Russendisko. Рассказы - Владимир Каминер

Руссенмафияпуфф

Мой друг из Вильно по имени Владимир — очень робкий человек. Много страданий доставляют ему регулярные беседы с инспекторшей отдела социального обеспечения о его профессиональном будущем. Каждый раз, когда сотрудница службы жалит вопросами: «Не вечно же вы будете жить на социальную помощь» или «Вам пора наконец задуматься о своем будущем», — Владимир краснеет, смотрит в пол и молчит, как партизан в застенках гестапо. Лишь однажды, когда инспекторша зашла слишком далеко и подвергла сомнению его способность самостоятельно мыслить, мой друг не выдержал и поведал ей свою заветную мечту: что он давно решил стать настоящим бизнесменом, а именно — владельцем ресторана.

— Ну вот! — дама была в восторге. — Наконец-то я вижу проявление личной инициативы. Это уже совсем в нашем духе! Мы поддержим вас на этом трудном пути! — сказала она в заключение и отправила Владимира на курсы профессиональной переподготовки «Бизнесмен 2000 на рынке внешней западно-восточной торговли», которые специально финансировались Сенатом для социально слабых выходцев из бывших стран развитого социализма.

Там, в центре под названием БИБИЦ, что по-литовски означает «половой член», на немецкий же расшифровывается как «Берлинский информационный и образовательный центр», Владимир учился вместе с такими же, как он, будущими бизнесменами. Группа состояла из двух пожилых болгарских дам, трех вьетнамцев и одной упитанной девушки с Карибских островов, попавшей на курсы по ошибке. Полгода они занимались основами коммерческого делопроизводства: наукой хозяйственной деятельности, компьютерной обработкой информации, английским для бизнесменов и пр. В конце обучения Владимир получил красивый диплом и уже в новом качестве, как «бизнесмен 2000», снова предстал перед инспекторшей социальной службы. Теперь он обладал всеми предпосылками для исполнения своей мечты: необходимыми знаниями, сильной волей и даже водительскими правами европейского класса. Ему не хватало только стартового капитала, без которого, как известно, на «рынке внешней западно-восточной торговли» ловить нечего.

Вскоре ему пришлось опять собирать в табачных и газетных киосках официальные отказы в приеме на работу. К счастью, его мать получила наконец пенсию от федерального бюро страхования, которую она ждала три года. Сумма, накопившаяся за это время, оказалась настолько значительной, что Владимир смог арендовать помещение недавно разорившейся турецкой закусочной, располагавшейся недалеко от его дома. Владимир сам сделал ремонт и разукрасил стены и кафельный пол абстрактными рисунками.

— Если предприятие хочет завоевать сердца покупателей, ему необходимо выделяться из серой массы конкурентов, — объяснял он, когда я заглянул к нему в закусочную незадолго до открытия. — Наше заведение будет предлагать блюда на любой вкус, настоящую интернациональную кухню: немецкую, китайскую, итальянскую, французскую…

— А кто все это будет готовить? — спросил я его.

— Я, — заявил свежеиспеченный «бизнесмен 2000» и смутился. — Это ведь на самом деле совсем нетрудно, главное иметь всегда под рукой правильный соус. А котлета она и в Африке котлета.

Его решительность свидетельствовала о том, что он всегда найдет подходящий соус.

— Мы ориентируемся на молодую интернациональную публику и, конечно, на туристов, которые нигде в Берлине ничего подобного не увидят, — сказал Владимир.

В этот момент к нам зашла старушка лет восьмидесяти и спросила, где здесь туалет. Даже такой вопрос воодушевил Владимира.

— Вот видишь, мы расположились стратегически очень выгодно. Туалеты надо будет в будущем тоже расширить и модернизировать.

Мой друг уверен, что его предприятие с успехом вступит в XXI век. Только вот подходящего названия для своего ресторана он еще не придумал. Однако завсегдатаи-алкоголики из пивного бара напротив уже дали название его заведению: руссенмафияпуфф.

Перевод И. Кивель

Ваймару — нет!

По приглашению Литературного общества Тюрингии я впервые в жизни приехал в Ваймар, чтобы принять там участие в конференции под названием «Восточная Европа — между революцией и контрреволюцией», вместе с двумя дюжинами других восточноевропейских художников: из Польши, России, Чехословакии и с Украины. Еще в поезде стало ясно, насколько сильно отличаются наши взгляды на революцию и контрреволюцию. Лишь теплая украинская водка несколько сглаживала эти противоречия.

Главный культурный центр Германии выглядел как кусок сливочного торта в микроволновке или как огромная только что открывшаяся выставка всевозможных искусств. Несмотря на тридцать семь градусов в тени, за три дня мы посетили все, что мог предложить этот очаг культуры: свежевыкрашенные бараки и реставрированные печи Бухенвальда, а также запыленные могилы Шиллера и Гете, которые мы осмотрели, несмотря на высокую стоимость входных билетов. К этому надо добавить частную коллекцию живописи, принадлежавшую Гитлеру, архив Ницше, а также музей пчел и выставку, приуроченную к юбилею тюрингской породы легавых собак.

По всему городу сновали туристы, в каждом кабаке была своя «комната Гете», в каждом туалете непременно красовалась мемориальная табличка. Мы носились с одной выставки на другую, периодически выступали сами, а оставшееся время посвящали дискуссиям об искусстве. Трем русским, с которыми я познакомился, очень понравился Ансельм Кифер, картины которого украшали стены ваймарского Музея современного искусства. Русские спрашивали меня, где теперь этот художник и чем он занимается. Я не имел ни малейшего представления, жив ли он, и рассказывал коллегам о его ранних оккупационных акциях, когда Кифер в эсэсовской форме и с мечом в руках путешествовал по немецкой провинции и завоевывал один городок за другим. Естественно, в сопровождении фотографа. По-настоящему его картины поднялись в цене, лишь когда ими заинтересовались американцы. Коллекционеры купили тогда много его картин, таких, например, как «Утренний луч света на столе фюрера» и тому подобные.

Женщины, ястребы и орлы из коллекции Гитлера тоже нам приглянулись. Если бы у меня в квартире было побольше места, да и денег побольше, я бы обязательно повесил у себя что-нибудь из этой коллекции: акт, полуакт, девушка с цветами, девушка без цветов… Можно понять фюрера. Это упоительное чувство обладания: все девушки на свете принадлежат тебе одному. Наверное, поэтому коллекция была чрезвычайно эклектична. Мои русские друзья остановились перед одним портретом: старый мужчина с красным носом и мешками под глазами, как у запойного пьяницы. Не бог весть какой портрет. Интересно, что думал фюрер, приобретая этот шедевр? Ну, хорошо, орлы, женщины, спортсмены, пейзажи, фабрики — все это хоть как-то сюда подходит, хотя бы в качестве иллюстрации нацистской эстетики. Но старый пьяница? Наверное, Гитлер пребывал в хорошем настроении, может, гулял по парку где-нибудь в Тюрингии. Светило солнце, дела шли хорошо. Тут он увидел художника с портретом этого старика и подумал: «Один раз живем. Куплю портретик, поддержу молодое дарование материально», — предположил я.

— Ну точно, со мной тоже часто такое случалось, — отметил один русский художник. — Как сейчас помню, сижу как-то в Измайлово, погода — замечательная…

— С чего ты взял, что фюрер купил эту дрянь? — сказал другой художник. — Может, ему этот портрет подарили товарищи по партии. У них же тогда каждый второй был художник. Постучался тихонько в кабинет: «Так и так, Ади, я тут кое-что нарисовал, ты ведь у нас специалист, скажи, как тебе это?»

Гитлер посмотрел на портрет старика. Ну не все же можно сказать другу прямо в лицо.

— Очень интересно, — сказал Гитлер, — чувствуется жизнь и все такое, но не мешало бы тебе еще получиться, отточить, так сказать, мастерство.

Начинающий художник подумал, что Гитлер говорит правду, и обрадовался:

— Ах, Ади, раз портрет тебе понравился, я его тебе дарю. Повесь его у себя в кабинете, будешь смотреть и меня вспоминать..

— Точно так же у меня было с Андреевым! — вмешался в разговор третий русский художник: — Каждый раз, когда он заходит ко мне в мастерскую, бежит, не снимая пальто, смотреть, висят ли еще его поганые композиции, которые он подарил мне в прошлом году.

Обежав еще раз город, мы вернулись на выставку Кифера, чтобы снова внимательно осмотреть его картину «Операция „Морской лев“». Русские начали спорить где кто.

— Вот это — немцы, а это — англичане, — кричал один.

— Нет, совсем наоборот! — утверждал другой.

— А где здесь вообще Красная Армия? — спрашивал третий.

Мои надежды купить в Ваймаре новые носки не оправдались.

Наконец фестиваль подошел к концу.

На обратном пути поезд с художниками под названием «Каспар Давид Фридрих» остановился недалеко от Мерзебурга. Температура воздуха достигла тридцати восьми градусов, из окон поезда была видна клиника имени Карла фон Базедова. Вентиляция не работала. Через десять минут после остановки поезда первые жертвы на двух машинах «Скорой помощи» были отправлены в клинику, где царила полная неразбериха. Через полчаса вагон-ресторан был совершенно пуст. Немецкие пассажиры стояли в очереди у единственного телефона-автомата. Но разговоры стоили недешево, телефонные карточки быстро заканчивались. Скоро телефон вообще испустил дух. По вагонам метались работники службы катастроф и нестандартных случаев на железной дороге и раздавали всем пятидесятимарковые талончики — в качестве компенсации за причиненные неудобства. Общее настроение моментально улучшилось. Группа школьников на радостях оккупировала вагон-ресторан.