Там мы стали другими - Томми Ориндж

Он подошел к микрофону. Выдержал долгую неловкую паузу, оглядывая толпу.

– Я тут вижу много индейцев. Это меня радует. Лет двадцать назад я побывал на такой же конференции, и там было просто море белых лиц. Я тогда был совсем юным. Впервые в жизни летел на самолете и вообще покинул Финикс больше, чем на несколько дней. Меня заставили участвовать в программе в рамках сделки о признании вины, которую я заключил, чтобы не попасть в колонию для несовершеннолетних. Та программа в конечном итоге была представлена на конференции в Вашингтоне и стала событием национального масштаба. Меня и еще нескольких ребят выбрали не из-за наших лидерских качеств, приверженности делу или согласия на участие, но потому, что мы находились в самой опасной группе риска. Конечно, все, что от нас требовалось, это сидеть на сцене, слушать истории успеха молодых ребят и рассказы наших кураторов о достоинствах программы перевоспитания трудных подростков. Но, пока я был в той поездке, мой младший брат Гарольд нашел пистолет, спрятанный у меня в шкафу. Из него и выстрелил себе между глаз. Ему было четырнадцать. – Парень откашлялся в микрофон. Джеки поерзала на стуле.

– Я здесь для того, чтобы поговорить, к чему сегодня сводится наш подход к проблеме. Дети выпрыгивают из окон горящих зданий, разбиваются насмерть. И, как мы полагаем, проблема именно в том, что они прыгают. И что же мы делаем? Пытаемся найти способ заставить их не прыгать. Убеждаем, что гореть заживо лучше, чем остаться, когда дело пахнет жареным. Мы заколачиваем окна и совершенствуем сети, чтобы ловить прыгунов, находим для них более убедительные слова, уговаривая не прыгать. Они принимают решение, что лучше умереть, чем жить такой жизнью, которую мы создали для них, которую они унаследовали. И мы оказываемся либо соучастниками, либо виновными в каждой из этих смертей, так же, как получилось у меня с моим братом. Или же мы просто устраняемся, что все равно является вовлеченностью, точно так же, как молчание – это не просто молчание, а нежелание говорить. Сейчас я занимаюсь профилактикой суицида. На протяжении моей жизни пятнадцать моих родственников покончили с собой, и это не считая брата. Члены общины, с которой я работал не так давно в Южной Дакоте, рассказали мне о своем горе. Только за восемь месяцев у них произошло семнадцать самоубийств. Но как нам прививать нашим детям волю к жизни? На таких конференциях. В офисах. В электронных письмах и на собраниях общин. Мы должны проявлять настойчивость, боевой дух. Или к черту все эти программы – может, лучше посылать деньги непосредственно семьям, которые в них нуждаются и знают, что с ними делать, потому что всем нам известно, на что идут деньги – на зарплаты и конференции, подобные этой. Извините за прямоту. Мне тоже платят за это дерьмо, и, черт возьми, мне не стыдно за грубые и резкие слова, потому что эта проблема не требует вежливости или соблюдения формальностей. Мы не можем заблудиться в карьерных достижениях и назначении грантов, в повседневной рутине, как будто работаем ради работы. Мы сами выбираем то, чем хотим заниматься, и в этом выборе рождается сообщество. Мы выбираем ради них. Все время. Вот что чувствуют эти дети. Над ними нет никакого контроля. Угадайте, под чье влияние они попадут? Мы должны заниматься тем, о чем всегда говорим. И, если не можем или действительно заботимся только о себе, тогда надо отойти в сторону. Пусть кто-то другой из сообщества, кому это по-настоящему близко и дорого, кто готов что-то делать, пусть они придут и помогут. К черту всех остальных.

Джеки выскочила из зала еще до того, как публика откликнулась неуверенными, обязательными аплодисментами. Пока она бежала, бейдж с ее именем болтался на шее, царапая подбородок. Добравшись до своей комнаты, она спиной захлопнула дверь и, соскользнув вниз, рухнула на пол и зарыдала. Она вжалась лицом в колени, и перед глазами поплыли всполохи фиолетовых, черных, зеленых и розовых пятен, которые медленно формировались в образы, а следом и в воспоминания. Сначала она увидела большую дыру. Потом изможденное тело дочери. Ее руки, испещренные красными и розовыми точками. Кожу – бело-голубовато-желтую, с зелеными прожилками. Джеки пригласили на опознание. Она сразу узнала тело своей дочери, маленькое тельце, которое носила всего шесть месяцев. Тогда, в инкубаторе, она видела, как врачи вводили ей в руку иголки, и все, чего она хотела тогда, как никогда ничего не хотела, – это чтобы ее новорожденная девочка жила. Коронер следил за Джеки, держа наготове авторучку и планшет. Она долго смотрела куда-то вдаль, между телом и планшеткой, стараясь не закричать, стараясь не поднимать глаз, чтобы не видеть лица дочери. Большая дыра. Как выстрел между глаз. Как третий глаз или пустая третья глазница. Паук-обманщик, Вехо, как рассказывала ей и Опал мама, всегда крадет глаза, чтобы лучше видеть. Вехо, белый человек, пришел и заставил старый мир смотреть его глазами. Смотрите. Смотрите, как здесь будет: сначала вы отдадите мне всю вашу землю, потом ваше внимание, пока не забудете, как отдавать. Пока ваши глаза не опустеют, пока вы не сможете видеть позади себя; а впереди ничего нет, поэтому иголка, бутылка или трубка – то, что находится в поле зрения, – только и имеет смысл. Уже потом, сидя в машине, Джеки стучала кулаками по рулю, пока силы не покинули ее. Она сломала мизинец о руль.

Это было тринадцать лет назад. Тогда она не пила в течение полугода. Самый долгий перерыв с тех пор, как она пристрастилась к алкоголю. Но после опознания она поехала прямиком в винный магазин и прожила следующие шесть лет, выпивая по бутылке виски за вечер. Она водила междугородный электробус 57-го маршрута из Окленда шесть дней в неделю. Напивалась до беспамятства каждый вечер. Утром, продрав глаза, тащилась на работу. Однажды она заснула за рулем и разбила автобус, врезавшись в телеграфный столб. После месяца лечения в стационаре она уехала из Окленда. Она до сих пор не знает, не помнит, как оказалась в Альбукерке. В какой-то момент она устроилась на работу администратором в Индейскую клинику, финансируемую Индейской службой здравоохранения. В конце концов, так и не достигнув стабильной трезвости, она стала сертифицированным консультантом по вопросам злоупотребления психоактивными веществами, пройдя курс онлайн-обучения, оплаченного работодателем.

И вот теперь, привалившись к двери гостиничного номера, Джеки вспомнила фотографии мальчишек, которые Опал регулярно присылала ей по электронной почте, а она