Нельзя влюбляться (СИ) - Хан Рита

И чего Ярцев такой внимательный?

— Пойдем уже, — не выдерживаю его ставшего снова насмешливым взгляда, поэтому первой направляюсь к выходу, правда почти у самой двери врезаюсь в какого-то парня.

— Ой! — потираю ушибленное плечо.

— Смотри куда… Зоя? Ты?

— Влад?! — удивленно распахиваю глаза, когда вижу перед собой друга детства, с которым мы не виделись лет пять точно.

Мне показалось, или я слышала, как Ярцев выругался тихим, но благим матом и спросил у самого себя: «Это еще кто?».

Тимур

Ботаничка полна сюрпризов. Это раз.

У ботанички слишком много знакомых парней. Это два.

За их с Владом (очевидно, что так зовут этого долговязого) пятиминутный разговор я узнал о ботаничке столько, сколько не узнал за почти две недели нашего общения.

Оказывается, наша скромница Зоя тот еще экстремал. Прыжки в воду с обрыва в деревне у бабушки, ночные вылазки за соседскими яблоками, игры с мальчишками в казаки-разбойники. Кто бы мог подумать, да, что эта тихоня способна на такое?

Я даже не помню, когда творил что-то подобное в своем безупречном мажорском детстве. Бабушек и дедушек у меня не было, только няня, Лира Тагировна, с которой меня отправляли на летние каникулы в Турцию или Испанию, но и развлечения там были совершенно другими.

Не то чтобы это было ужасно или скучно, просто это было по-другому, несколько иначе, чем отдых Зои. И почему, слушая болтовню этих двоих, я чувствую себя человеком, ребёнком, обделенным чем-то важным?

У меня ведь было гораздо больше, чем у них: шикарные отели, водные аттракционы, еда до отвала, чистое море, чуть позже общение с "золотой молодежью", развлекающейся так, как никому не снилось. Можно подумать, это так весело кататься на старом мопеде или убегать от бешеных деревенских собак?

Бред.

Пока они болтают, ударившись в ностальгию по былым временам, я не могу перестать замечать то, какой у ботанички звонкий смех. Как переливы маленьких колокольчиков. Как журчание ручейка.

Яр, really?

Хочется хорошенько шлепнуть себя по руке, чтобы привести в чувство. Какие еще колокольчики? Какой, мать вашу, ручеек?

Просто... С этим Владом ботаничка ведет себя так открыто и непринужденно, точно питает к нему самые нежные чувства. Об этом говорят те, казалось бы, незначительные детали, которых в обычное время не замечаешь. Смех, переходящий в задорное хихиканье, легкая, приветливая улыбка, смешно сморщенный нос и частое закусывание нижней губы, когда она с интересом слушает друга.

Влад ее, конечно, по внешности чуть уступает белобрысому утырку, но в плане общения он явно приятнее. Однако, неожиданно для самого себя я вдруг начинаю чувствовать небольшую... обеспокоенность по поводу всех этих милых, добрых разговорчиков.

В случае со Стасом я точно знаю, что Зоя рано или поздно перебесится и успокоится, поймет, как сильно ошибалась в своей симпатии к жениху родной сестры, возможно даже будет раскаиваться, посыпая голову пеплом.

В конце концов, жених сестры — это жесткое табу, преодолеть которое, я уверен, ботаничка не сможет даже под дулом пистолета. Уж слишком сильно она привязана к старшей сестре, слишком ее любит. Мне хватило одного ужина в кругу их семьи, чтобы понять это.

А вот в случае с другом детства... Что ей, собственно, мешает дать росткам детской симпатии взойти и вырасти до первой серьезной влюбленности?

Может быть, я могу помешать?

Чертыхаюсь про себя, понимая, что меня впервые терзают подобные вопросы и сомнения. Я в принципе никогда так глубоко не копал в отношениях с девчонками, меня не заботили их чувства, да и они отдавали себе отчет в том, с кем имеют дело: мы просто хорошо проводили время. Без обязательств. Без слез и истерик.

Именно поэтому я всегда был в уверен в себе и в своем природном очаровании. И был бы уверен и дальше, если бы Рощина не одарила своего долговязого друга столь... трепетным взглядом. Словно он был ей безумно дорог.

А может быть, все дело в том, что я привык перетягивать все внимание на себя, поэтому не могу остаться в стороне?

Или я боюсь, что наметившийся в нашем с ботаничкой общении прогресс в виде хрупкого перемирия может разлететься в щепки из-за пятиминутного разговора с Владом?

Тимур

Как бы там ни было, решаю прервать задушевную беседу двух друзей:

— Мы идем или как? — чувствую какое-то злое удовлетворение от того, как она вспыхивает, вспомнив о моем присутствии.

Да, малыш, я все еще тут, если ты забыла. И буду рядом до тех пор, пока ты не выполнишь свой должок. А он у тебя довольно-таки не маленький.

— Ой, Ярцев…

— Я, я, детка.

— А вы... — вклинивается Влад, переводя вопрошающий взгляд с Зои на меня, словно пытаясь понять, кем мы друг другу приходимся и заодно прощупывая почву.

О, долговязый, нет повести печальнее на свете. Эта история отныне в топе моих любимых, расскажи кому — не поверят. Ведь все решает одна маленькая запись. Одно маленькое признание. И, кстати, твоего имени на ней нет, так что ты в пролёте.

— Это мой... одногруппник! — быстро перехватывает Зоя, зыркнув глазами. И своим "лучше тебе помолчать" взглядом буквально затыкает мне рот. — Мы вместе делаем один проект по учебе, поэтому так торопимся.

— А, понятно.

Мне показалось, или Влад выдохнул с облегчением?

Ага, выдохнул и тут же пошел в атаку совершенно наглым образом:

— Слушай, а приходи на игру, Зой?

— На игру?

— Ну да, я же в баскет гоняю. Теперь по-взрослому. В следующий вторник, кстати, будем играть против "мажоров".

— Против "мажоров"? — протягиваю я не без издевки, во второй раз вмешиваясь в их разговор. — Это вы местных баскетболистов так обласкали?

— Да, все знают, что в этом универе некоторых ребят взяли не за способность забивать мячи в кольцо, а за крутые связи, — продолжает просвещать меня друг Зои, наверное, приняв за своего или просто не фильтруя базар.

Уверен, что он решил, что раз я с ботаничкой, то значит «свой».

Вот только его слова действуют на меня как красная тряпка на быка. Завожусь моментально, чувствуя, как нарастает злость внутри меня, как в памяти всплывают все колкости, которых мы со Львом в свое время наслушались сполна, причем от ребят из команды.

Еще бы, перваши в основном составе, задвинувшие на второй план "старичков". Выводы по нам были сделаны почти сразу.

— Что, салаги, радуетесь тому, что предки купили вам места в команде? — услышали мы тогда вместо приветствия, едва ступили на порог мужской раздевалки.

Причем, мы со Львом еще не были друзьями.

Стали, после того, как прошли боевое крещение.

Замес тогда был очень серьезный. Я думал, что мне сломали ребра, Лев жаловался, что ничего не чувствует левой рукой. Но это все осталось между нами.

Ни я, ни Лев ни словом не обмолвились о нем тренеру, решив, что просто выйдем на площадку и надерем задницы не только соперникам, но и пацанам из нашей команды. Тем самым, которые устроили нам в раздевалке темную.

Видеть лица этих придурков после победы, где мы всухую разгромили ребят с нефтяного ВУЗа, было воистину волшебно. После этого ни один из них больше не задавал нам глупых вопросов насчет купленных мест, а уже через некоторое время мы окончательно сдружились и стали практически одной семьей.

У меня вроде как должен был появиться иммунитет на такие вещи, но я до сих пор реагирую очень болезненно.

А все из-за травмы сухожилия, после которой мне пришлось на некоторое время завязать со спортом и, особенно, со своим любимым баскетболом. И моя реакция вызвана скорее не глупыми словами Влада, больше личной драмой.

— По-твоему, за что их взяли?

— Ну... — мнется долговязый, наверное, чувствуя мою агрессию даже на расстоянии. — Все в курсе, что здесь решают деньги.

— Вот как? Хочешь сказать, что сами игроки и гроша не стоят?

— Я... — тушуется, словив агрессию с моей стороны.