Лучшее за год: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Сборник

– Чертовы демократы, – ворчал Горовиц. – Готовы похерить все, за что мы сражались!

– Да уж, – отозвался Маркус Ханна, сенатор от штата Огайо. Он являлся официальным председателем республиканской партии, Горовиц же – ее теневым лидером. – Вы утверждаете очевидное. Однако что мы имеем?

– Черт бы побрал этого коммуниста, этого анархиста, свинтуса этого! – продолжал клокотать Горовиц. – И какого рожна ему понадобилось застрелить Тедди? Тедди, мать его, сейчас нам был бы нужен, как никогда!

Леви Горовиц в кругу немногочисленных друзей и близких политических единомышленников именовавшийся «Легги», то есть «Долговязым», на самом деле был невысок ростом и тучен. На публике его видели редко, а когда видели, то неизменно с изжеванной сигарой в зубах. Скоро уже двадцать лет как Легги являлся незримой силой за спиной республиканцев – с самого 1884 года, когда с помощью тщательно отобранных и хорошо оплаченных репортеров он продвинул своего кандидата, Джимми Блэйна, в верхушку партии вместо Честера Артура.

При этом Горовиц с горечью понимал, что ему самому вершин официальной власти не видать никогда. Его нипочем не изберут – ни в этом столетии, ни в следующем. Евреев не принято избирать на высокие посты. Даже в Америке, наиболее просвещенной державе этого мира. Что ж, Горовиц успешно приспособился к существующему порядку вещей. Генералы и президенты исправно плясали под его дудку, и началось это не вчера.

– Так или иначе, Рузвельта уже не вернешь. Над покойничком шесть футов земли, – заметил Ханна. Впрочем, по его личному убеждению, республиканской партии от Рузвельта и прежде проку было немного. Уж больно ненадежен был паршивый ковбой, делавший слишком много ошибок. Стоит ли, однако, плохо говорить о герое войны, к тому же покойном?..

Ханна давно и прочно усвоил: не стоит. И он сказал:

– Лучше подберем кого-нибудь другого!

– Чертов анархист, – не унимался Горовиц. – Черт бы его побрал с потрохами!

– Уже побрал, – сказал Ханна. – Довольно об этом. Кто у нас остается?

– Чертов Брайан, чтоб ему…

– За Брайаном массы, – заметил Ханна.

– Свиное стадо! – Горовиц выплюнул сигару и растер ее ногой по полу. – Все они просто стадо свиней.

Именно такова была в кратком изложении проблема, стоявшая перед республиканской партией. Погиб Теодор Рузвельт, сраженный пулей свихнувшегося от наркотиков анархиста, и кто вышел на первый план? Уильям Дженнингс Брайан с его популистскими речами, рассчитанными на последнее быдло. При этом Брайан был совершенно неутомим: знай, носился туда-сюда по стране, перескакивая с поезда на поезд и не пропуская ни единого занюханного городишки. Он рассуждал об американском империализме как о чем-то вполне скверном. Он спрашивал слушателей, видели ли они хоть одним глазом ту «полную чашу», что обещал им Мак-Кинли. Дикция у него была великолепная, обещания сыпались как из дырявого мешка. Брайан успешно очаровывал людей – и пожинал щедрый урожай голосов. Даже Горовиц признавал, что в умении повести за собой к сияющим вершинам со стариной Брайаном трудно было тягаться. Златоуст, да еще при павлиньем хвосте. Чего стоили его фразы об «Америке, распятой на золотом кресте» или о «лемехах мира»!

Был бы он при этом еще и республиканцем, то бишь истинным патриотом, цены б ему не было. Увы, Брайан был демократом. То есть лишь немногим отличался от коммуниста. Или даже от чего похуже.

– Вот вам мое мнение, – сказал Ханна. – Надо продвигать Джона Хэя.

– Выставить Хэя против Уильяма Дженнингса Брайана?.. – Горовиц отмахнулся от предложения, точно от плохой шутки, и вытащил из жилетного кармашка еще одну мятую сигару. – Да вы смеетесь. Брайан его сомнет, как страничку из прошлогоднего каталога распродаж. После чего им же и подотрется…

– Тогда, может быть, Хендерсона?

– Ни единого шанса. Никому из этих стариков против Брайана не выстоять. Нужна какая-нибудь новая кандидатура.

– Кто же, по-вашему?

– Вундеркинд, – объявил Горовиц. – Любимец Америки, маэстро электричества. – Ханна недоуменно моргнул, и Горовиц добавил: – Волшебник парка Менло…

– Вы говорите об… – Ханна аж задохнулся, – об Эдисоне?

Горовиц вытащил из саквояжа газету и бросил на стол. ЭДИСОН УХОДИТ В ОТПУСК, гласил заголовок. ОН УТОМЛЕН И НА ВРЕМЯ ХОЧЕТ ОСТАВИТЬ ИЗОБРЕТАТЕЛЬСТВО.

– Он по крайней мере не дешевка, – сказал Горовиц. – От чего бы ему не попробовать стать президентом?

– Но… он же совсем не разбирается в политике…

Горовиц зажег сигару, глубоко затянулся и выпустил густое облако дыма.

– Оно даже и к лучшему, – проговорил он с улыбкой.

– Нет, – сказал Эдисон. – У меня другой работы полно. Даже слушать вас не желаю!

Он был уже далеко не вундеркиндом; как-никак, ему исполнилось пятьдесят пять лет. Только в глазах по-прежнему светилась неуемная энергия мальчишки, играючи познающего мир. И смотрел он на своих собеседников, как мальчишка, который тяготится наскучившим разговором и только ждет, как бы удрать играть во двор. Стильный габардиновый пиджак на нем был измят, точно он в нем спал, галстук небрежно повязан и успел съехать набок.

Горовиц пытался настаивать…

– Нет, – повторил Эдисон. – Политика меня не интересует. Знаете, джентльмены, ваши предложения более чем лестны, но, боюсь, вы пришли не по адресу.

Поднявшись, он повернулся к окну, намеренно обратив к Горовицу спину, и стал смотреть вдаль, за Ист-Ривер.

Этот жест было трудно истолковать превратно – он вежливо выпроваживал посетителей из своего офиса в Ист-Сайде. Однако Горовиц был упорен.

– Вы спятили или просто оглохли? – поинтересовался изобретатель. Он вновь повернулся к Горовицу, и на сей раз его глаза горели раздражением. – Черт возьми, я же ясно сказал «нет»! И вообще – почему я?

Наконец-то прозвучал вопрос, которого так долго ждал Горовиц.

– Знаете ли, мистер Эдисон, мистер Брайан имеет репутацию добросердечного малого, но он – человек, прочно погрязший в трясине прошлого, – сказал Легги. – Придя к власти, он благополучно пустит по ветру все наши завоевания. Во имя своего драгоценного «простого рабочего» он, ничтоже сумняшеся, низведет нас с уже завоеванных вершин обратно во тьму. Он, извините меня, глупец, причем глупец, уверенный, что его действиями руководит лично Всевышний. Между тем, став президентом, он погубит Америку!

Горовиц тщательно подбирал слова, так что Томас Альва Эдисон слышал именно то, что ему всего более хотелось бы услышать. Словесная удочка была закинута, теперь Горовиц осторожно вываживал рыбку. Он отчаянно льстил, но лесть была очень точно дозирована и оттого незаметна.