Гражданин Галактики - Роберт Хайнлайн

Холодный голос произнес:

— Пусть будет он возвращен к тем пространственно-временным параметрам, откуда был изъят.

Невидимые руки потащили разъяренного Юния. Он взывал к Марсу и Юпитеру, размахивал мечом. Меч его прочертил в полу борозду, потом сам собой поднялся и вошел в ножны. Юния быстро относило; я потряс ему сцепленными руками и завопил:

— Прощай, Юний!

— Прощай, парень! Они трусы! — он силился разорвать свои путы. — Это просто мерзкое колдовство!

И он исчез.

— Клиффорд Расселл…

— А? Я здесь.

Чибис сжала мою руку.

— Это твой голос?

— Одну минутку… — сказал я.

— Говори.

Я вздохнул. Чибис придвинулась поближе и прошептала:

— Постарайся, Кип. Они не шутят.

— Постараюсь, малышка, — прошептал я, и продолжал: — Что здесь происходит? Мне сказали, что вы намерены судить человеческую расу.

— Это верно.

— Но вы не вправе. У вас нет достаточных оснований. Это ничем не лучше колдовства, как и сказал Юний. Вы привезли пещерного человека — потом решили, что это ошибка. Но это не единственная ваша ошибка. Здесь был Юний. Каким бы он ни был, а я не стыжусь его; я горжусь им. Но он не мой современник. Он мертв уже две тысячи лет — если, конечно, вы отправили его обратно — и так же мертв весь его мир. Хороший или плохой, он не представляет сегодня человеческую расу.

— Это мне известно. Вы двое — контрольный образец вашей расы в настоящем.

— Да — но мы тоже не критерий. Чибис и я так же далеки от среднего человека, как и любой. Конечно, ни она, ни я не ангелы. Если вы судите нашу расу за ее поступки, то вы совершаете огромную несправедливость. Судите нас, стоящих перед вами, — или меня, во всяком случае…

— И меня!

— …за все, что я совершил. Но не заставляйте отвечать за мои проступки мой народ. Это не научный подход. Это математически некорректно.

— Это корректно.

— Нет. Люди — не молекулы; они разные. — Я решил не спорить по поводу юрисдикции: сколопендер уже испоганил этот подход.

— Согласен, люди не молекулы. Но они и не личности.

— Они личности!

— Они не являются независимыми личностями; они — части единого организма. Каждая клетка вашего тела содержит полную информацию. По трем клеткам организма, который вы называете человеческой расой, я могу предсказать будущие возможности и ограничения этой расы.

— У нас нет ограничений! Нельзя предсказать, каким будет наше будущее.

— Возможно, у вас и нет ограничений, — согласился голос. — Это мы определим. Однако, честно говоря, это не пойдет вам на пользу. Ведь ограничения есть у нас.

— Что?

— Вы неправильно понимаете цель данного обследования. Вы говорите о «справедливости». Я знаю, что вы понимаете под этим. Однако никакие две расы не договорятся о значении этого термина, как бы он ни звучал в их языках. Мы не занимаемся здесь этим вопросом. Это не суд справедливости.

— Тогда что же это?

— Вы бы назвали это «Советом Безопасности». Либо «комитетом бдительности».{118} Определение не важно; моя единственная цель — исследовать вашу расу и определить, не представляете ли вы угрозы для нас. Если да, я немедленно избавлюсь от вас. Единственный надежный способ предотвратить смертельную опасность — это уничтожить ее в зародыше. То, что мы узнали о вас, заставляет предполагать, что когда-нибудь вы сможете угрожать безопасности Трех Галактик. Теперь определим факты.

— Но вы сказали, что необходимы по крайней мере три образца. Пещерный человек вам не подошел.

— У нас есть три образца, вы вдвоем и римлянин. Однако факты могут быть установлены и по одному образцу. Использование трех — давняя традиция, осторожная привычка все проверять и перепроверять. Я не способен обеспечить справедливость, но я хочу убедиться, что не допускаю ошибки.

Я собирался сказать, что он ошибается, хоть ему и миллион лет отроду. Но голос зазвучал вновь:

— Я продолжаю обследование. Клиффорд Расселл, это твой голос?

Мой голос зазвучал снова — это снова был мой надиктованный отчет, но теперь совершенно полный — сочные прилагательные, пристрастия, комментарии — вплоть до моих запинок.

Я послушал некоторое время, поднял руку.

— Верно, это мои слова.

Запись остановилась.

— Подтверждаешь ли ты сказанное?

— Хм. Да.

— Желаешь ли ты то-либо добавить, убрать или изменить?

Я задумался. Кроме нескольких пассажей, которые я вставил позднее, отчет был последовательным.

— Нет. Я подтверждаю сказанное.

— А это тоже твой голос?

На этот раз я замешкался. Звучала та бесконечная запись, которую я делал для Профессора Джо, насчет — ну, насчет всего на свете… земной истории, обычаев, народов, механизмов. До меня дошло, почему Проф носил тот же значок, что и Мамми. Как это называется… «подсадная утка». Старый добрый никчемный Профессор Джо был стукачом.

Мне стало противно.

— Дайте еще послушать.

Они не возражали. На самом деле я не слушал; я пытался вспомнить, что еще я наговорил, какие мои слова используют против человеческой расы. Крестовые походы? Рабство? Газовые камеры в Дахау? Сколько же я всего разболтал?

Запись все звучала. Ну, это надолго, будем стоять, пока не врастем в пол.

— Это мой голос.

— Ты подтверждаешь и это? Или хочешь что-то исправить, пересмотреть или дополнить?

Я осторожно спросил:

— Можно переделать все целиком?

— Как хочешь.

Я хотел было сказать, что запись никуда не годится, что ее нужно стереть и переписать. Но сотрут ли они? Или сохранят обе и сравнят? Я не погнушался бы и соврать; добродетельный девиз «говори правду, и будь что будет!» неуместен, когда твоя семья, друзья и вся раса поставлены на карту.

А вдруг они поймают меня на лжи?

«Мамми велела говорить правду и не бояться».

«Но она не на нашей стороне!»

«Ну конечно, на нашей».

Пора было отвечать. Я был так растерян, что не мог собраться с мыслями. Профессору Джо я старался говорить правду… что ж, возможно, кое-что я затушевал, не распространялся о всяких газетных ужасах. Но в сущности говорил-правду.

Сделаю ли я это лучше, припертый к стенке? Позволят ли мне начать с чистого листа, примут ли все, что я смастерю? Или сам факт того, что я изменил свой рассказ, будет использован для осуждения нашей расы?