Хозяин Колодцев (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

Она упала в короткую, скошенную траву. Несколько шагов проползла на четвереньках, постанывая от ужаса, невнятно бормоча:

— Ты… пощади меня. Я… пощади. Не убивай… Что хочешь делай, только не убивай… ты… я догадалась… ты из тех, что женщин крадут… не надо мне наследства… куда ты меня вез… соврала я… Меня Вимой зовут, Вима я… не Тиар…

И она с силой рванула на груди платье:

— На, бери меня… Бери, как хочешь… не пикну… Только не убивай, ладно?..

Несколько минут Игар непонимающе смотрел не нее — а потом вспомнил. Несколько лет назад в том же Подбрюшье жутким образом казнили мужчину, который вроде бы похищал и убивал женщин, как правило, публичных; вскоре пришла весть, что другой такой же, еще свирепее, хозяйничает в Прибрежье и оставляет за собой чуть не горы изуродованных женских трупов…

Он криво усмехнулся. «Разыскивается для предания справедливому наказанию беглый послушник Игар, насильник и измыватель, расчленитель шлюх…»

Женщина заскулила. Глаза ее казались белыми от страха:

— Не убивай… Нет…

— Лгунья.

— О-о-о… не убивай… пощади…

Он поднял глаза к небу. Святая Птица…

— Живи, — сказал он, усмехнувшись недобро и криво. — Живи… шлюха.

Звезда Хота клонилась к горизонту. Возможно, она была разочарована.

Проснувшись, Илаза долго не могла сообразить, где она. К несчастью, ветки над ее головой расступались как раз настолько, чтобы можно было разглядеть склоняющуюся звезду Хота; теперь совершенно ясно было, где именно она скроется за горизонтом. Там, куда убегает ручей; там, где смыкаются зеленые стены оврага…

Илаза разом вспомнила все. Подобрала колени к подбородку; посидела, вслушиваясь в неестественную, лишенную даже цикад тишину. Безветрие… беззвучие. И темные кроны над ее головой пусты. Егонет.

Еще не веря, она поднялась. Поглядела на звезду Хота; перевела взгляд на ее смутное отражение в ручье. Подняла глаза туда, где на светлеющем небе скоро появится луна. И зальет своим светом лес, и ручей, и…

…скрюченное страшное тело где-нибудь среди стволов. Среди мощных растопыренных корней; видение было таким ясным и красочным, что Илаза зажмурилась.

Она все еще не верила. Вошла в ручей по щиколотки; обернулась к черной громаде леса:

— Эй… Есть здесь кто-нибудь?

Натужно скрипнуло дерево. Старый ствол долго не простоит — придет осень с ветрами, и…

— Эге-гей! Я здесь! Собеседник, отзовись!

Тишина.

— Или я тебя убила, — сказала Илаза шепотом, так, чтобы и самой не слышать. — Или я убила-таки…

Луна выплыла — в дымке, в кисейном ореоле; с запада наползали тучи, луна подсвечивала их рваные края, Илаза смотрела, затаив дыхание, и ей казалось, что в очертаниях ночных облаков она видит уродливую паучью тень.

— Эге-гей!!

От звонкого, пронзительного крика у нее самой заложило уши. Она взялась за голову, глядя на звезду Хота и счастливо, бессмысленно улыбаясь:

— Мама… Мамочка… Мама…

…И уже не верится, что он был. Что чудовище убивало на ее глазах, что чудовище подходило совсем близко, касалось ее собственной кожи… Вернувшись к людям, она в первую очередь потребует баню и два больших зеркала. И посмотрит, не осталось ли отметины на спине. И если что — велит прижечь каленым железом…

Нет, правда?!

Она засмеялась. Упала лицом в ручей и долго, с наслаждением пила; волосы плыли по течению, как черные водоросли. Сон. Наваждение. Сон…

— Где ты? — спросила она, вскинув голову. — Где ты, чучело, а? Где ты, а хочу знать! Ну-ка, появись!..

Ответить было некому.

Всю ночь она пробродила по лесу, как помешанная или как русалка. Запрокидывала лицо, окликала темноту над головой — и накричалась до того, что лишилась голоса. Впервые за много суток ночь была пуста; Илаза отважилась даже заглянуть в огромное, на полствола трухлявое дупло — но в дупле жил сыч. Она рассмеялась и пошла дальше; ей казалось, что вот-вот среди расступившихся деревьев найдется огромный уродливый труп. Тогда она без страха отрежет… клок волос или что там можно будет отрезать… и принесет матери, как трофей…

Под утро сгустился туман. Она стояла, разинув рот, и смотрела, как сизые, плотные струи, похожие на вспушенные кошачьи хвосты, заливают дно оврага, клубятся среди деревьев, как проснувшийся ветер силится их расшевелить — и не может. Илаза и сама уже стояла по пояс в тумане, и бедное, воспаленное, измученное бессонницей сознание подсунуло ей картину: она новобрачная… В белом платье с длинным, невыносимо длинным шлейфом, который тянется по дну оврага, обвивает стволы, застилает собой всю землю.

Она отыщет его труп позже. Когда взойдет солнце; она не уйдет отсюда, пока…

— Тебе не холодно?

Илаза все еще была в своем видении. Она не хотела возвращаться и, конечно, она ослышалась. Здесь ее некому окликать. Здесь больше никто не заговорит с ней из ветвей…

— Что ты так смотришь?

Небо сейчас обрушится, как потолок. Ветви деревьев лягут ей на плечи, вдавят в землю, будто червяка…

…Почему она поверила?! Почему обманула себя? Зачем?!

— Ты плачешь?

Она совершила усилие. Ох, как больно; по праздникам кузнецы на ярмарках соревнуются в силе, гнут стальные прутья и кидают тяжелые камни, так, что глаза вылезают из орбит. А взять себя в руки труднее, ой, труднее, чем сломать подкову…

Она улыбнулась — заболело лицо:

— Я… Туман. Красиво… А как…

Она чуть не спросила, как он себя чувствует.

— Ты не обиделась, что я так невежливо оборвал наш разговор? Тот, что ты завела о пауках, а?

Он все понял.

У нее отнялись ноги. Как во сне, когда хочется бежать, а туман путается, захлестывает колени… жгутом…

Держать улыбку! Во что бы то ни стало держать улыбку. Не показывать слабости, не выдавать страха, он ничем не докажет, единственное доказательство ее вины — ее паника…

— Нет, — кажется, голос ее звучал достаточно ровно и мило. — Вряд ли… в наших с вами отношениях уместен какой-либо этикет…

Прямо перед глазами у нее вдруг оказались его обширные, отвратительные очертания. Будто бы раньше он стеснялся либо щадил ее — а теперь не стесняется и не щадит. Хорошо хоть, что солнце не взошло еще…

— Ну почему же, — голос, кажется, раздумывал. — Этикет бывает полезен во всем… В конце концов, этикет можем установить мы сами. В широком смысле этикет; с правилами поведения и… наказаниями за неисполнение таковых. А?