Приглашение в ад - Андрей Щупов

— Ах ты, гнида ржавая! — Кабан тоже зарылся лицом в землю, и почти тотчас воздух над ними раскатисто лопнул, стеганув стальной россыпью по траве, по кустам, по человеческим телам. Дробное эхо прокатилось до леса, вернулось обратно.

«Неужели почуял?» — Артур, холодея, ждал новых залпов. Но ничего более не последовало. Он осторожно высунулся из-за ствола. Бронепоезд стоял все там же, зрачки стволов безмолвно изучали далекий лес. Робот тоже ждал, выцеливая и вынюхивая. Стальная, вытянувшаяся на рельсах кобра.

— Какого хрена он там встал? — Кабан зашевелился рядом. — Чего это он?

— Нишкни!

— Чего?…

— Замри, говорю, стерлядь! — Артур прикусил верхнюю губу, тем же недобрым шепотом пообещал: — Если сейчас кто-нибудь из твоих гавриков чихнет или помаячит у него на виду, весь этот лес он в пару минут нашпигует металлом.

— Но мы же ничего. Вроде тихо сидим.

— Вот и сиди! Я же объяснял, у него программа. И тактика, и стратегия — все разом. Чтобы всех и каждого, кто только приблизится… А боекомплекта на бронепоезде, будь спок, — на дивизию хватит.

— От, сука! Чего ж теперь делать?

— Лежать и не шевелиться.

— Ни фига себе! А если он неделю там торчать будет?

— Значит, неделю будешь лежать…

По счастью, выдержки у разбойников хватило. Секундная стрелка прошла роковой круг, «адский бронепоезд» выждал положенное время и, тронувшись с места, понесся дальше.

Только минут через пять они осмелились подняться с земли, и с видимым облегчением Кабан дал команду на отход.

Дождь превратился в морось, дали заволокло дымкой. Люди, еще не отошедшие от недавнего грохота, шаткой колонной брели по лесу. Троим пришлось делать на скорую руку перевязки, один контужено мотал головой, но все понимали, что могло выйти и хуже. Повернись фортуна к ним спиной, и остались бы на болоте. Все до последнего человечка. Мощь бронированного монстра оценили по достоинству. Потому и шли, внутренне продолжая переживать происшедшее. Нервная разрядка сказывалась по разному — кто-то рассеянно улыбался, новым взглядом озирая округу, другие взасос смолили цигарку, смачно и невпопад ругались. Кабан, шагающий впереди колонны, часто спотыкался. Ноги его определенно не держали. В одном месте он чуть было не растянулся, и кто-то из бродяг неосторожно хихикнул. Это переполнило чашу терпения. Кабан немедленно взъярился.

— Что, хиханьки строить! Кто тут у нас такой храбрый!

Про «храброго» братва, разумеется, поняла все правильно, но спорить с задирой не стали. В руке Кабана мелькнула плеть с шипастым шариком на конце. От нее опасливо шарахнулись. Видя, что плеть вот-вот полоснет и его, Артур предупреждающе поднял пэтчер.

— Успокойся, командир!

— Что? Это ты? На меня?!..

А в следующую секунду прошуршали ветви, и из кустов навстречу колонне на светлой приземистой кобылке выехал Щеголь.

— Чего развоевался, Кабанчик? Или осколком зацепило? — вожачок соскочил с лошади, широко расставляя короткие ноги в хромовых сапожках, подошел ближе.

— Да так это я… Вот хромого в спину шкрябнуло. Кажись, серьезно. Еще у троих царапины.

— Что там такое стряслось?

— Так сам небось слышал. — Кабан зло махнул рукой. — Почитай, еле ноги унесли. И все потому, что новичка послушали. Заманил, падла! А то с чего бы этой железяке в нас шмалять?

— Что скажешь, солдатик? — Щеголь перевел взор на Артура.

Артур угрюмо шевельнул плечом, словно отмахивался от докучливого насекомого.

— А то и скажу. Обмочился твой помощничек. Вот и валит с больной головы на здоровую.

— Что ты сказал? Повтори! — Кабан прыгнул к нему, расставив кулаки, готовый в любой момент атаковать. — Да я таких сосунков гирляндами на деревьях развешивал.

Артур коротко врезал ему сапогом в низ живота, основанием ладони колотнул в челюсть. Получилось коротко, просто и эффектно. То есть, оттого и эффектно, что как-то уж слишком просто. Без выкриков, без боевых стоек. Кабан шлепнулся на колени, а затем клюнул носом в землю. Артур брезгливо обтер ладонь о ближайший древесный ствол.

— Лихо! — Щеголь широко улыбнулся. — А вояка-то наш рукастый!

Уловив настрой вожака, окружающие засмеялись.

— Так что, солдат, скажешь-присоветуешь? — на очухивающегося Кабана Щеголь уже не глядел. — Стало быть, никак нам в Бункер не проскользнуть?

— Стало быть, никак.

— Но ты ведь оттуда выбрался?

— Потому что есть разница — оттуда или туда. Оттуда меня выпустили, обратно не впустят. Так уж там все организовано.

— Ой, не верю я тебе, солдат! Ой, не верю! Ведь наверняка, знаешь какую-нибудь лазейку! — Щеголь улыбчиво погрозил пальцем. — Ну да ладно, после об этом… Как, Кабанчик, самочувствие?

— Дышу, Щеголь. Еще дышу, — сидя на земле, Кабан протяжно высморкался через обе ноздри. — Но этому солдафону, чую, недолго дышать осталось.

— Подбери когти, Кабан. Этот парень нам еще пригодится. — Вынув из кармана реквизированный у Артура газоанализатор, Щеголь перещелкнул микриком. Поймав усмешливый взгляд солдата, спрятал обратно.

— А Песцу нашему голову снесло, — буднично сообщил ординарец Щеголя. — Он, дурак, на дерево полез. Поглазеть решил, как вы там на болоте. Так сначала башка вниз слетела, а потом уж он сам.

— И хрен с ним, — Щеголь присел на пень и буднично принялся вытряхивать из сапога набившуюся труху. — Главное, дождь на спад пошел. Будем и мы потихоньку трогаться.

Глава 6

Гриб был невообразимо огромным — самым огромным из всех виденных им до сих пор. Кто знает, когда начал он свой рост, исподволь занимая утробу здания, рыхлой мякотью заполняя подвалы, лестничные переходы и брошенные квартиры. Впрочем рекорды гигантизма устанавливались практически еженедельно, о чем сообщали в комендатуру перепуганные горожане. В этом же доме никто не жил, и сигнал о «госте» поступил слишком поздно. Грибная плоть стала уже выпирать из окон, пузырящимися коростами успела выползти на крышу. Теперь здание приходилось сжигать целиком, и они сжигали его, методично поливая из огнеметов, дожидаясь момента, когда можно будет спуститься в обугленные подвалы и добить врага в его логове. Во всяком случае именно с подвалов грибная плесень начинала свои атаки на городские здания, там пускала свои корни — массивные, напоминающие хищных питонов стволы, извивами убегающие в землю.

Кивнув Пульхену, Вадим сорвал с лица респиратор и заковылял к броневику. Черная улица продолжала раскачиваться перед глазами. Жирным слоем сажа успела облепить ветви деревьев, асфальт, стены домов. Похожий на негра Панчуга, поблескивая белками глаз, полулежал на броне, с интересом наблюдая за игрой пламени. Механик редко когда покидал свое рычащее поршнями детище, и его трудно было упрекнуть. Пару дней назад, когда автоматной очередью Вадиму прошило плечо, спас положение именно Панчугин. «Бульдоги», разместившие в кирпичном пакгаузе пулемет, ударили по улице в самый неожиданный момент. Людям Пульхена, застигнутым врасплох, ничего не оставалось, кроме как растянуться на тротуаре и открыть ответный огонь. При этом они не имели возможности ни отползти в сторону, ни спрятаться за случайным укрытием. Обкуренные же «бульдоги» садили и садили по ополченцам, все более распаляясь от посвиста пуль, от собственной лихой безнаказанности. Спасибо подпольным химикам кустарям, — синтетические наркотики обычному горажанину проще было добыть, нежели кусок хлеба. Именно в этот критический момент, нырнув в бронированное чрево своего монстра, Панчугин подоспел к месту событий, сходу залепив по пристрою серию осколочных снарядов. В подобных делах он слыл виртуозом, приноровившись одновременно стрелять из пушки и управлять машиной. Не считая «бульдогов», единственный, кто серьезно пострадал тогда, был Вадим. Автоматная очередь ударила его в плечо, и в первый же момент он с досадой понял, что самолечением на этот раз не отделаться. Так или иначе, но лекарь Пульхена трижды уже менял Вадиму повязку, и каждый раз представителю медицины что-то в его ране очень не нравилось. По крайней мере вид у лекаря был именно такой. Впрочем, единственную засевшую в мякоти пулю он извлек вполне профессионально, шов наложил безукоризненный. Но вот далее с выздоровлением что-то застопорилось. Плечевой сустав постоянно дергало, трудно было спать, и чуть ли не каждый вздох отзывался стреляющей болью.

— Сжигаем, сжигаем, а все без толку.

— Что? — Вадим тяжело поднял голову.

— Сжигаем, говорю, чуть ли не кварталами! — заорал Панчугин. — И никакого толку. Как мерли людишки, так и мрут. А всей этой хренотени с плесенью да мокрицами только больше становится.

Вадим взглянул на чадящее зарево, на невзрачные фигурки с ранцевыми огнеметами. Яркие, огненные струи вразнобой били по уродливой плоти гриба. Из пожарища, стремительно шевеля маслянисто поблескивающими ножками, одна за другой выскакивали мокрицы, попадая под бьющее пламя, сворачивались в клубки, начинали судорожно извиваться на тротуаре. Самые крупные из них достигали в длину ста и более сантиметров, а уничтожить метровую мокрицу даже из огнемета не так-то просто. Смрадное облако черных хлопьев поднималось над домом, гриб съеживался от огня и темнел, покрываясь извилистыми трещинами, чуть отступал, пытаясь укрыться за кирпичными стенами. Так улитка, чуя опасность, втягивает под панцирь свою склизкую плоть.