Словно птица - Люси Кристофер

настолько, что не видно даже, как он дышит. Мое сердце начинает биться быстрее. Я уже просто схожу с ума. Конечно, если бы он перестал дышать, запищали бы мониторы, загудела бы сирена и врачи побежали бы к нему отовсюду. Я отступаю назад. Не хочу даже думать об этом.

— Видишь, милая, с ним все в порядке, — воркует медсестра. — Все очень хорошо. Ну и что же ты хотела ему сказать?

Я стряхиваю с плеч ее руки и направляюсь к двери. Она что-то еще кричит мне вслед: кажется, о том, что попытается найти маму, но я специально не слушаю ее. Ненавижу все это; ненавижу всех этих чужих людей, которые распоряжаются папой… командуют, когда я могу его увидеть и что я могу ему сказать. Уверена, он не хотел бы, чтобы все было так устроено.

Дверь кардиологического отделения с шумом захлопывается за мной. Я иду по коридору; хочу навестить Гарри. Мои ноги сами несут меня туда еще до того, как я успеваю это осознать. Он единственный, кто будет рад меня видеть. А может быть, он даже видел, что произошло сейчас на озере.

Глава 22

Мои ботинки тихонько чавкают, пока я спешу по коридору. У дверей в детское онкологическое отделение я на секунду замираю. Дверь заперта. Прислоняюсь к двери и всматриваюсь сквозь матовое стекло.

Вдруг дверь с щелчком распахивается, и я вваливаюсь внутрь. Медсестра за стойкой приветливо мне улыбается. Кажется, это та же, кого я видела в прошлый раз.

— Пришла навестить Гарри? — спрашивает она.

— А он… мне можно?

Она кивает. Вид у нее уставший, но она не перестает улыбаться.

— Если Гарри не против, то я только за, — говорит она.

Она ведет меня по коридору. Сегодня здесь гораздо тише, не так шумно и людей меньше. Посетителей почти не видно. Дверь в палату Гарри закрыта. Сестра осторожно стучит, слегка приоткрывает дверь и заглядывает внутрь.

— Пришла Айла, — говорит она. — Что скажешь?

Я подаюсь назад и не слышу его ответа. А вдруг Гарри сегодня совсем плохо? Может, он не хочет меня видеть? Я жду, а в животе у меня все сжимается. Медсестра поворачивается ко мне и подмигивает.

— Не слишком долго, ладно?

Она держит дверь открытой, пропуская меня.

Гарри сидит на кровати, обложенный подушками. Увидев меня, он улыбается и кивком приглашает войти, но мне кажется, что я вижу совсем другого мальчика, не того, с кем общалась на днях. Сегодня у него под глазами большие темные круги, а лицо еще бледнее, чем раньше. На подушке несколько прядей волос. Теперь он напоминает мне какого-то зверька, живущего под землей. Я почти жду, что сейчас он спрячется от меня, зароется в одеяло.

— Садись, — говорит он. — Не думал, что ты придешь меня навестить.

В его глазах читается вопрос.

— Хочешь, я уйду?

— Ни за что. — Он мотает головой так, словно я сказала какую-то чушь. — Вы немного разминулись с мамой, а могли бы устроить тут настоящую вечеринку.

Я подхожу к стулу возле его койки. У Гарри ужасно усталый вид, как будто он только что пробежал марафон. Садясь на стул, я стараюсь не скрипеть: мне не хочется издавать громкие звуки. Вдруг все, что произошло на озере, кажется совершенно неважным. Ведь Гарри так плохо себя чувствует.

— Что с тобой случилось? — спрашиваю я.

— Просто химия. Мой организм ее не очень любит.

Мне трудно поверить, что химиотерапия может так сильно изменить человека, да еще столь быстро. Гарри так легко рассказывал мне о ней в прошлый раз. Но я киваю, будто все понимаю. А потом, когда он пытается поймать мой взгляд, быстро отвожу глаза.

— Тебе больно? — спрашиваю я.

Гарри на секунду задумывается.

— Мне не так плохо, как, наверное, твоему папе. Но это… как сказать… очень неприятно. Постоянно болит то одно, то другое.

Он поднимает руку к груди и надавливает на что-то через пижаму. Я сразу думаю, что у него что-то с сердцем.

— Все нормально?

Но он только отмахивается:

— Это просто центральный венозный катетер.

Я опять ничего не понимаю. Кусаю губу. Он как будто живет совсем в другом мире, знает кучу всего о совершенно неизвестных мне вещах. Мне страшновато с ним разговаривать. Что бы я сейчас ни сказала, это будет звучать как-то неправильно. Поэтому я просто смотрю в окно. Отсюда озеро кажется лишь темным пятном. Лебедя не видно.

— Знаешь, я наблюдал за тобой, — говорит Гарри тихо. — Там, на озере. — И поворачивает голову ко мне. В ярком свете его зрачки стали совсем маленькими. — Ты не против?

Я чувствую, что киваю в ответ.

— Конечно. Я…

— Что?

— На самом деле я как раз надеялась, что ты наблюдаешь.

Мы смотрим друг на друга. Я явно сказала лишнее. Наверное, мне стоит отвести глаза, но я не могу. Странно: что-то как будто притягивает мой взгляд, как было и на озере, когда я глядела на лебедя. Гарри тоже смотрит на меня не отрываясь. Его глаза блестят так, словно изнутри их освещают огоньки.

— И что там такое было? — спрашивает он. — Когда ты бегала вокруг озера. У тебя была с собой еда для птицы?

— Не было.

— А почему тогда она плыла вслед за тобой?

— Тебе так показалось? Правда?

Лицо у меня начинает гореть, даже уши становятся красными. Я боюсь говорить что-то еще. Не могу же я просто выложить ему историю о том, как птица внимательно смотрела на меня, а потом гонялась за мной по воде. Гарри подумает, что у меня не все дома. Поэтому я наконец отвожу глаза и упираюсь взглядом в пол. Жду, что Гарри засмеется, назовет меня фантазеркой. Скажет то, что я и сама про себя думаю: что все это — просто плод моего воображения. Но он вдруг подается ко мне.

— Ты была на тропинке, а она — в воде, — тихо говорит он. — Она била крыльями, но…

— Не взлетала, я знаю. — Я осторожно смотрю на Гарри, чтобы убедиться, что он не смеется надо мной. Сейчас он даже не улыбается.

— Очень странно, правда? — говорит он. — Разве лебеди так делают?

— Дикие лебеди должны бояться людей. А она совсем меня не боялась.

— Она хотела на тебя напасть?

— Не думаю. Лебеди не такие, да я никак ей и не угрожала.

В какой-то момент мне даже показалось, будто лебедь хочет, чтобы я бежала быстрее. Однако, несмотря на мое желание рассказать об этом, я сдерживаюсь. И все