Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказывается, что красные еще 15 апреля днем были предупреждены коммунистами станицы Успенской, что конница и 100 человек корниловцев атакуют их на рассвете. Поэтому они успели приготовиться и устроить ловушку для конницы и были все время начеку, так что быстро заметили нас. На их ружейный огонь мы не отвечали, так как красных было еще плохо видно, да и с патронами нужно было обращаться очень бережно – запасов их было маловато.
Стало уже совсем светло, и мы, наконец, увидели красных – только их головы и плечи. Мы полагали, что они лежат в окопах, и еще не знали их позиции. Раздалась команда по цепи: «Корниловцы, вперед!»
С этим криком мы поднялись и пошли в атаку. До красных было приблизительно 800 шагов расстояния. Каково же было наше изумление, когда красные ответили немедленно контратакой и перед нами вырос живой густой забор. Интервал у них был около одного шага против нашей жиденькой цепочки.
Мы и красные пошли на сближение со стрельбой – мы стреляли очень быстро на ходу по такой хорошей мишени, стараясь выбить как можно больше красных из строя. Порядочно выбыло из строя и нас – корниловцев. Положение наше стало очень серьезным, когда мы сблизились с красными на расстояние приблизительно 350 шагов. Принимать штыковой бой – один корниловец против 20–25 красных – это было бы самоубийством. Положение спасли наши два пулеметчика – очень опытные и выдержанные. Допустив красных к нам на такое расстояние, они внезапно выставили пулеметы на линию нашей цепи и открыли по красным огонь. Красные думали, что у нас нет пулеметов, и, попав под пулеметный огонь, были страшно ошарашены этим и бросились бежать назад в исходное положение. Мы стали их догонять, чтобы не дать им это сделать. Внезапно они исчезли из виду, как будто провалились сквозь землю. Заинтересованные, мы, добежав до места, где раньше лежали красные, увидели, что это край канавы или котловины. Ширина этой канавы, вероятно, не меньше трех верст, а стены ее под углом 45–50° к поверхности земли спускались вниз на глубину, приблизительно 2000 шагов с обеих сторон и заканчивались широкой, ровной и длинной площадкой, и на этой площадке, к нашему удивлению, стояло два каре, каждое в составе не менее 500 человек. Значит, мы дрались с 3000 красных, а не с 4000. А 1000 их стояла внизу, ожидая атаки конницы. Вот это и была ловушка для конницы.
На другой стороне канавы маячил эскадрон красной кавалерии в составе не менее 150 всадников и выслеживал, откуда появится наша конница. Полковник Кутепов не сказал нам, что у красных есть еще и кавалерия. Очевидно, он и сам не знал этого, а также не знала и разведка.
По моей теории, план красных был таков: выставить по краю канавы 3000 красных против корниловцев, чтобы завлечь нашу конницу для атаки этих тысяч. В темноте конница, не видя канавы, при атаке красных на карьере свалилась бы вниз, покалечила бы коней и всадников и бесформенной массой упала бы к ногам второго каре и была бы им уничтожена. А потом они расправились бы с нами.
К счастью, конница утром не пришла. Немного позже моя теория оправдалась на практике, но катастрофы не произошло, так как конница при свете это учла при следующей атаке красных.
Быстро рассмотрев все расположение противника, мы увидели, наконец, исчезнувших от нас красных. Они просто сползли вниз по откосу стены на 600–800 шагов и залегли, открыв против нас сильный ружейный огонь. Мы же, выпустив по ним примерно по обойме, замолчали, сберегая патроны.
Я обратил внимание на то, что наши пули, рикошетируя, долетали до двух каре, но никто из солдат даже не пошевелился. Стало быть, это были солдаты с фронта, которые, наверное, не раз отбивали на фронте кавалерийские и пехотные атаки. Все они были одеты в солдатскую форму. Большинство трехтысячного отряда были тоже солдаты, с прибавлением к ним рабочих. Судя по их стойкости, они уже не раз дрались против нашей армии. Может быть, это были солдаты 39-й пехотной дивизии с Кавказского фронта, разбитые нами в бою под Лежанкой. После нашей атаки их осталось уже, наверное, около 2000, а нас – всего около 50 человек. Отношение одного корниловца к сорока красным – не в нашу пользу.
Наконец, комиссарам двух батальонов не понравилось, что цепь не идет в атаку. От этих батальонов отделилось человек десять командного состава с наганами в руках и направилось к цепи. Угрозами и руганью они, наконец, подняли цепь и погнали ее в атаку. Мы встретили их ружейным огнем и двумя очередями из двух пулеметов. Пробежав шагов двести вперед, они снова залегли и стали нас обстреливать, но мы не отвечали. Через некоторое время они опять пошли в атаку. Мы встретили их ружейным и пулеметным огнем. Пробежав еще 200–300 шагов, они залегли и открыли ружейный огонь. Видя, что мы не в силах их удержать и отстоять нашу позицию одним ружейным огнем, а о штыковом бое и говорить не приходится – один против 25–30 человек красных, – командир батальона приказал нам отступить приблизительно на 800 шагов.
Мы отошли от края канавы, а красные заняли свое исходное положение и залегли, как в окопах, на продолжительное время. Подъем духа у них усилился – ведь они прогнали, то есть заставили отступить корниловцев. Стрельба с их стороны не ослабевала, но мы больше молчали, сберегая патроны – у нас их было не так много. Вот в этот неподходящий момент, при таких условиях, появилась наша конница и на карьере лихо атаковала красных под частым огнем противника. Издали конница не видела, что они лежат на краю канавы, хотя уже светило солнце. Только в 40–50 шагах от красных конница увидела и крутые стены канавы, и внизу два каре красных и сразу поняла, что ей грозит большая катастрофа. В 15–20 шагах от красных всадники на карьере резко остановились, все, как один, повернули вправо и молнией проскочили вдоль позиции красных и исчезли где-то на горизонте.
Чтобы не позволить красным стрелять в спину уходящей конницы, мы немедленно, как только конница удалилась, оставляя пространство для обстрела, открыли огонь по красным. Этим мы отвлекли их от конницы. Я не видел ни одного падающего всадника или лошади. Значит, конница счастливо отделалась и, может быть, не понесла потерь. Здесь моя теория оправдалась на практике. Вообразите, что произошло бы в темноте