Кадын - Ирина Богатырева

— Я не ребенок, царевна, и не девушка из твоего дома, чьими поступками тебе дано управлять. Я знаю свою дорогу, не становись перед моим конем.

— Что ты говоришь? Да, ты свободна, но это не тот случай, когда стоит испытывать свою силу.

— Почему ты так хочешь меня остановить? — спросила она, перестав резать ветки. — Ты боишься?

— Во мне нет страха, ты знаешь, — ответила я.

Мы заговорили неожиданно тихо.

— Я не лезу, они меня звали, — сказала Очи почти шепотом.

— Куда?

— Они звали меня вчера к себе, я слышала. Они обещали мне безграничную власть.

— Над чем? — не поняла я.

Очи не ответила. Подхватила очередную охапку и стала спускаться. Я поспешила за ней.

— Скажи, что тебе говорили?

— Никто не может попасть к ним без проводника. Сегодня они пришлют его. Он проведет меня по мосту.

— Что ты будешь делать потом?

— Откуда я знаю? Я знаю только, что это камы, равных которым нет. Я стану такой же.

Что было еще говорить! Моя Очишка оставалась собой, и никто бы не смог остановить ее. Впрочем, я не знала, верно ли останавливать, ведь ее доля — быть камкой, а для них другие законы, то, что запрещено людям, камам доступно. Я знала это. Но и моя доля — быть вождем — давала мне право оберегать ее. Мы решили, что я останусь с ней ночью на левом берегу.

Талаю не понравилась эта мысль, но он смолчал. Мы поели на правом берегу, после чего вместе с Очи перебрели реку. Солнцерог спускался к горизонту, но еще не смеркалось. Талай велел нам не распрягать лошадей, сам не снял чепрак с коня и опять сел у воды. Я видела, что он расчехлил лук и положил по правую руку вместе с тремя стрелами — как прекрасный стрелок, он умел пускать три стрелы подряд и только потом тянуться вновь к гориту.

Мы перешли реку и спешились. Очи веселилась и шутила, но я видела ее напряженность. Пока было светло, она сняла куртку, вывернула и надела ее швами наружу, распустила волосы и испачкала лицо глиной с берега. У нее были с собой небольшие железные ножички, меньше зубца стрелы, они нанизаны были на толстую красную нить — это камские талисманы, — она связала их и надела на шею. Три ножичка, чуть побольше, повесила себе на пояс вместе с зеркалом — это должно было стать ее особым оружием. После, осмотрев себя, она со смехом обратилась ко мне:

— Как, я похожа на мать? Нет, скажи: я лучше ее? О, я чую, сегодня все местные духи соберутся на мой зов, Чу будут окружены! — И она захохотала, запрыгала и стала кружиться волчком, так что ее волосы гуляли гривой, а талисманы звенели, как настоящие клинки.

Она была неистова, рядом с ней нельзя было стоять, волны возбуждения били во все стороны. Я отошла и села поодаль, достала зеркало и стала рассеянно взглядывать на него, ожидая своего ээ-царя. Очи продолжала кружиться, а после упала ничком и лежала, как будто без сил. Я заметила первых ээ, собравшихся на ее зов. Медленно они приближались со стороны реки.

— Это древние существа, они жили задолго до первых людей, — услышала я голос своего ээ. — Их история много больше, чем помните себя вы, и они достигли намного больше, чем можете вы себе помыслить. В их роду все умели то, на что способны лишь некоторые из вас, они все знали то, чему у вас учат лишь самых мудрых. Это племя царей.

— Они были правда камы?

— Нет, они были больше: их суть была в том, на что у вас способны лишь немногие камы. Целые воинства ээ служили им; когда они воевали друг с другом, гибли не люди, а миры. Когда они творили, возникали не дома или повозки, как у вас, а тоже миры, и они умели не повторяться в творениях. В их силах было просить ээ Торзы, чтобы те достали новые земли со дна моря, повернули реки, разрушили или воздвигли горы.

Он говорил спокойно и тихо, как будто о чудесной сказке вел речь, и мне вспомнился сказ певца из рода торговцев, слышанный на празднике весны за три года до того. Во мне не было ни страха, ни волнения.

— Но их время кончилось, — сказал ээ. — Их власть истекла. Теперь они — тени, что живут на оборотной стороне мира. Они здесь, но как бы в тени. Они сами сделали так, и теперь все, что им нужно, чтобы жить, — это солнце. Поэтому они ищут выход в солнечный мир. Я говорил с теми ээ, кто служит им до сих пор. Они рассказывают, что Чу не знают людей и не хотят знать их, считая за животных. Они нуждаются в силах солнечного мира, чтобы сохранить то, что создали, и свои вечные жизни. В этом они страшней алчных духов: те — хищники, которые охотятся, но знают, что жертва может уйти, она имеет право на жизнь, если отобьет ее; эти не оставляют такого права тем, кто подходит к ним близко, они опустошают все вокруг себя.

— Но почему скот они не трогают? Я видела, что сурки без боязни подходят к их домам и прячутся меж камнями.

— Им нужна сила ветра, солнца и земли. И еще — ваше, людское сознание. Это особая сила, которую они научились брать, как вы берете молоко у кобылиц и овец. Большего я не знаю.

Солнце скрылось, и сумерки наступили плотные, красные, обещая день завтра душный и знойный. Очи принялась высекать огонь. Белесый туман уже зародился меж камней насыпи.

Сухой хворост занялся быстро. Я видела, как Очи заглядывала в зеркало, желая разглядеть духов за своей спиной, но они не подходили близко, а стояли поодаль и ждали.

— Они не станут помогать ей, — сказал мой царь. — Лишь тот, кто предан ей, подойдет. Ээ-тоги не хотят теперь служить Чу.

— Отчего?

— Мир изменился, — сказал он.

Я продолжала наблюдать, но что-то вдруг затрепетало во мне, как предчувствие обмана. Туман нарастал, как и вчера, и уже опутал облаком всю насыпь, и тогда появились тени. Очи бросила много хвороста сразу, огонь вспыхнул ярче, а она вышла перед ним и стала ждать. Я попыталась вновь отпустить свой дух так, чтобы видеть мир Чу, но не получилось — тревога не отпускала меня, дух мой был зыбок, как озеро под ветром. Я пыталась сосредоточиться, но все было тщетно. Тогда я обратилась к тому, что волновало меня, и догадка меня поразила.

— Что может дать тот, кто сам ничего не имеет? Если их время прошло и даже ээ не ищут встречи с ними, откуда у них власть, чтобы поделиться ею с Очи? Они обманывают ее! Они хотят ее заманить к себе!

Мне казалось, что я кричу. Но мой царь был спокоен.

Мне рассказывали о людях, что служили Чу не хуже ээ. Иногда они и правда давали им власть и особые способности. За это люди отдавали им силу, или же Чу через них получали силу из солнечного мира. Быть может, они хотят поступить так же с ней.

Я вспомнила Орантоя, сказителя из рода торговцев. Санталай говорил, что духи забрали у него мужественность, за это общаются с ним. Он же рассказывал, что с ним говорят Чу. Вот что получили они в обмен на свои истории!

— Свободный кам свободного люда не может служить древним камам, — упрямилась я. — Она не поняла этого. Я должна сказать ей.

Но как сделать это, когда Очи наполовину уже была там и созерцала мост на сторону Чу? Я подбежала к костру, но не решалась кричать. Тени медленно приближались, и я испытывала ужас от них, а Очи стояла по-прежнему, запрокинув голову, и ждала.

— Очи, — позвала я негромко. — Очи.

Я понимала, что это ничего не даст. Тогда моя любовь пересилила страх, я бросила в огонь остатки хвороста и подбежала к ней вплотную.

— Очи, они не дадут тебе того, что обещали. Не ходи к ним, они возьмут твою силу или заставят служить себе. Очи, ты слышишь?

Но она стояла, как кукла. Я взяла ее за руку — ладонь была холодной и безвольной.

— Очи! — Я с силой встряхнула ее, так что зазвенели ножички на груди. Она не откликнулась и не пошевелилась.

Они подошли совсем близко и остановились. Я смотрела на них, и мой страх был сравним лишь с тем, что чувствуешь при виде ээ-борзы. Но я не давала ему волю. Вся сжавшись, я держала в левой руке ладонь моей глупой Очишки, а в правой — бесполезный против духов кинжал.

Одна из теней вышла вперед. Очи качнулась в ее сторону, но я с силой сжала ладонь. Ни мысли, ни чувства больше не было во мне.

Тут тень сделала еще шаг и как бы охватила мою Очи. Она качнулась, будто готова была упасть, а после сделала шаг и стала уходить. Медленно, она будто плыла, затененная этой тьмой, а я провожала ее взглядом. Они переходили мост, который мне не был виден. Солнечный, красок и жизни полный мир оставался у нее за спиной. Мир внутри мира, голая равнина, полная только гордости этих древних царей Чу, открывалась ей. А я смотрела и провожала ее…

Вторая тень отделилась от группы и двинулась по мосту. Когда они поровнялись и та не остановилась, а продолжила свое движение, я поняла: она идет за мной.

— Прочь, Кадын! — услышала я голос своего царя и обернулась: весь ощерившись, как настоящий барс, с прижатыми ушами и горящими глазами, он был страшен. — Уходи! — И тут я поняла, что надо делать мне — вождю, который бросил своего человека.