Вторая мировая война - Энтони Бивор

ПКНО, естественно, принял сталинскую границу по линии Молотова-Риббентропа, которая приблизительно совпадала с линией Керзона, названной так по имени английского министра иностранных дел, предложившего ее в 1919 г. «Люблинских поляков» плотно контролировали Николай Александрович Булганин (тогда член Военного совета Первого Белорусского фронта) и комиссар госбезопасности Иван Серов – в 1939 г. он курировал по линии НКВД массовую депортацию и уничтожение поляков. Булганин и Серов также присматривали за маршалом Рокоссовским, наполовину поляком, командовавшим Первым Белорусским фронтом, освобождавшим Польшу. Отношение Сталина к полякам базировалось на принципе «враг моего врага все равно остается моим врагом».

Практически отказавшись помогать лондонским полякам, Черчилль был глубоко тронут храбростью Армии Крайовой и сделал все возможное, чтобы помочь ей. 4 августа он отправил Сталину радиограмму, сообщая, что Королевские ВВС сбросят повстанцам оружие и продовольствие. В тот же день к выполнению этой опасного задания приступили экипажи бомбардировщиков, базировавшихся в Италии – преимущественно польские и южноафриканские.

9 августа Сталин, скорее всего, чтобы сохранить лицо, обещал Миколайчику, что Советский Союз поможет восставшим, хотя восстание и началось преждевременно. Он заявил, что немцы, контратакуя, оттеснили советские войска от города. Это было отчасти правдой, но главная проблема состояла в том, что после невероятного по размаху наступления советских войск в ходе операции «Багратион» летом 1944 г. передовые соединения Красной Армии были полностью обескровлены и испытывали острую нехватку топлива, а вся их техника нуждалась в серьезном ремонте. В любом случае Сталин вскоре продемонстрировал, что у него не было особого желания оказывать действенную помощь восставшим или хотя бы способствовать воздушным переброскам такой помощи союзниками. Ни одному самолету союзников не было разрешено приземлиться на занятой советскими войсками территории и только одному американскому бомбардировщику разрешили дозаправиться. Советские самолеты сбросили восставшим немного оружия, но без парашютов, и оно оказалось непригодным к применению после удара о землю. Сталину просто нужно было иметь несколько примеров оказания помощи, чтобы предотвратить впоследствии любую критику в свой адрес.

Немцы ввели в Варшаву свои самые кровавые антипартизанские части, у которых садизм и жестокость считались доблестью. В их состав включили скандально известную бригаду Каминского, которая являлась частью 15 «Казацкого кавкорпуса» СС, и штурмовую бригаду Dirlewanger под командованием бригадефюрера СС Оскара Дирлевангера, расхаживавшего с любимой обезьянкой на плече, пока он командовал массовыми расстрелами. Этой группой формирований командовал обергруппенфюрер СС Эрих фон дем Бах-Зелевски – один из главных гиммлеровских подручных, руководивший массовыми убийствами евреев в Белоруссии. Это был тот самый садист, который жаловался рейхсфюреру СС Гиммлеру, что его убийцы страдают от перенапряжения. Похоже, что в Варшаве его люди наслаждались своей работой. Раненых в польских полевых госпиталях заживо сжигали огнеметами. Детей казнили для развлечения. Санитарок Армии Крайовой пороли кнутами, насиловали, потом убивали. Гиммлер поддерживал идею уничтожения Варшавы и ее населения и физически, и духовно. Сейчас он, похоже, считал, что поляки так же опасны, как и евреи. Только в одном Старом Городе было убито более 30 тыс. мирных жителей, не принимавших никакого участия в боевых действиях.

Во Франции в первую неделю августа канадцы, англичане и 1-я польская танковая дивизия с боями пробивались к Фалезу. Третья армия Паттона взяла Ренн и двинулась в Бретань. Шестого августа Гитлер заставил генерал-фельдмаршала фон Клюге бросить танковые дивизии в безнадежную контратаку у Мортена, в надежде продвинуться к Авраншу на побережье, чтобы таким образом отрезать войска Паттона от основных сил союзников. Благодаря решительности и храбрости американских солдат и офицеров при обороне Мортена, немецкий план с военной точки зрения оказался полным безумием и только сильно поспособствовал тому полному разгрому, который вскоре постиг немецкую армию в Нормандии. Однако Гитлер толкал Клюге к еще большей катастрофе, приказывая ему немедленно возобновить атаки на Мортен, но к тому времени передовые танковые колонны Паттона уже повернули на восток к Сене и продвинулись глубоко в немецкий тыл, угрожая базам снабжения и складам войск Клюге. Теперь немецким Седьмой армии и Пятой танковой армии грозило полное окружение в Фалезском котле.

15 августа, когда кольцо окружения вокруг Фалеза неумолимо сжималось, была проведена операция «Наковальня» (переименованная в «Драгун»): на Лазурном берегу Средиземного моря, между Марселем и Ниццей, высадились 151 тыс. солдат и офицеров союзных войск. Большая часть сил, участвовавших в высадке, была переброшена с фронта в Италии. Фельдмаршал Александер, у которого для сил вторжения в южную Францию забрали семь дивизий, считал операцию «Драгун» абсолютно бесполезной стратегически. Как и в случае с Черчиллем, все его взгляды были устремлены на Балканы и Вену. Но англичане были неправы, возражая против операции «Драгун». Высадка на юге Франции заставила немцев спешно отступить по всему фронту, что значительно уменьшило страдания, причиненные населению Франции в ходе освобождения страны.

Пути отхода немецких войск из Фалезского котла не были перекрыты надлежащим образом по целому ряду причин, но в основном потому, что Брэдли, теперь командующий 12-й Группой армий, и Монтгомери, командующий 21-й Группой армий, не смогли наладить нормальные взаимоотношения друг с другом и вследствие этого не договорились о главных целях. Монтгомери, согласившись на «быстрое окружение» в Фалезе, и полагая, что Первая канадская армия будет быстро продвигаться вперед, не сосредоточил достаточно сил, чтобы заблокировать немецкие войска в котле. Все его взгляды в это время были устремлены к Сене, и он повернул все имеющиеся у него силы в этом направлении. Он полагал, что всегда успеет, совершив «длинный охват», окружить немцев еще до того, как они смогут дойти до реки. В результате самая узкая часть, горлышко Фалезского котла, осталась наполовину открытой. На пути рвущихся из котла остатков немецких танковых дивизий СС и других частей вермахта оказалась только одна 1-я польская танковая дивизия без какой-либо поддержки.

Другой дивизией, попытавшейся закрыть немцам выход, была 2-я французская танковая дивизия под командованием генерала Филиппа Леклерка. Леклерк отчаянно возражал американскому командованию, когда его дивизию переводили из Третьей армии Паттона. И Леклерк, и генерал де Голль хотели, чтобы именно эта дивизия, полностью оснащенная и вооруженная американской армией, первой вошла в Париж, как обещал Эйзенхауэр. Однако генерал Героу, командир корпуса, не питал особых симпатий к политическим интересам французов. Он не знал, что французы тайно при каждой возможности воруют бензин, чтобы создать запас, необходимый для несанкционированного броска на Париж.

Освобождение Парижа, пожалуй, стояло на последнем месте в списке первоочередных задач Эйзенхауэра. Такая операция потребовала бы колоссальной перегруппировки сил и огромного количества всего необходимого в тот самый момент, когда он хотел на плечах отступающих немецких войск ворваться на территорию рейха. Дивизии Паттона прошли по немецким тылам, перерезая вражеские коммуникации и громя противника, будто в лихой кавалерийской атаке – это была стихия Паттона. Приехав в 7-ю танковую дивизию, расположившуюся за Шартром, он спросил командира, когда тот собирается брать город. Командир ответил, что в городе еще продолжают обороняться немцы, поэтому потребуется еще какое-то время. Паттон его оборвал: «Там нет немцев. Сейчас три часа. Я хочу, чтобы Шартр был взят к пяти, иначе в этой дивизии будет новый командир».

19 августа, накануне прорыва немецких войск с боями из Фалезского котла, в штаб-квартиру Эйзенхауэра из Алжира прибыл генерал де Голль. «Мы должны идти на Париж, – сказал он главнокомандующему союзников. – В городе должна присутствовать организующая сила для установления в нем внутреннего порядка». Нет ничего удивительного в том, что де Голль боялся восстания, которое могут поднять коммунисты, используя свои военные формирования Franc-Tireurs et Partisans (ФТП), чтобы создать в городе революционное правительство до прихода союзных войск. Сам он тем временем повсюду внедрял собственных представителей во все еще оккупированном немцами Париже, чтобы создать основу будущего руководства страны и захватить ключевые министерства.

На следующий день, находясь в Ренне, де Голль узнал, что в столице началось восстание. Он немедленно послал генерала Жюэна с письмом к Эйзенхауэру, настаивая на том, чтобы туда немедленно направили дивизию Леклерка. Парижская полиция объявила забастовку пятью днями ранее, протестуя против приказа немцев о разоружении. Генерал Кениг послал из Лондона Жака Шабан-Дельмаса, чтобы убедить Сопротивление воздержаться пока от восстания. Но коммунисты под руководством полковника Анри Роль-Танги – местного лидера Французского внутреннего Сопротивления, хотели сами освободить Париж. 19 августа парижские полицейские, вооруженные пистолетами и одетые в штатское, захватили префектуру полиции и вывесили трехцветный национальный флаг.