Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

Qui ne vent écarter que la folle parole,

Qui l’amuse et qui lui sourit…227

Я сознаю, что во мне что-то есть… не могу выразить это словами, но, быть может, при других условиях, из меня вышло бы что-нибудь… а теперь – не выйдет ничего…

О, если бы он любил меня! хотя бы один час, миг один!

Для меня началась бы новая, лучшая жизнь. Он совершил бы чудо: дал человеку новую жизнь.

3 декабря, вторник.

Сегодня в гостиной Кларанс было серьезнее обыкновенного. Henry рассказывал о смерти молодого художника Monnier – я только что прочла его некролог в Journal.

Очевидно, он был один из постоянных посетителей Кларанс и имел много друзей в ее салоне.

Каждому вновь прибывающему Кларанс с серьезным лицом сообщала печальную новость, и разговор возвращался снова к этой смерти.

И мне легко было узнать, что это был красивый молодой человек, умер двадцати шести лет от чахотки, до которой сам себя довел беспрерывным трудом и неумеренными наслаждениями жизни.

Странно было видеть серьезную Кларанс: я так привыкла, что она вечно смеется, – мне так и казалось, что она не выдержит и вот-вот разразится опять громким смехом. Но она оставалась серьезной.

– Я ему говорила в июле: слушайте, monsieur, что вы из себя делаете? или хотите умереть? И знаете, что ответил? – Не ваше дело.

– А, здравствуй, Леснер, что – как Медный Цветок? – обратилась она к вновь вошедшему молодому человеку, которого я еще у нее не встречала.

Тот сначала раскланялся со всеми, потом сел у камина и ответил:

– Она очень убита… ведь, в сущности, сама немало виновата в его смерти. Чем бы стараться удержать его от такой безумной жизни, она его еще больше увлекала. Да, можно сказать, что она убила своего жениха.

– Кто это Медный Цветок? – тихо спросила я Кларанс.

– Это одна из моих приятельниц. Она была невестой этого Monnier, который умер.

Вновь пришедший господин рассказывал о пережитых тяжелых впечатлениях, когда пришлось убирать опустевшую мастерскую художника, его картины, наброски…

– Так и казалось – вот-вот он войдет… Ох, как грустно сознавать, что его уже нет больше, он мог бы жить…

– Он делал точно нарочно; ведь знал, что никакой организм не выдержит такой безумной жизни: спал по три часа в сутки, – неодобрительно отозвалась Кларанс.

– Значит, вы против такой жизни?

– Конечно, конечно; она дана нам не для того, чтобы мы безумно швырялись ею. Я против самоубийства. Это тоже грех, мы не должны уходить самовольно из этого мира, так как искупаем в нем свои грехи…

– А кстати, Кларанс, погадайте-ка мне на картах, – попросил один из гостей, шатен небольшого роста, с узкими карими глазами, лениво поднимаясь с места.

– Пойдемте в спальню, – охотно согласилась Кларанс и, обращаясь к гостям, прибавила: – Извините, я вас оставлю: уединяемся на консультацию.

Я с недоумением смотрела им вслед.

– Что это она, серьезно?

– Вполне серьезно, m-lle, – подтвердил Henry. – Кларанс прекрасно гадает… удивительно верно. Разве вы не слыхали про ее таланты? Она и хиромантией занимается, и физиономистка замечательная.

– Ах, да – мне что-то говорила про нее madame Tessier, – припоминала я. – Но по-моему – все это вздор, фантазия.

– Как фантазия?! Послушайте, Дериссе, вот m-elle Diaconoff не верит в то, что по линиям руки можно узнать человека.

– Конечно, можно, – лениво протянул Дериссе, комфортабельно развалившись в кресле и следя глазами за кокетливой madame Мопре, которая сидела напротив.

– А по-моему, это вздор; вон мне как-то раз, помню, одна барышня посмотрела на руку и сказала, что у меня необыкновенные линии и она не настолько знает, чтобы прочесть их.

– Ну, покажите… Действительно, у вас очень странные линии; смотрите, господа, – не так, как у всех.

Все показывали свои, сравнивали, и, однако, у меня линии были не такие, как у большинства.

– В самом деле? – вмешался в разговор небольшого роста брюнет в штатском, но с военной выправкой, с добродушной круглой физиономией.

У Кларанс каждый раз видишь новые лица. У нее бывает масса народу, и этот господин, очевидно, был введен к ней одним из ее друзей.

– Вот вы не верите, m-lle, – так же лениво говорил мне Дериссе, – а доказательства будут налицо. Этот молодой человек здесь в первый раз. Кларанс его совсем не знает, а я – очень хорошо. И вы увидите, как она его сейчас узнает.

Я с трудом удерживалась от смеха, но Дериссе и его друг были серьезны, и когда Кларанс показалась на пороге гостиной, Дериссе схватил ее, как маленького ребенка, и посадил в кресло.

– Теперь мы собираемся вас эксплуатировать!

Кларанс смеялась: – Хорошо, хорошо, подойдите сюда, молодой человек. Дайте вашу руку.

Она взяла его руку в свои, подержала с минуту, потом посмотрела на линии, коснулась пальцем его затылка и начала:

– Вы родились от молодых родителей. Характер у вас положительный, но есть известная доля сентиментальности; иногда, под влиянием гнева, вы способны на жестокость.

На лице молодого человека выразилось удивление.

– Верно, верно!

– У вас прекрасное здоровье. Вы любите женщин… о, как любите! Ваша молодость прошла в борьбе, в тяжелых испытаниях!.. Но вас ожидает спокойная, счастливая старость.

Лицо молодого человека прояснилось.

– Вот это хорошо! Действительно, я провел ужасную молодость.

– Вы упрямы, но в общем – очень добродушный человек. Вот все, что я вижу… но можно сказать гораздо больше, – я мало знаю.

И Кларанс вскочила с места.

Дериссе с торжеством смотрел на меня.

– Что? Я знаю его, как самого себя – все верно. Убедились теперь?

Офицер с довольным лицом качал головою:

– Удивительно, как вы это знаете.

– Посмотрите на нее и скажите что-нибудь о ней, Кларанс, – не унимался Дериссе.

Я была удивлена и озадачена тем, что Кларанс сказала офицеру, как вдруг она очутилась на ручке моего кресла.

– Вы с характером; но вами можно управлять – кротостью, – сказала она, глядя на меня.

Я не могла сдержать удивления проницательности, с какой Кларанс схватила самую основную черту моей натуры.

– У вас аналитический ум… о, вы все, все анализируете, – разбирала меня Кларанс.

– Правда, – подтвердила я.

– Вы нисколько не чувственны, ничуть… и если полюбите кого-нибудь, то главным образом со стороны нравственной или умственной.

«Как хорошо, что по лицу нельзя угадать, кого люблю», – подумала я.

– Вы мечтаете об отдаленном путешествии.

– Но как это вы узнали?! – действительно я очень интересуюсь Новой Зеландией, так как там женщины имеют политические права, мне хотелось бы съездить туда…

– Я вижу. А вот теперь вы поверили, что можно