Иван Кулибин. Иван Ползунов. Ефим и Мирон Черепановы - Ольга Минаева

Занимались Черепановы и вопросами добычи и выплавки такого ценного металла, как платина. В основном это направление было поручено Мирону Черепанову. Он быстро освоил новейший в то время способ извлечения платины из руды.

«Пароходный дилижанец отстройкою кончен»

Учитывая многочисленные заслуги Черепановых перед Демидовыми, хозяева решили-таки дать старшему из механиков вольную. В январе 1833 г. на подпись Демидову заводская контора направила четыре отпускные, одна из которых предназначалась «Ефиму Алексеевичу Черепанову за отличные дарования и различные устройства разных при заводах машин». Из этих четырех вольных Демидов подписал три, включая черепановскую. «Дворовый человек» Демидовых Ефим Черепанов стал «вольноотпущенным», хотя его зависимость от прежних хозяев оставалась по-прежнему высокой.

В тот же период времени Мирон Черепанов, остающийся крепостным, получил «ордер» петербургской конторы на поездку в столицу России для изучения прокатных станов и других машин. Мирон в третий раз покидал Урал. Теперь он оставлял на Выйском заводе еще одно важное дело, а именно постройку «паровой телеги», или, как ее еще называли, «парового дилижанса», «парохода». Работы по ее сооружению развернулись сразу после возвращения Мирона Черепанова в Нижний Тагил в Выйском «механическом заведении» или «фабрике». Машину эту коллектив мастеров под руководством Мирона Черепанова строил на протяжении года, в начале 1834 г. она была закончена. Сохранилась запись о том, что «пароход уже был почти отстройкою собран и действием перепущен, в чем и успех был, но оного парохода паровой котел лопнул». Слава богу, никто в результате этой аварии не пострадал. Изобретатели же не пали духом и начали работу сызнова, стараясь не повторять старых ошибок. Решая сложные технические задачи создания первого паровоза, Черепановы не могли отложить ни одну из других своих многочисленных обязанностей, но все равно работа над паровозом спорилась. Главные изменения по ее ходу вносились в конструкцию парового котла. «После первых опытов, для усиления жара, прибавлено в котел некоторое количество парообразовательных медных трубок, и теперь имеется оных до 80», – писал весной 1834 г. «Горный журнал». Особо надо отметить заслуги Черепановых в создании для первых российских локомотивов оригинальных паровых машин, отличавшихся от всех предыдущих. В «Сведении» Выйского завода за 5–19 августа 1834 г. говорится: «пароходный дилижанец остройкою (отстройкою) совершенно окончен, а для ходу оного строится чугунная дорога, и для сохранения дилижанца отстраивается деревянный сарай; при исправлении чего находилось своих рабочих до 20 человек». Уральская пресса к 150-летию изобретения первого русского паровоза поместила на своих страницах чертеж черепановского паровоза, найденный в ГАСО. Чертеж этот, к сожалению, не датирован, его обнаружили в том же деле, что и черновики рапорта тагильского заводоуправления от 29 июня 1834 г., поэтому авторы публикаций в «Тагильском рабочем» и «Уральском следопыте» сделали вывод, что чертеж был приложен к рапорту. Однако в самом документе о чертеже паровоза упоминаний не содержится, к тому же на чертеже, нарисованном племянником Ефима Черепанова Аммосом, мы видим готовый паровоз, а в тексте рапорта говорится о необходимости многих доработок «пароходки», чем в то время занимался Мирон Черепанов.

Известно, что согласно предписанию петербургской конторы Демидовых от 29 сентября 1833 г. М. Е. Черепанову разрешалось построить две «паровые телеги для перевозки тяжестей», «одну для употребления при заводах, а другую для присылки сюда на показ». Учитывая дороговизну и сложность доставки паровоза в столицу, контора предложила «сделать с той пароходки модель в три аршина (2,1 м), которая может быть в действии, но оная ранее как к последнему зимнему пути следующего года готовою быть не может». Взгляды на использование «пароходки» у ее создателей и «господ правящих» были диаметрально противоположными. Черепановы прежде всего надеялись на ее практическое применение – для доставки руды. Приказчикам же важнее всего было потрафить хозяйскому тщеславию. Администрация Выйского завода, не получив «из центра» четких указаний, окончательно охладела к мысли о прокладке для машины Черепановых рельсовых путей. Как бы то ни было, первые 400 сажен (854 м) дороги для паровоза были проложены. К паровозу прицеплялся тендер (фургон) с запасом угля и воды и грузовые вагонетки или «приличная повозка» для пассажиров «в числе 40 человек».

Первый в России паровоз Е. А. и М. Е. Черепановых.

Чертеж паровоза Черепановых.

Первый русский паровоз Ефима и Мирона Черепановых. Художник В. П. Викторов.

На Уралвагонзаводе в Нижнем Тагиле создан полноразмерный макет «пароходного дилижанса». Именно так называли свой паровоз отец и сын Черепановы.

Итак, первый «сухопутный пароход» был построен к августу 1834 г. «Горный журнал» написал, что он возил состав весом 3,3 тонны со скоростью 13–16 км/час. Сразу после окончания строительства первого паровоза Черепановы стали готовиться к постройке следующего, больших размеров и мощности (по некоторым сведениям, мощность первого была 30 л. с., второго – уже 43 л. с.). «Сведения» Выйского завода за 3–17 марта 1835 г. сообщили, что «пароходный дилижанец» «совершенно отстройкою кончен».

Казалось бы, за такие без преувеличения, трудовые подвиги Черепановых стоило бы щедро наградить, воздать приличествующие им почести, но «господа правящие» считали это лишним, нечего, мол, их баловать. За все свои великие труды, включая постройку двух первых в России паровозов, Ефим Черепанов в 1835 г. получил… перстень, а Мирон – вольную.

Царевича и поэта «пароходка» не вдохновила

Тем временем по Уралу разнесся слух о готовящемся приезде в здешние края с ознакомительными целями 19-летнего наследника престола Александра Николаевича. Черепановы с волнением ожидали прибытия будущего российского императора в надежде, что тот увидит и должным образом оценит их «пароходы» и другие технические нововведения. Царевич изволил явиться и бегло осмотреть некоторые нижнетагильские заводы, привезли его и к «сухопутному пароходу». Александр осведомился, кем он устроен, и услышал в ответ, что заводским механиком Мироном Черепановым. На этом интерес царевича иссяк. Ему были глубоко безразличны все эти мастеровые и их устройства. К новинкам техники, как и к прогрессу в целом, царевич относился в лучшем случае равнодушно, а то и попросту враждебно. В 1858 г., уже будучи императором, Александр II начертал на одном из докладов министра просвещения Е. П. Ковалевского, употребившего слово «прогресс»: «Что за прогресс!!! Прошу слова этого не употреблять в официальных бумагах». Подобное отношение к прогрессу императора не помешало сложиться легенде, будто он в 1837 г., в бытность наследником престола, прокатился в вагоне по черепановской дороге и это стало его первым путешествием по железной дороге. Сам император выдумке не противоречил. Надо сказать, что интереса к «сухопутному пароходу» не проявил не только будущий император, но и члены его свиты, в которой, помимо прочих, состояли поэт В. А. Жуковский и известный географ К. И. Арсеньев. Жуковский посвятил замечательному техническому достижению весьма лаконичную дневниковую запись, точнее, одно-единственное слово: «пароходка».

Цесаревич Александр Николаевич. С гравюры Ф. Крюгера. 1833 г.

Совершенное равнодушие наследника стало сигналом «господам правящим». Этим можно более не заниматься, решили они. Ни заводовладельцы, ни петербургская контора Демидовых больше не вспоминали о «сухопутных пароходах» и «чугунке». Помимо негативного отношения к Черепановым, роль, очевидно, сыграли и соображения расходов – постройка «пароходов» и дорог, по которым они могли бы ездить, стоила немалых денег, а поскольку тратами ведал в данном случае сам неподкупный Черепанов, украсть приказчики ничего не могли.

Украденный приоритет

В 1838 г. в Нижнем Тагиле началась подготовка экспонатов на третью Петербургскую промышленную выставку. Черепановы были уверены, что уж их-то «пароход» непременно удостоится чести быть представленным столичной публике. Разумеется, отправка черепановского детища в Петербург встала бы в копеечку, поэтому было решено отправить на выставку лишь небольшую модель «парохода». В росписи экспонатов, предназначенных для отправки в столицу, значились машины «от механиков Черепановых» – гвоздарный станок и «модель машины паровоз». Однако когда весной 1839 г. настало время посылать экспонаты в Петербург, кто-то из заводского начальства в росписи против слов «машины: маленький паровоз» вписал: «остался», тем самым разрешив лишь отправку станка «для резки гвоздья». Сделав очередную подлость изобретателям, «господа правящие» оказали медвежью услугу и Демидовым, авторитету их заводов. Тем более что их конкуренты с Пожевского завода не поскупились отправить в Петербург свой паровоз, строительство которого было завершено накануне открытия выставки. Паровоз разобрали и в таком виде отправили все 19 тонн в столицу. 16 мая 1839 г. пожевский паровоз «Пермяк» был принят выставочным комитетом и установлен у всех на виду перед входом в выставочные залы. 21 мая министр финансов Канкрин рапортовал Николаю I: «На заводах… Всеволжских построен первый в России паровоз, который одобрен знатоками». Руководитель постройки пермского паровоза Э. Э. Тет был награжден золотой медалью на владимирской ленте «за построение первого паровоза в России». Черепановы с горечью убедились в правоте поговорки, гласящей, что нет пророков в своем отечестве. «Пермяк» и его создатели, несомненно, заслуживали награды, но только не с такой неверной формулировкой – их паровоз был не первым, а всего лишь третьим по счету в России. Сообщения о двух черепановских «сухопутных пароходах», опубликованные в столичной печати за четыре года до открытия промышленной выставки, оказались забыты. О приоритете Черепановых, возможно, кто-нибудь вспомнил бы, если бы на выставку послали хотя бы модель их паровоза, но, увы, она осталась в Нижнем Тагиле.