями и длинной прямой шеей. Достав из кармана телефон, я фотографирую ее. Птица даже не отворачивается. Кажется, она совсем меня не боится.

Я приседаю на корточки и продолжаю внимательно смотреть. У меня под ногами несколько перьев с ее груди, молодых, сероватых. Они влажные и мягкие, словно мех. Я поднимаю два самых длинных, провожу по ним большим и указательным пальцами, и они становятся совсем гладкими, просто идеальными. Я кладу перья в карман вместе с телефоном. Отнесу их папе.

Потом я поднимаю голову и вижу: лебедь по-прежнему здесь. И не на том же самом месте, а прямо у меня перед глазами. До птицы не больше метра. Не понимаю, как она могла подплыть так быстро и почему я ее не заметила. Она продолжает на меня смотреть. По идее, у птиц нет мимики, у них в глазах не отражаются эмоции, но эта — явно исключение. Кажется, ей очень любопытно; она смотрит на меня совсем по-человечески. Как будто задала мне какой-то вопрос и теперь ждет ответа. Я отвожу глаза в сторону, потом снова смотрю на нее, просто чтобы убедиться, что я это себе не придумала. Но она все так же глядит на меня.

Не поворачиваясь, я начинаю осторожно карабкаться вверх от озера, чтобы не напугать ее. Я, конечно, не боюсь лебедей, но знаю, какие они сильные. Ну, все ведь слышали истории о том, как лебеди могут сломать человеку руку своими крыльями. А дедушка как-то рассказывал, что лебедь способен утопить собаку.

— Почему ты такая смелая? — тихонько спрашиваю я птицу.

Она наклоняет голову, как будто прислушивается. И подплывает ближе. Слышно, как ее ноги чавкают в грязи: она выбирается на берег. Если я протяну руку, то смогу до нее дотронуться. Она расправляет крылья и в этот момент кажется просто огромной; и эта гора направляется ко мне. Ее крылья закрывают от меня свет. Я пытаюсь быстрей встать на ноги. Она бьет крыльями, и меня окатывают брызги