Там мы стали другими - Томми Ориндж

Теперь Билл видит самолетик своими глазами. Бежит к нему – с палкой наготове. Он уничтожит эту дрянь. В нем еще полно боевого задора и твердости, горячая кровь бурлит – он может двигаться. Он ступает на коричнево-красную землю. Беспилотник зависает над «домашней базой», поворачиваясь к Биллу, пока тот бежит к нему. Билл готовит палку к захвату, поднимая ее за спиной. Но дрон все видит, лишь только Билл попадает в зону досягаемости, и летит обратно. Билл наносит удар, заставляя эту штуку на мгновение пошатнуться. Он снова поднимает палку, бьет что есть силы и тупо промахивается. Дрон взлетает прямо вверх – быстро, со скоростью десять, двадцать, пятьдесят футов в секунду. Билл снова достает бинокль и смотрит, как дрон скользит над верхней кромкой стадиона.

Келвин Джонсон

Вернувшись домой с работы, я застал Сонни и Мэгги на кухне, где они ждали меня за накрытым к ужину столом. Мэгги – моя сестра. Я просто живу здесь, пока не накоплю достаточно денег. Но мне нравится быть рядом с ней и ее дочерью. С ними я чувствую себя дома. Хотя дома в этом смысле у нас и не было. С тех пор как отец нас бросил, просто исчез. На самом деле мы его и так-то редко видели. Но наша мама делала вид, будто он с нами. И восприняла его уход как конец всему. Впрочем, это вовсе не из-за него или кого-то из нас. Просто ей слишком долго не могли поставить диагноз. Так сказала Мэгги.

Биполярное расстройство – как топор, который нужно заточить топором, чтобы расколоть дерево и согреться в холодном темном лесу, откуда все равно не выбраться, хотя осознание приходит слишком поздно. Так выразилась Мэгги. У нее та же болезнь, что и у меня, а наш брат здоров. Но ей назначили терапию. Она справляется. Мэгги – она как ключ к истории нашей жизни. Мы с братом, Чарльзом, ненавидим и любим ее, как в конечном счете относятся к самому близкому человеку, страдающему недугом.

Мэгги приготовила мясной рулет, картофельное пюре и брокколи – все как обычно. Какое-то время мы ели молча, потом Сонни пнула меня под столом по голени, больно, и как ни в чем не бывало продолжила уминать свой ужин. Я тоже ничем себя не выдал.

– Вкусно, Мэгги, прямо как у мамы. Правда, вкусно, Сонни? – сказал я и улыбнулся ей. Сонни не улыбнулась в ответ. Я склонился над своей тарелкой, надкусывая рулет, и постучал Сонни ступней по голени.

Сонни выдавила из себя улыбку, а потом рассмеялась, потому что уже не могла сдержаться. Она снова пнула меня.

– Будет тебе, Сонни, – одернула ее Мэгги. – Пойди, принеси нам всем салфетки. Я приготовила лимонад, как ты любишь, – сказала мне Мэгги.

– Спасибо, но я все-таки выпью пива. У нас ведь еще осталось, верно? – ответил я.

Я встал из-за стола, открыл холодильник, передумал насчет пива и достал лимонад. Мэгги не заметила, что я не взял пива.

– Ты все равно можешь выпить лимонад, который я приготовила, – сказала она.

– Ты теперь всегда будешь говорить мне, что я могу и чего не могу? – вырвалось у меня, и я тотчас пожалел об этом. Сонни вскочила и выбежала из кухни. Я расслышал, как хлопнула сетчатая дверь. Мы с Мэгги вышли из-за стола в гостиную, решив, что Сонни, возможно, выбежала из дома.

Но в гостиной сидели наш брат и его кореш, Карлос, – его тень, его близнец. Увидев их, Мэгги повернулась и направилась в комнату Сонни, куда и мне следовало бы пойти.

Оба с литровыми бутылками в руках, они сидели в гостиной с холодным и жестоким безразличием парней, которые знают, что кое у кого должок перед ними. Я знал, что рано или поздно он появится. Я позвонил ему несколько недель назад и пообещал, что отдам деньги, которые ему задолжал, но мне нужно еще немного времени. Мэгги позволила мне пожить у нее при условии, что я буду держаться подальше от нашего брата, Чарльза. Но вот он появился.

Чарльз – здоровенный детина под два метра ростом и весом около центнера, широкоплечий, с большими ручищами. Он закинул ноги на кофейный столик. Карлос последовал его примеру и включил телевизор.

– Присаживайся, Келвин, – сказал мне Чарльз.

– Мне и так хорошо, – ответил я.

– В самом деле? – усмехнулся Карлос, щелкая пультом и переключая каналы.

– Давненько не виделись, – продолжил Чарльз. – Я бы даже сказал, чертовски давно. Где ты был? В отпуске? Здорово устроился. Прячешься тут в норке. Домашняя еда, ребенок бегает вокруг. Играешь в домашний очаг. С нашей гребаной сестрой. Что за чертовщина? Ума не приложу, куда же уходят все твои сбережения, раз ты проживаешь тут бесплатно? Так ведь?

– Ты же не платишь за квартиру, – подсказал Карлос.

– Но у тебя есть работа, – продолжил Чарльз. – Ты зарабатываешь. Эти деньги должны были оказаться в моем гребаном кармане еще вчера. В баре Октавио. Тебе повезло, что ты мой младший брат, понимаешь? Скажи спасибо, что я никому не проболтался о том, что знаю, куда ты сбежал. Но, черт возьми, и моему терпению приходит конец.

– Я же сказал тебе, что у меня будут деньги. Какого хрена ты вваливаешься без предупреждения? И продолжаешь делать вид, будто не имеешь никакого отношения к тому дерьму на пау-вау. – Меня ограбили на парковке, прежде чем я успел войти внутрь. Я не должен был брать с собой дурь. Тот фунт порошка. Но я не был уверен, что принес его с собой. Или Чарльз положил его в мой бардачок? Я тогда слишком увлекался травкой. У меня совсем отшибло память, и я до сих пор не помню, что там произошло.

– Ладно. Ты меня поймал. Попал в самую точку, черт возьми. Мне не следовало бегать от тебя. Да, ты прав. Мне надо поскорее расплатиться с Октавио за то дерьмо, что украли у меня его кореши. Так что спасибо. Ты мне очень помогаешь, брат, – продолжил я. – Но меня все мучает вопрос, зачем ты послал меня на тот пау-вау в Лейни. Типа, посмотреть наши традиции, наследие и все такое. Мол, и мама хотела бы, чтобы мы туда пошли. Ты сказал, что встретишься там со мной. И мне интересно, не знал ли ты, что за хрень ждет меня на той парковке. Чего я никак не могу понять, так это почему. В чем