Скифы в остроконечных шапках - Самуэлла Фингарет

— Понял, Медведь, внук Старика? — спросил Иданфирс.

— Понял, царь Иданфирс. И почему дружина смеется, теперь тоже понял. Подарки передам, будь уверен.

— Персы в трех переходах. Как завидишь посты, принимайся кричать: «Дары от царя Иданфирса». Если не поймут, кричи на языке эллинов. Оттого и посылаю тебя, что в войске Дария этот язык многие понимают.

Царь Иданфирс хорошо знал, что скифы и персы говорят почти одинаково. Им не надо перекидывать слова с одного языка на другой, чтобы понять друг друга, но ему захотелось отправить послом не воина, как собирался вначале, а простого мальчонку. Пусть захлебнется злостью назвавший себя царем царей.

— Если вернешься живым, — сказал Иданфирс Арзаку, — проси любую награду. Только сестру не проси. Тут помочь ничем не могу — над волей мертвых нет моей власти.

Мышиного цвета конь рванулся вперед. Сверкнула молнией золотая пантера на круглом щите.

— Чужеземцы могут ехать за нами! Привал у второй балки! — крикнул на скаку Иданфирс, и дружина умчалась.

— Три дня туда, три дня обратно… Савлий за это время уйдет вперед… Одатис погибла, — прошептал Арзак.

Он достал из дорожной сумки пригоршню одинаковых серых камушков и один за другим стал бросать их на землю.

— Остановись! Что ты делаешь! — закричали Ксанф и Филл, словно Арзак выбрасывал что-то очень важное.

— Одатис погибла, — прошептал Арзак и распрямил ладонь с десятью оставшимися камушками.

— Говори, что случилось? Кто этот важный скиф? Почему ты швыряешься «днями»? — набросился на Арзака Филл.

— Я взялся выполнить важное поручение. Оно будет стоить мне жизни, но в степь пришла война и, значит, я теперь воин.

— Каждый эллин на твоем месте поступил бы, как ты, — произнес Ксанф торжественно.

— Ксанф прав. Он забыл лишь добавить, что каждый эллин на нашем месте возьмется доставить Одатис настой.

Сказано было Филлом, но Арзак поднял глаза на Ксанфа.

— Это правда, вы отвезете зелье?

— Конечно, Арзак, — сказал Ксанф. — Само собой разумеется.

Арзак Ксанфу верил. Ксанф был надежным и основательным. Филл напоминал верткую золотую проволоку, идущую на браслеты и гривны. Ксанф казался железным бруском, заготовленным для акинака, Арзак снял с шеи висевший на ремешке амфориск и положил драгоценный сосуд в большие ладони Ксанфа.

Филл чуть нахмурился.

— Научи, предводитель, как нам действовать, — сказал он, разглядывая даль.

— Догоните Иданфирса с дружиной; их привал у второй балки. С ними до места доедете. Кибитку царской жены распознать легко, Гунда у всех на виду сидит — платье в блестках, на голове золотой венец. Рядом с кибиткой едет или идет высокая нестарая женщина.

От Арзака не укрылось, что при этих словах Ксанф и Филл переглянулись. Что ж, не в первый раз.

— Эту женщину вы также узнаете, — твердо сказал он. — У нее на правой щеке широкий выпуклый шрам. Что она скажет, то и делайте. Без ее слова ничего не предпринимайте.

— Скажет? Разве мы поймем?

— Поймете.

— Как зовут эту женщину?

Вопросы задавал один Ксанф. Филл молчал.

— Она сама назовет имя, если захочет. Одатис зовет ее «мата» — мама. Она ей, как мать, мне — как старшая сестра.

— Теперь последнее, предводитель, — сказал Филл. — Договоримся о месте встречи. Где будем ждать тебя?

— Через три перехода по правую руку от вас потянется Борисфен. Где бы вы не отбили Одатис, пробирайтесь к реке и спрячьтесь среди валунов. Возвращаться я буду вдоль берега. Вы увидите меня и окликните. Если пройдет десять дней и я не появлюсь, отправляйтесь в Ольвию. Одатис нельзя находиться в степи, возьмите ее с собой к Ликамбу.

— Вот и все, — промедлив, добавил Арзак. — Пусть помогут Папай и Зевс. Прощайте. Скачите вслед за дружиной. Опасности нет. Перед скифским царем степь ковром расстилается.

— До встречи, Арзак! Прощай!

Белоног поскакал на восход. Тавр и Гнедко помчались на север.

Кого-то дороги соединили, кого-то врозь развели. Пастуха, что к Дарию с овцами был отправлен, а потом чужие слова с места на место возил, дороги привели в родные неврские земли. Пол-луны он их не видел.

Когда пастух рассказал, какими словами обменялись Дарий и Иданфирс, вождь невров призвал своего первого гадателя. Без его советов юный правитель решений не принимал.

— Да пошлют тебе боги власть над всей степью, — сказал гадатель, входя в шатер и прикрывая полог. Хитрый старик хорошо знал, какие сны посещают его повелителя.

— Сто лет жизни, — прозвучал небрежный ответ.

Вождь лежал в ворохе белых пушистых шкур, подложив под голову разукрашенные татуировкой руки.

— Твой зов встретил меня у входа в шатер, — сказал гадатель и потряс гремушками, отгоняя злых духов.

— Люди не сунутся, духов прогнал, говори без опаски, — прошептал он, садясь на пятки у изголовья.

— Растолкуй мне загадку, седобородый, — лениво протянул вождь. — Всем известно, что Иданфирс со своей «Золотой пантерой» находится при войске, а пастух богами клянется, что видел его возле Савлиевой повозки. Как такое понять? Неужели Папай в самом деле одарил скифа способностью быть разом и там и тут?

Гадатель протянул между пальцами узкие берестяные полоски, закрутил бересту жгутом, выпрямил.

— Говорить?

— Говори.

— Папай одарил Иданфирса выносливым конем. Его конь проглатывает расстояния, как ласточка мошкару. Иданфирс при войске со щитом «Золотой пантеры» бросается на отряды Дария, потом удирает. Куда? Это знают люди, идущие за Савлием. Они видят царя Иданфирса рядом с черной четверкой, им кажется, что он здесь все время.

— Вот и я его вижу, — забормотал вдруг гадатель сипло. — Он едет прямо и важно. Ох, какой важный. На сером коне едет. Спина прямая, на голове башлык. Бороду вижу. Седая борода, совсем белая, белая как снег, белая как пена, белая, белая… — бормотание сделалось невнятным, как речь человека, нанюхавшегося пахучего дыма конопляного семени.

Вождь подождал, пока гадатель утихнет.

— Хорошо ты видишь, да плохо, — сказал он с усмешкой. — Борода у Иданфирса без седины. Луна не обновилась, как я с ним возле Меча встречался, вряд ли за это время он успел поседеть и в старика превратиться.

— Белую видел как снег, как пена, белую, белую…

— Ладно, не думай о бороде, а то снова закатишься. Лучше послушай мои мысли и дай совет. А мысли мои вот о чем. Самое сильное племя в степи царские скифы, потом савроматы, потом мы. Сильнее нас никого больше нет.

— Ты забыл о будинах, — сказал гадатель, сощурив близко посаженные глаза. Он догадался, куда клонит вождь.

— Будины в лесной полосе. Их дело землю сохой ковырять. Степи им не нужны. Да если бы и нужны были? Они со скифами в одной упряжке едут Дарий им всем поубавит спеси. Тогда невры — первые. Плохо я говорю?

Глаза гадателя закатились под веки. На впалых щеках задвигались разводы татуировки.

— Хорошая мысль, хорошая мысль, — забормотал он сипло. — Хорошая мысль, да плохая, — сказал он обычным голосом.

— Чем не по нраву пришлась? — спросил юный вождь.

Он уже не лежал, а сидел, утонув в шкурах и обхватив руками торчавшие вверх острые колени.

— Тем не по нраву, что Дарий разделается со скифами и за нас примется. Забудет, что мы овец ему пригоняли. Вот если бы оказать царю Азии другую услугу…

Гадатель вскочил, завертелся, кругами пошел по шатру. Закружились тесемки, разноцветные лоскутки, гремушки и другая пестрая мелочь, нашитая на волчьи шкуры, из которых состояла одежда гадателя. Загремели связки волчьих клыков, свисавшие с шеи, — невры вели свой род от грозного волка. Загремели браслеты.

— Голова Иданфирса, голова Иданфирса, — прорывался сквозь звон сиплый шепот.

— Дарию нужно бросить голову Иданфирса, — сказал гадатель спокойно и сел на прежнее место.

— Это без гадания ясно, научи, как сделать.

— Дело простое. Пастуха и я расспросил, не ты один. Он говорит, что за Савлием лишь старые идут да мальчонки. Из воинов один Иданфирс и дружинники Савлия. Если выслать отряд человек в двести, Иданфирсу не вырваться.

— Твой совет — разгромить кочевание Савлия?

— Тьфу, тьфу! Беда, не тронь вождя, иди на меня. Тьфу, тьфу! Плохое слово вождь вымолвил. Беда — на меня! — гадатель три раза сплюнул через левое плечо и погремел бубенцами.

— Ты зачем такое придумал? — сказал он, успокаиваясь. — Пусть Савлий на место прибудет, пусть спокойно сойдет в юрту Вечности. А когда Иданфирс в обратный путь тронется…

— Хорошая мысль, да плохая. Как день узнаем, когда он обратно поедет? Как угадаем, какую дорогу выберет?

— Хорошая мысль. Плохого нет. Не надо угадывать, не надо знать. Отряд загодя прибудет, спрячется за грядой у реки. Камни высокие. Валуны с гору. Валун черный, валун серый. Волной омытые, песком обтертые. Трава на камнях не растет, пена клочьями прорывается. — На сиплое бормотание гадатель не перешел, сказал спокойно: — Разведчики пусть на стойбище Вечности проберутся. Там и ждут.