Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

Но я вспомнила, что линии моей руки не похожи на линии других людей, – и какой-то смутный страх перед возможностью узнать что-нибудь страшное вдруг охватил меня.

– Нет, нет, не покажу!

– Да ведь вы же не верите! полноте, дайте! – настаивала Кларанс.

– Не дам. У меня, говорят, линии особенные…

– Так я вам ничего не скажу, сама только посмотрю.

И она взяла мои руки. А я смотрела на нее, и в душу забирался какой-то тайный страх перед этой странной женщиной, которой, казалось, было открыто все существо человеческое.

Я ушла к себе гораздо ранее обыкновенного.

Четверг, 5 декабря.

Danet давно собирался ко мне прийти; встречаясь на лекциях, спрашивал, когда можно застать меня дома. Но все не шел.

Сегодня я вымыла волосы и сушила их, распустив по плечам. Мягкие, длинные, они покрывали меня как шелковистым покрывалом.

Пришел Danet.

– Bonsoir, mademoiselle…228 – и он запнулся, с восторгом глядя на меня.

– Какие волосы! Боже, какие волосы! Я никак не подозревал… вот так красота.

Он забыл и раздеться, и стоя посредине комнаты в пальто и шляпе, любовался мною.

«Он в моих руках», – подумала я, и не говоря ни слова, быстро подошла к трюмо, вынула большую черную фетровую шляпу с широкими полями à la Rembrandt, надела и медленно повернулась к нему. Я знаю – это так ко мне идет, что его артистическое чутье не должно было устоять.

Danet действительно терял голову.

– О, как вы хороши!.. картина! Если вас одеть в пеплум, и так, с распущенными волосами, а я буду одет римлянином – да ведь это чудно хорошо будет. Произвели бы такой эффект! Слушайте, мы поедем вместе на бал интернов, я сегодня же нарисую для вас костюм, а дома у нас его сошьют.

Я нарочно молчала.

– Хотите? Я готов сделать для вас все, все, только бы вы позволили видеть себя такой… Что за волосы! я никогда таких не видывал… Что ж вы молчите? Так едем вместе на бал, да? Ведь это такое интересное зрелище в самом деле. C’est une chose à voir au moins une fois dans sa vie229.

– По-е-дем… – с расстановкой проговорила я, и, медленно подняв глаза, окинула его взглядом, в котором он мог прочесть что хотел.

Он с жаром поцеловал мою руку.

– Теперь давайте чай пить, русский чай, с лимоном. Вы никогда еще не пили? Так вот, попробуйте…

И сняв шляпу, занялась хозяйством. Вся душа моя так радовалась… я увижу его на балу интернов! я увижу его.

И я кокетничала с Danet и позволяла ему целовать мои волосы. Ведь только через него я и могла попасть на этот бал, и чем больше он увлекался мной, тем вернее было то, что он сделает все, и этого только мне и было нужно.

Суббота, 7 декабря.

Вчера достала для Декурсель письмо к редактору газеты «Разум». Та пошла, но редактор ничего для нее сделать не мог, дал ей тоже два-три адреса. Она везде была, все сочувствуют, и все ничего не могут сделать, всем некогда. Я уже совсем было пришла в отчаяние, и даже приход Danet с рисунками костюма и образчиками фланели не мог обрадовать меня.

Звонок… Я расслышала в прихожей голос Бертье:

– M-elle… estelle chez-elle?230 – и поскорее схватив со стола образчики фланели и рисунок, сунула все это в карманы Danet.

В комнату влетел сияющий Андрэ.

– Я устроил ваше дело! нашел учителя! согласен за двадцать франков в месяц давать два раза в неделю уроки по древним языкам и поправлять французские сочинения. Это мой бывший преподаватель, превосходный педагог. Вот его адрес. Пишите поскорее…

– Да неужели правда?! правда?! – и только присутствие Danet удержало меня броситься на шею Андрэ, и я ограничилась тем, что протянула ему обе руки.

– Не знаю, как вас и благодарить!

Андрэ видел, что он не один, и поэтому не хотел остаться ни на минуту.

– Я только забежал вам сказать, спешу в библиотеку. До свиданья!

Он пожал руку Danet; я пошла проводить его в коридор.

– Для вас, для вас! – шептал он, обнимая меня. – Паж исполнил поручение крестной… теперь – награда… награда.

Я чувствовала, как в темноте коридора блестели его глаза, и взяв его голову, поцеловала беззвучным долгим поцелуем, чтобы никто ничего не слыхал и потом потихоньку освободилась от его объятий… Заперла за ним дверь.

Danet, сидя в моей комнате, усердно рисовал детали костюма…

– Как хорошо будет! – повторял он.

А я с трудом, рассеянно слушала его соображения, думая – как напишу Полине, как увижу его.

– Скоро ли бал?

– 16 декабря.

Как еще долго ждать! как долго! Кажется, и не дожить до этого дня. Когда Danet ушел, я вынула его последнее письмо и, не отрываясь, смотрела на сухие краткие строки…

Я увижу его там! найду! глаза влюбленной женщины отыщут любимого из тысячи тысяч, узнают во всяком костюме, под всякой гримировкой…

Вторник, 10 декабря.

Я понемногу привыкла к свободной атмосфере гостиной Кларанс. Некоторые слова все еще остаются для меня тайной, но откровенность и смелость выражений – уже не шокируют меня больше. Я нахожу это даже оригинальным – все говорят так, как думают, все очень искренни, и никогда не возникает ни малейших недоразумений. И ведь вся эта молодежь нисколько не хуже других, тех, которые подходят к нам, молодым девушкам «из общества», с безукоризненно почтительной манерой, вполне цензурной речью…

Мне интересно изучать эту мужскую подкладку. Кларанс, хохоча по своему обыкновению во все горло, уверяет меня, что они нигде себя так не держат, как у нее. И прекрасно. По крайней мере я могу изучить мужчин такими, как они есть. Иначе для нас, буржуазно воспитанных девиц, это почти невозможно.

Скульптор так и вертится около меня, впрочем – это слово не идет к его неуклюжей грузной фигуре.

– Как вы хороши, как вы хороши! Вы вся создана для искусства… С вами можно сделать хорошие вещи, – говорил он сегодня по-русски, усевшись около меня.

– Перестаньте… уверяю вас, мне надоели эти комплименты, – отвечала я.

– Это правда, а не комплименты. Я оцениваю вас с художественной точки зрения. Вы никогда не носили корсета?

– Нет.

– То-то и видно, что вы не изуродованы как большинство женщин. Знаете что – позируйте мне! Я сделаю с вас красивый бюст и статую… и вам дам, конечно… Право! сделайте мне такое удовольствие.

– Для головы я согласна.

– А так, вся?