Семья Зитаров. Том 1 - Вилис Лацис

— Отец возьмет ружье и поймает вора! — обрадовался Янка. — Пойдем.

Зитар отнесся недоверчиво к рассказу сыновей. Но когда Карл подробно описал ему все, в капитане проснулось любопытство, и он последовал за мальчиками.

— Странно, кто бы это мог здесь спрятать? — недоумевал Зитар, ознакомившись с богатствами Эрнеста. За последнее время сокровищница эта пополнилась некоторыми новыми вещами: нотной тетрадью, суковатой палкой и графином. Среди прочего Зитар заметил и свою бензиновую зажигалку, пропажу которой он обнаружил дня два тому назад. Перелистывая русские и немецкие книги, он увидел фамилию владельца: Карл Дзегузе. Это была фамилия помощника учителя. Чем больше Зитар думал о случившемся, тем сильнее хмурился.

— Соберите все, снесем домой, — сказал он мальчикам. — Только никому не говорите об этом. Поняли? Никому. Тогда мы разыщем вора.

Дома вещи сложили в ящик, а капитан, расхаживая по комнате, стал ощупывать карманы.

— И куда только девалась моя зажигалка? Никто из вас не видал ее?

Эрнест покраснел, опустил глаза. Зитар внимательно наблюдал за ним. Когда с наступлением сумерек мальчик выскользнул из комнаты, отец проследил, как он прошел по двору и направился в поле, туда, где находилась старая картофельная яма. Выждав немного, капитан тихонько подошел к яме; Эрнест в сильном волнении рылся в соломе.

— Что ты здесь делаешь? — крикнул отец.

Эрнест испуганно сунул что-то в карман.

— Я… я просто так…

Схватив сына за ворот, Зитар вытащил его из ямы и обшарил все карманы. Из одного кармана выпали пестрая ручка и перочинный нож «Фискарс».

— Откуда это у тебя?

— Я… я нашел на дороге.

Не говоря ни слова, Зитар, крепко ухватив сына за локоть, повел его к дому. Нахмуренный лоб отца, его молчание и больно впивавшиеся пальцы наполняли сердце Эрнеста мрачным предчувствием: его ожидает нечто ужасное. По мере приближения к дому страх Эрнеста усиливался. Он пытался вырваться, но пальцы отца были словно из железа. Время от времени встряхивая, как собака змею, отец тащил его с гневной поспешностью.

— Папочка, я… — пытался объяснить Эрнест.

— Молчи!

Придя домой, Зитар велел остальным детям выйти, затем позвал жену.

— Альвина, ты когда-нибудь воровала?

— Я? Нет. Странный вопрос!

— Я тоже никогда не брал чужого. Откуда же у нас взялся такой скот?

Вытащив на середину комнаты ящик, он высыпал его содержимое на пол. Налившимися кровью глазами он пристально смотрел на сына.

— Это все ты нашел на дороге? Чьи это книги? Где ты взял этот подсвечник?

Бледный Эрнест пятился назад. Зитар огляделся кругом, схватился было за ремень, потом взял в руки плеть для верховой езды. Все казалось слишком ничтожным, легковесным. Капитан задыхался от гнева, он был вне себя.

Альвина поняла, что надвигается все сметающий ураган и мальчику грозит непоправимая беда, если она не придет на помощь. Пока капитан искал, чем пороть сына, она загородила собою Эрнеста.

— Андрей, ты с ума сошел! Ты же не собираешься его убивать. Подумай, что ты делаешь!

Зитар хмуро посмотрел на жену, но не промолвил ни слова.

И опять ремень с тяжелой пряжкой начал гулять по спине Эрнеста. У Зитара все-таки хватило ума ограничиться ремнем. Эрнест не кричал, не просил пощады, только по временам тяжело стонал. Когда капитан устал и гнев его немного утих, он отпустил сына и, тяжело дыша, сел на стул. Что теперь делать? Поможет ли ему сегодняшний урок? Может, необходимо публичное унижение, тогда Эрнест навсегда потеряет охоту к чужим вещам?

— Пес ты эдакий! Чего тебе не хватает? Тебе в чем-нибудь отказывают? Чего ты шаришь по чужим карманам?

Зитар в душе считал, что по-настоящему следовало бы заставить Эрнеста отнести украденные вещи в школу и вернуть их владельцам. По крайней мере, главные из них: книги учителя. С другой стороны, его пугали неизбежные последствия: вся округа узнает, какой у Зитара сын, и бесчестье сына падет на всю семью. Такого позора Зитару не пережить. Скажут: «Яблочко от яблоньки недалеко катится. Если сын вор, значит, отец…»

Нет, этого нельзя делать. Все должно умереть здесь же, на месте. Ни слова о том, что произошло.

Долго в тот вечер Зитар говорил с сыном, пока тот, одурев от страха, наконец, перестал уже что-либо понимать. Затем в большой комнате затопили печь и сожгли в ней все найденные в яме вещи.

Между тем, время шло своим чередом. В усадьбе Зитаров подрастало новое поколение, предоставленное самому себе, подвластное всяким случайностям. Взрослым некогда было следить, как складывается характер молодой смены, — погруженные в свои заботы, захваченные своими страстями и борьбой, они жили своей жизнью. Но жизнь эта была не из веселых.

Глава пятая

Андрей Зитар когда-то учился в том же мореходном училище, куда осенью поступил Ингус.

В старших классах учеба начиналась немного позже, поэтому сейчас здесь находились лишь воспитанники подготовительного класса. Как только Ингус выдержал вступительные экзамены, Зитар купил ему форму, о которой Ингус мечтал все лето: блестящие пуговицы с якорями, большое медное штурвальное колесо на погонах мундира и шинели, матросская бескозырка с ленточками и надписью «Мореходное училище». В такой одежде человек чувствует себя взрослым и полноценным — он уже кое-что значит в жизни.

Ингуса устроили на квартиру с пансионом в тихую рыбацкую семью Кюрзенов, где в свое время квартировал и сам Андрей Зитар. Когда-то в молодости Кюрзен служил на «Дзинтарсе» матросом, но потом ему надоела жизнь моряка, и он вернулся к занятию дедов и прадедов. Ему принадлежал небольшой домик на окраине, около сорока пурвиет [9] земли и моторная лодка, на которой он каждую неделю ездил в Ригу.

Летом в местечке было сравнительно тихо и даже скучно, как во всякой провинции. Настоящая жизнь начиналась лишь с наступлением осени, протекала бурно и шумно всю зиму, чтобы опять затихнуть весной до следующего октября. Оживление это приносили с собой ученики мореходного училища, веселые перелетные птицы, прилетавшие на север и распевавшие свои беспечные песни наперекор метелям и стужам, в то время как другие птицы тянулись к солнечному югу. Это была пестрая, жизнерадостная и озорная ватага. Первыми появлялись мальчики с розовыми детскими лицами, на которых еще не было даже признаков пуха. В серых домотканых одеждах, неуклюжие, застенчивые, прибывали крестьянские сыновья, выросшие в деревенских усадьбах, вздумавшие сменить тощие пашни на морские просторы, избравшие орудием труда штурвальное колесо вместо ручек плуга. Приезжали загорелые рыбаки, с башмаков которых ещё не отстала рыбья чешуя. Шумной толпой являлись горожане. Среди них были и сыновья бедных ремесленников, и отпрыски капитанов, богатых торговцев и буржуа со всех концов Латвии и даже из дальних русских губерний. Некоторым еще никогда не приходилось плавать на судне, другие годами скитались по морю у чужих берегов. Совсем незнакомые, они в первый же день разговаривали как старые друзья, рассказывали о своих парусниках, пароходах, вспоминали общих знакомых — капитанов и штурманов, перенесенные штормы и приключения в иностранных портах. Кому нечего было рассказывать, тот слушал. Но настоящим морским духом веяло, лишь когда съезжались старшеклассники, учившиеся в специальных классах и готовившиеся к выпускным экзаменам. Многие из них уже ходили в море штурманами в ближние рейсы, самостоятельно водили парусники. Все они преследовали одну цель и шли к ней одним путем. Кто бы ты ни был, если желаешь получить диплом штурмана дальнего плавания, тебе, кроме учебной программы, нужно еще пройти суровую школу морской практики: отслужить юнгой на судне, научиться чинить паруса, уметь выполнять все матросские обязанности. Кому такая закалка оказывалась не под силу, тот капитулировал и искал более спокойной жизни. Но училище от этого ничего не теряло, ибо на море нужны сильные духом и телом люди — неженок оно в свою семью не принимает.

Интерната при школе не было, и каждый ученик сам заботился о жилье и питании. Эго было довольно сложным делом. Не каждая семья принимала на пансион звонкоголосых мальчиков. Их образ жизни отпугивал степенных обывателей, привыкших вовремя вставать и вовремя ложиться. «Пусти одного в дом, самому жизни не будет», — говорили любители тишины и порядка. Им можно было сулить золотые горы за каморку и питание — предубеждение против учеников мореходного училища брало верх над всеми соблазнами. Но наряду с такими семьями находились и другие — они не боялись шума и беспокойства. Эти семьи охотно пускали учеников под свой кров; в некоторых домах они жили даже целыми группами. Где селилось четверо или пятеро таких парней, там затевался настоящий ад. По вечерам, наспех выучив наиболее важные уроки, они доставали музыкальные инструменты, играли, пели, дурачились. Собирались то в одном, то в другом доме. В тихом местечке подымался настоящий содом: кошачьи концерты на улицах, драки с местными парнями, вечная война с урядником Трейманом. Ясно, что в подобной обстановке о серьезных занятиях не могло быть и речи.