Избранное. Том второй. Повести и рассказы - Святослав Владимирович Сахарнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главный киношник даже улыбнулся.
— Что вы! — сказал он. — Мы сделаем проще. За комбинатом мы выстроили аквариум. Три метра высоты, три метра ширины. Двадцать семь тысяч литров. Нальём пожарными помпами в него воды, пустим осьминога. За осьминогом в аквариум опустится водолаз. Мне обещали дать самого лучшего. Осьминог атакует человека, человек убьёт осьминога, и всё будет в порядке. Просто?
— Не думаю.
— Сразу видно, что вы не работали в кино.
Киносъемка
На другой день в полдень все собрались около аквариума.
Пришло полпосёлка: женщины, дети, рыбаки, водолазы.
Аквариум стоял на самом берегу. Он был высокий, как дом. Настоящая лестница вела наверх. Толстые прозрачные стенки из пластмассы блестели. Пазы в стенках были замазаны красной замазкой. Она пахла грушевым клеем. Я понюхал воздух. Прямо фруктовый сад.
Около аквариума бегали молодые киношники. Они устанавливали осветительную аппаратуру. Пожарники готовили шланги.
Главный киношник и Телеев стояли около самого аквариума.
ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТ ТЕЛЕЕВ?
И тут я вспомнил, что для съёмки обещали дать самого лучшего водолаза.
Пожарники развернули шланги, включили помпу и начали качать в аквариум морскую воду. Светлая линия поползла вверх по прозрачной стенке. Стенка затрещала.
— Не лопнет? — спросил Телеев у Главного киношника.
— Не успеет. Мы быстро. Осьминог здесь?
Осьминог сидел рядом, в бочке. За ним специально ходил в море катер.
— Одеть водолаза!
Телееву уже привязывали к ногам медные галоши. Свинцовые подошвы ушли в песок.
— Пустить осьминога!
Бочку подняли наверх и опрокинули в аквариум.
Через желтоватую стенку было видно, как осьминог, растопырив щупальца зонтом, медленно опускается на дно.
— Теперь так, — сказал Главный киношник, — будете стрелять, когда я махну рукой.
Мне было жаль осьминога. Телееву, наверно, тоже. Каждый день он встречается с осьминогами на дне, и никогда они не причиняли ему вреда.
Телееву дали в руки ружьё, заряженное гарпуном, и он полез по лестнице наверх.
Жаботинский нёс его шланг. По короткой металлической лесенке Телеев слез в аквариум. За прозрачной стеной он казался большим и неповоротливым. По его медному шлему прыгали рыжие зайчики.
Осьминог увидел человека и забился в угол.
Заметив в руках человека ружьё, он насторожился. Телеев нехотя поднял ружьё. Видно, он уже расхотел сниматься. Но было уже поздно. Главный киношник махнул рукой. Телеев навёл ружьё на осьминога. Осьминог испуганно метнулся в сторону. Бац! — гарпун вылетел из ружья и с размаху ударил в пластмассовую стену. Стена раскололась, и двадцать семь тысяч литров воды хлынули на песок.
Телеев и осьминог вытекли из аквариума вместе с водой. Они лежали рядом. Вода с шумом стекала по песку в море.
Первым опомнился осьминог. Он со свистом вобрал в себя воздух, сгорбился и выбросил вперёд щупальца. Он полз по мокрому песку, переливаясь и блестя, как стеклянный шар.
Раз-раз — первые щупальца достигли воды. Осьминог повернулся. Сильная струя воды вылетела на берег. Осьминог исчез в глубине.
Около Телеева уже хлопотал Жаботинский. Он отвинчивал на шлеме окошечки. Телеев уселся, моргая глазами, и стал соображать, что произошло.
Народ шумел. По лужам бегали киношники и размахивали руками.
Главный киношник стоял наверху, на помосте, и смотрел в пустой аквариум.
Потом он спустился и подошёл к нам.
— Какая силища, а? — спросил он и потёр руки. — Ничего, искусство требует жертв! Помню, бросали мы однажды с парашютом корову. Конечно, с самолёта. Дверь оказалась узкой. Корова зацепилась рогами и не проходит. Пришлось идти на посадку и заменить самолёт.
— Простите, — сказал я, — зачем корове прыгать с парашютом?
— Не помню. Наверно, так надо было по сценарию… Такс, а что же теперь делать нам? Время идёт.
— Я предлагал: опуститесь под воду.
— Это исключено. Придётся сделать так. Комбинированная съёмка. Отдельно осьминог — отдельно водолаз. Маленького осьминога снимаем в маленьком аквариуме. Стрелять в него будем с воздуха, через воду. Гарпун большой, но мы его потом уменьшим при печати. Затем — у меня есть где-то кадры — аквалангист на Чёрном море. Склеим аквалангиста и осьминога, и всё будет в порядке… Помню, однажды мы в Киеве устроили пожар. Подожгли дом. Дом горит, а артиста, который должен входить в этот дом, нет. Не приехал. Пришлось потушить…
Я не дослушал. Меня позвал Жаботинский.
Надо было раздевать Телеева.
Ещё галоши
На остров вернулось солнце.
Дороги снова стали жёлтыми, а трава — зелёной.
Я вытащил из галош босоножки и положил их в чемодан. Ура! А галоши можно выбросить. Как они мне надоели! Даже походка из-за них стала у меня утиной.
Я хотел вышвырнуть их в окно, но побоялся. Мимо всё время кто-нибудь да шёл.
Я бросил галоши под кровать…
Вечером мы сидели около дома: я, старуха и старик.
За Амурский залив, за синие сопки опускалось коричневое солнце. Оно тускло светило сквозь дым из комбинатовской трубы.
— Мне скоро уезжать, — сказал я. — Почти два месяца у вас прожил. Хорошее место — остров.
— Чего хорошего, — сказал Иван Адреевич, — дождь да снег.
— Осень, говорят, тут очень славная.
— Тридцать лет здесь живём. До войны приехали, — сказала старуха. — Привыкли. Все нас тут знают. Кем мы ни работали: и матросами и сторожами. Иван Андреевич складом даже заведовал.
— Интересно, вот летом — катер, а зимой как? — спросил я. — Как до города добираетесь?
— Зимой дорогу по льду накатывают. Машины, считай, каждый час ходят. Кроме нас, на острове и зверосовхоз и школа.
Я представил себе, как по весне ломается лёд и эту дорогу уносит в море. Там она и плавает по кусочкам: льдина за льдиной — на каждой отпечатки автомобильных шин. А к острову в это время ни подойти, ни подъехать.
— Вы молодцы, — сказал я. — Шутка сказать — тридцать лет на острове! Прямо герои.
— Привыкли мы к тебе, — сказала старуха. — Хорошо ты у нас пожил. А я всё собиралась пирог спечь. Может, успею?
— Горят они, пироги-то, у тебя, — сказал старик. — Как поставишь, так дым.
Старуха вздохнула:
— Памяти нет. И откуда ей быть теперь у меня —
