Времена года - Сильвия Эштон-Уорнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А я люблю разговаривать с волком, – говорит Красная Шапочка, – он такой смешной».
«Потому я тебя и предупреждаю», – говорит мама.
Блидин Хат хихикает.
– Замолчи! Рассказывайте, мисс Воронтозов.
– На чем я остановилась?
– Красная Шапочка, она стала разговаривать с этим злым волком, – помогает Таме, – Красная Шапочка!
– Тогда волк, – подхватывает кто-то еще, – он побежал к бабушке...
– Сначала постучал в дверь, – перебивает другой.
И вот я уже потеряла право на эту сказку. Малыши рассказывают ее, захлебываясь от волнения, с красочными подробностями, каждый по-своему, на разные голоса, по-разному владея языком; они возбужденно спорят, вскакивают, сопровождают свои слова жестами под одобрительные возгласы многочисленных слушателей – я бы никогда не рассказала эту сказку так увлекательно, – поэтому только под конец, из чистой гордости, я решаю перехватить инициативу. Все-таки это моя сказка, я первая начала.
– А потом, потом, – перекрикиваю я своих соперников, – дровосек вспорол волку брюхо и оттуда вышла бабушка. «Где моя одежда? – сердито спросила бабушка. – У меня была ночная рубашка и чепец».
– Вот черт, она голая, – Матаверо в изумлении открывает рот.
– «Где моя одежда? – спросила бабушка, – я вся дрожу».
– У волка, – шепчет Таме.
– Красная Шапочка, – настойчиво продолжаю я, – вынула бабушкины вещи из живота волка и помогла бабушке надеть ночную рубашку, а дровосек в это время скромно стоял к ним спиной.
«Красная Шапочка, мои очки! – сердито закричала бабушка, снова укладываясь в постель. – И книжку с картинками!»
А книжку, оказывается, читал дровосек, но Красная Шапочка принесла бабушке книжку, бабушка выхватила книжку у нее из рук и нацепила на нос очки.
«Из-за него я потеряла, где читаю, – сказала она с досадой. – Вот за что я ненавижу волка: из-за него я потеряла, где читаю! Безграмотный осел!»
Полная тишина. Наконец я завладела их вниманием. Но дисциплинированный мозг белокожего Марка не удовлетворен – нужно подвести итог. Марк встает в позу взрослого и, упиваясь сознанием собственного превосходства, говорит голосом своей мамы:
– Вот видите, конечно, с волком нельзя разговаривать!
– Правильно. – Я спускаюсь с небес на землю. – Если бы она не заговорила с волком...
Мои мысли бегут вспять, и я огорчаюсь: что они сделали с моей сказкой! Это была моя сказка. Я первая начала ее рассказывать. А малыши, они растерзали мою сказку.
Если бы я рассказала что-нибудь новое. Если бы Вики построила дом не на самом пороге. Если бы Красная Шапочка не заговорила с волком... радость всегда висит на волоске.
А малыши, они растерзали мою сказку. Взяли и растерзали.
На этой неделе у нас переаттестация. Директор получает высокий балл. Поля аттестуют позже, когда на его уроках побывает инспектор, а я... я получаю низкий балл. Вернувшись из школы, я нахожу в почтовом ящике зловещий конверт, вскрываю его и вижу, что получила чудовищно низкий балл.
Ничего удивительного: я чудовищно неспособная учительница. Таково единодушное мнение инспекторов на протяжении всей моей учительской жизни. Конечно, я всегда старалась не упустить ни малейшей возможности помочь малышам и отдавала работе больше времени и сил, – больше жизни! – чем безупречные городские учительницы, имена которых красуются в начале аттестационного списка, но что поделаешь. Если я все делаю не так. Инспектора правы.
Я поворачиваюсь спиной к воротам и иду к дельфиниумам – какая высокая трава! А дельфиниумы уже сравнялись со мной ростом, они так переменчивы, так тянутся вверх, так ярко горят голубым огнем, что я понимаю: здесь, за оградой, нет у меня никого ближе этих цветов, только с ними я могу сейчас поговорить. Я стою перед дельфиниумами с конвертом в руке и жду, но, когда их лепет доносится до моих ушей, я понимаю, что они всего лишь выражают мне сочувствие – роскошь, без которой я уже давно научилась обходиться.
– Анна, ведь это позор – быть на хорошем счету, – слышу я. – Низкий балл – это знак отличия. Необъезженные кони не ходят в упряжке.
Я возвращаюсь назад и запираю на висячий замок ворота, которыми пользуются только его преподобие и Поль, один из сострадания, другой по необходимости. При таком катастрофически низком балле, говорю я неухоженным розам у своих ног, мне уже почти нечего терять. Пожалуй, теперь у меня даже больше возможностей делать то, что я считаю нужным. В какой-то мере у меня теперь развязаны руки. На самом деле, это просто большая удача, только бы не упустить ее.
Только бы не упустить.
Весенний дождь проникает за ограду – что ему замок, – но в отличие от других мужчин ему нет дела до моего лица, моей фамилии и моей скверной репутации, поэтому я не тороплюсь уходить. Его нежные прикосновения так приятны, так непохожи на прикосновения инспекторов. Он дарит прохладу моему разгоряченному лицу, освежает мою душу и внушает мне бодрость, на что не способен ни один инспектор. В конце концов, у меня столько добрых друзей – все цветы, которые посадил директор. Я сказочно богата, я осыпана благодеяниями! Правда, цветы могут лишь посочувствовать мне, но они так говорливы, мне ни с кем не бывает так весело, как с ними. И цветы меня любят, я знаю. Из-за чего же я расстраиваюсь? Из-за такой ерунды, как низкий балл? Из-за нескольких лишних ошибок? Какая чепуха, я так привыкла к неудачам, что случайная удача только выбьет меня из колеи.
Я ухожу к георгинам, подальше от посторонних ушей на дороге. Стою перед ними и кусаю губы. Боже правый, ведь все в порядке. Не нужно только подходить к этим сердобольным дельфиниумам, объясняю я георгинам. Нечего слушать их болтовню: позорно быть на хорошем счету, низкий балл – знак отличия. «Необъезженные кони не ходят в упряжке!» Пора спуститься с небес на землю. Я плохая учительница, и инспектора это доказали. Все, что я делаю, – ошибка, и жизнь это доказала. Нужно было отдаться Юджину много лет назад и потом стать его женой или не стать. Какой вздор, смешивать любовь и приличия! И все эти годы нужно было слушаться инспекторов. Какой вздор, пытаться учить детей по-своему, будто я знаю детей лучше инспекторов. И нечего издеваться над порядками, заведенными самим министром просвещения. Пора приспособиться к жизни и начать приносить пользу. Довольно, надо сварить моего любимого обжигающего кофе и поиграть моего любимого обжигающего Бетховена... а потом снять замок с ворот... Я имею право, снять замок. «Поистине справедлив еси, господи».
...Мои пальцы медлят на клавиатуре. Если бы Красная Шапочка не заговорила с волком; если бы я мысленно не разговаривала с Юджином. Тогда все было бы хорошо с Красной Шапочкой и со мной...
...Я просыпаюсь и чувствую, что на земле ночь, а не день.
Какие часы, о, какие черные часы мы провели. Ночь! Что видело за эту ночь ты, сердце, где ты блуждало?
...Отвага иногда может взять и убежать, размышляю я, направляясь в билетную кассу пароходной компании. И терпение тоже. Не убегают только ошибки. Я бросаю работу в школе. Я немедленно подаю заявление об уходе. Жаль, что нельзя уехать сегодня же вечером, но, если новый старший инспектор появится в школе до моего отъезда, я распущу малышей или сама останусь дома. Я больше никогда не буду вести урок при инспекторе. Я больше никогда, никогда, никогда на это не соглашусь. Пусть увольняют, если хотят, я сдаюсь. Отвага, в конце концов, тоже имеет предел.
– Будьте любезны, одноместную палубную каюту первого класса на «Моноваи».
– Фамилия и имя, пожалуйста.
– Неудача, Анна Неудача.
– Прошу прощения?
– Извините, Воронтозов, Анна Воронтозов.
– Я не совсем понял.
– Во-рон-то-зов!
– В-р...
– В-о!
– В-о-р-о... повторите, пожалуйста!
– В-о-р-о-н-т-о-з-о-в.
– Спасибо... место назначения?
– Прачечная!
– Простите, миссис э-э...
– Мисс!
– О!.. Простите, пожалуйста. Куда же вы плывете, мисс э... э... э... э... Ворон...
– Дайте бланк!
Я отыщу страну, где все лица так же уродливы, как мое, где странная фамилия и дурная репутация – правило, а не исключение, страну, где ворота не внушают почтения и по моему саду будет кто-нибудь гулять, страну, где я смогу мысленно разговаривать с волками сколько захочу и ошибаться бессчетное множество раз, не чувствуя на горле когтей Вины. Я буду целый день работать в прачечной, играть с мыльной пеной, и звук бегущей воды будет напоминать мне голоса малышей, а буруны и водовороты – их танцы. Мои руки будут заняты, но ум свободен. И тогда все будет хорошо с Красной Шапочкой и со мной.
Я просыпаюсь на заре вместе с птицами, и Вина тоже, ее присутствие так тягостно, что я встаю и завариваю чай, а потом сажусь в гостиной в свое любимое кресло у своего любимого окна и смотрю в сад.
Сегодня утром я не работаю в Селахе и не читаю, и у меня нет ни малейшего желания побыть часа два наедине с Бетховеном. Сегодня мой день рождения.