Рома едет в Кремль - Роман Трахтенберг

— А что с собой брать, Роман Львович? Я книги оставлять не хочу, все равно эти ублюдки их не читают, им лишь бы ножи да паяльники…

— Так, Шурик, берешь книжки свои, а вот там, в углу, где, как я понял, всякие преступно-пыточные аксессуары свалены, выбери себе что-нибудь не особо тяжелое и объемное, но действенное. Вот кистенек, например. Умеешь пользоваться?

— Хороший у тебя вкус, Роман Львович, это ведь настоящий раритет сейчас. А он полезнее всяких дубинок и бейсбольных бит будет. И размахнешься вроде несильно, а кости все переломаны…

С этими словами Шурик вытащил из кучи железок кистень, размахнулся и с оттягом ударил спецсредством по столу, с которого я уже предусмотрительно убрал свои часы, кредитку, ключи и прочие мелочи, которые нехорошие люди пытались у меня отбандитить. От удара край мраморной столешницы отлетел, а по оставшейся части ее пошли трещины.

— Вижу, ты парень серьезный и решительный. Такие нам нужны. Давай выбираться отсюда, а по дороге я тебе расскажу, чем мы с тобой заниматься будем. Главное — лысенького своего не потеряй, понадобится он тебе в скором времени, ох как понадобится…

Шурик уже сложил в свой рюкзак книги, кистень, сунул туда еще пару каких-то железок, а затем притащил огромные щипцы, напоминающие те, которыми разрезают разбитые автомобили, чтобы вытащить из них пострадавших.

— Вот щипчики тоже произведение искусства! Никакой тебе гидравлики, только система пружин и рычагов. А действуют не хуже современных. Любую конечность отрезают в секунду, даже охнуть не успеешь. Давай-ка ручку твою.

Я, несколько растерявшись, почти обреченно протянул ему левую, свободную руку.

— Ну что ты, Роман Львович, — укоризненно сказал Шурик, — правую, правую давай, ведь ключа от наручников у меня нет. Даже жалко такую вещь тут оставлять, может, с собой возьмем?

С этими словами он быстро и очень аккуратно перекусил браслет на моей правой руке. Ощущение, правда, все равно было не из приятных: как будто рядом с твоей кистью щелкнула пасть крокодила.

— Да забирай ты их, пригодятся, только завернуть во что-нибудь надо.

— Ничего, там наверху служебная машина стоит, в багажник суну. Давай-ка бери щипчики, а я рюкзачок, и вперед!

Встав со стула, я чуть не рухнул — от долгого сидения на жестком стуле в одной позе ноги у меня затекли. «Прямо какой-то „синдром экономического класса“», — подумал я, но, потоптавшись минутку-другую, почувствовал, что еще не утерял способности к самостоятельному передвижению. Мы с Шуриком поднялись по крутой лестнице в помещение, сильно напоминавшее подпольный цех по производству контрафактной алкогольной продукции. Везде: на полу, на полках вдоль стен, на столах — стояли пустые и полные бутылки с этикетками серьезных мировых брендов. Краем глаза я заметил небольшую стайку «Фэймос Трахтенберга».

— А что, Шурик, они тут еще и разбодяживанием занимаются?

— Да кто же, Роман Львович, будет при такой таможне бутылочные коньяки да виски сейчас покупать? Эдак любой ресторан или бар прогореть может! То есть напитки все настоящие, вот только привозят их в бочках, а разливают уже тут. Ну и запаковывают тоже. Триста процентов прибыли. Вот только с вашим «Фэймосом» трудности: никак не могли наши его в бочках купить, поэтому пришлось партию реального товара взять. А то, что стоит на полке, это остатки.

Еще на той неделе тут узбеки трудились, разливали все, паковали… А потом им кто-то из своих свистнул, что есть маза на родной стороне по маку поработать, они в один день собрались и свалили. Что примечательно, ни одной бутылки с собой не взяли. Очень порядочный народ. Я узбеков люблю…

Мы с Шуриком подошли к выходу, он открыл стальную дверь, и вот она, долгожданная свобода! На улице было еще темно. Около здания, из которого мы вышли, стоял казиношный «Ситроен» С-5. Не знаю, кто у них там был консультантом при выборе автомобилей для развоза клиентов по домам и служебных поездок, но у него с головой было явно не все в порядке. Французские автомобили вообще редкое сочетание уродливости, дороговизны, неремонтопригодности и абсолютной неприспособленности к нашим дорогам. Если еще добавить к этому полное отсутствие комфорта, то становится понятным, почему наш отечественный автопром так долго стремился к «офранцуживанию». Чего стоила одна идея: устанавливать на и без того жутко страшные «Москвичи» двигатели «Рено»! Даже анекдот про эти машины появился о том, как папа с сыном купили новый «Москвич». Только выехали из автосалона, как машина остановилась, из радиатора повалил пар, снизу выпала пара лишних деталей, а сам автомобиль перекосило влево. Папа лезет в багажник, достает оттуда руководство по ремонту в двух томах и говорит: «Вот, сынок, теперь это будет наша Библия!» На что продвинутый сын отвечает: «Нет, папа, похоже, что это будет наша Камасутра!» Да и вообще нормальному человеку, изучавшему нормальные языки, невозможно даже и названия этих машин прочитать. К примеру, Peugeot — читается как? «Пеугеот», а Renault — «Ренаулт». А скажешь какому-нибудь французу у них в Париже, в автосалоне, что «Ренаулт» хочешь купить, добавив что-нибудь, например, по-английски, так он сделает вид, что тебя и не понимает вовсе. Да что с них взять, если даже вышеупомянутая Камасутра произносится у них с ударением на последнем слоге! Прямо что-то сибирское: Кама да еще с утра… Странная нация! Кстати, французы, во всяком случае по двум позициям, очень похожи на нас: почему-то они, как и мы, считают, что все во всем мире должны знать их язык, и аналогично нашим автостроителям думают, что сами умеют делать автомобили.

Итак, забрались мы в «Ситроен», который снаружи выглядел большим, а внутри оказался крайне тесным, выехали на грунтовую дорогу, а уже через пятнадцать минут ехали по Ленинградскому шоссе.

— А давай-ка, Шурик, мы с тобой развернемся и поедем не в Москву, а в Питер. Там, думаю, нас твои соратники искать не будут. А город этот для меня родной, нас и встретят и обласкают. Опять же на работе у меня два выходных…

Развернувшись в районе Солнечногорска, мы взяли курс на «колыбель революции». Вновь обретенный «Ролекс» золотой тяжестью ласкал мое оставшееся невредимым левое запястье, платиновый рубль в кармане брюк напоминал о себе необычным теплом, Могендоид при каждом движении шевелил волоски на груди, а карточка Абрамовича, не обесчещенная бандитами, спокойно лежала в недрах моего бумажника. На заднем сиденье позвякивали две бутылки «Фэймос Трахтенберга», которые в последний момент запасливый Шурик забрал из подпольного цеха. Звяканье раздражало меня, поэтому я, с трудом перемещаясь в тесном пространстве французского салона, развернулся и достал одну из них. Вернувшись в первоначальную позицию, открыл пробку, вдохнул знакомый запах и изрядно отхлебнул прямо из горлышка.

— Вот что, друг мой Шурик! Как ты, наверное, уже заметил, в последние годы в жизни твоей происходило достаточно много труднообъяснимых явлений. А началось все с чего, не скажешь ли ты мне?

Шурик задумался, и вдруг из включенного в машине радио раздался голос: «И еще о вреде алкоголизма. В последние годы в России все более увеличивается потребление суррогатных напитков. Низкокачественные денатураты, политуры, клей БФ, даже одеколон „Тройной“, столь распространенные ранее, уступили место новые лидерам: настойка боярышника — 100 миллилитров, цена 18 рублей 80 копеек, настойка перца стручкового — 100 миллилитров, цена 19 рублей 20 копеек, универсальный растворитель спиртовой — 5 литров, цена 400 рублей…» Мне не очень хотелось слушать лекцию, и я нажал на кнопку переключения частот. Вот она знакомая частота «Маяка» — 103,4 FM. Но из динамиков, к моему удивлению, продолжал вещать тот же голос: «Мы остановились на качественных характеристиках универсального растворителя спиртового…» Мне вдруг стало ясно, что это явно проделки Алексеича и послушать что-то другое нам не удастся. «Ну так вот, — продолжал голос, — сейчас некоторые несознательные граждане принимают внутрь так называемую сиреневую водку. Производят ее путем настаивания официальных документов на водке ординарной. А действие ее, согласно известным народным поверьям, очень негативно сказывается не только на здоровье лиц, ее употребляющих. В некоторых аномальных районах (например, на юго-западе Москвы) она может способствовать тому, что указанные лица начинают совершать нелогичные, с точки зрения обычных людей, поступки и постепенно попадают под власть различных темных сил. Некоторые исследователи в этой связи упоминают бесов, другие чертей, а третьи — самого дьявола. А теперь для Шурика из Белгорода мы передаем песню Димы Билана „Я — ночной хулиган“».

— Слышал, Шурик, что умные люди по радио говорят? Вот выпил ты водки сиреневого цвета, все и началось… Оказался ты у дьявола на прицеле. И он постепенно тебя прижимал, направлял, а потом стал подтаскивать к себе. Кто-то ему душу продавал, а других, как тебя, например, он использовал втемную. Вроде бы и не знаешь ты о том, что на чертей трудишься, а на самом деле уже кандидат в чертенята. У каждого человека в жизни бывает свой змей-искуситель. У тебя это — директор казино, который предложил тебе разом решить все твои проблемы. И ты ведь до определенного момента не задумывался, почему он вдруг выбрал именно тебя. И вроде бы все его побуждения были позитивными — дать тебе образование, работу, сделать так, чтобы перед родителями не стыдно было. Вот только ты забыл, что перед этим именно его казино поставило тебя в такую ситуацию, что ты и отказаться-то не мог. На этом и строится весь их сатанинский расчет. Самое трудное в жизни — это отказаться от искушения. Не каждому это дано. Но бывает, что появляется просвет, знак, который становится для тебя путеводным. Главное — не пропустить его. Вот откуда у тебя, скажем, золотой рубль?