Сквозь время - Павел Коган

1937

«Когда умру, ты отошли…»

Когда умру, ты отошлиписьмо моей последней тетке,зипун нестираный, обмоткии горсть той северной земли,в которой я усну навеки,метаясь, жертвуя, любявсе то, что в каждом человекенапоминало мне тебя.Ну а пока мы не в уронеи оба молоды пока,ты протяни мне на ладонигорсть самосада-табака.

Что значит любить

Идти сквозь вьюгу напролом.Ползти ползком. Бежать — вслепую.Идти и падать. Бить челоми все ж любить ее — такую!Забыть про дом и сон,про то, чтотвоим обидам нет числа,что мимо утренняя почтачужое счастье пронесла.Забыть последние потери,вокзальный свет,ее «прости»и кое-как до старой двери,почти не помня, добрести.Войти, как новых драм зачатье.Нащупать стены, холод плит…Швырнуть пальто на выключатель,забыв, где вешалка висит.И свет включить. И сдвинуть пологкрамольной тьмы. Потом опятьдостать конверты с дальних полок,по строчкам письма разбирать.Искать слова, сверяя числа.Не помнить снов. Хотя б крича,любой ценой дойти до смысла,понять и сызнова начать.Не спать ночей, гнать тишину из комнат,сдвигать столы, последний взять редут,и женщин тех, которые не помнят,обратно звать, и знать, что не придут.Не спать ночей, недосчитаться писем,не чтить посулов, доводов, похвали видеть те неснившиеся выси,которых прежде глаз не досягал, —найти вещей извечные основы.Вдруг вспомнить жизнь.В лицо узнать ее.Прийти к тебе и, не сказав ни слова,уйти, забыть и возвратиться снова,моя любовь, могущество мое.

1939

Предчувствие

Неужто мы разучимся любитьи в праздники, раскинувши диваны,начнем встречать гостей и церемонно питьхолодные кавказские нарзаны?

Отяжелеем. Станет слух наш слаб.Мычать мы будем вяло и по-бычьи.И будем принимать за женщину мы шкапи обнимать его в бесполом безразличьи.

Цепляясь за разваленный уют,мы в пот впадем, в безудержное мленье.Кастратами потомки назовутстареющее наше поколенье.

Без жалости нас время истребит.Забудут нас. И до обиды грубонад нами будет кем-то вбиткондовый крест из тела дуба.

За то, что мы росли и чахлив архивах, в мгле библиотек,лекарством руки наши пахлии были бледны кромки век.

За то, что нами был утраченсан человечий; что, скопцы,мы понимали мир иначе,чем завещали нам отцы.

Нам это долго не простится,и не один минует век,пока опять не народитсязабытый нами Человек.

Гоголь

…А ночью он присел к каминуи, пододвинув табурет,следил, как тень ложилась клиномна мелкий шашечный паркет.

Она росла и, тьмой набухнув,от желтых сплющенных иконшла коридором, ведшим в кухню,и где-то там терялась. Онперелистал страницы сноваи бредить стал. И чем помочь,когда, как черт иль вий безбровый,к окну снаружи липнет ночь,когда кругом — тоска безлюдья,когда — такие холода,что даже мерзнет в звонком блюдевечор забытая вода?

И скучно, скучно так емусидеть, в тепло укрыв колени,пока в отчаянном дыму,дрожа и корчась в исступленье,кипят последние поленья.

Он запахнул колени пледом,рукой скользнул на табурет,когда, очнувшися от бреда,нащупал глазом слабый свет

в камине. Сердце было радотой тишине. Светает — в пять.Не постучавшись, без докладаворвется в двери день опять.

Вбегут докучливые люди,откроют шторы, и тогдавсе в том же позабытом блюдечуть вздрогнет кольцами вода.

И с новым шорохом единымрастает на паркете тень,и в оперенье лебединому ног ее забьется день…

Нет, нет — ему не надо света!Следить, как падают дрова,когда по кромке табуретарука скользит едва —   едва…

В утробе пламя жажду носитзаметить тот порыв один,когда сухой рукой он бросит   рукопись в камин.

…Теперь он стар. Он все прощаети, прослезясь, глядит туда,где пламя жадно поглощаетлисты последнего труда.

Творчество

Есть жажда творчества,уменье созидать,на камень камень класть,вести леса строений.Не спать ночей, по суткам голодать,вставать до звезд и падать на колени.Остаться нищим и глухим навек,идти с собой, с своей эпохой вровеньи воду пить из тех целебных рек,к которым прикоснулся сам Бетховен.Брать в руки гипс, склоняться на подрамник,весь мир вместить в дыхание одно,одним мазком весь этот лес и камниживыми положить на полотно.Не дописав,оставить кисти сыну,так передать цвета своей земли,чтоб век спустя все так же мяли глинуи лучшего придумать не смогли.А жизнь научит правде и терпенью,принудит жить, и прежде чем стареть,она заставит выжать все уменье,какое ты обязан был иметь.

Дед

Он делал стулья и столыи, умирать уже готовясь,купил свечу, постлал полыи новый сруб срубил на совесть.Свечу поставив на киот,он лег поблизости с корытоми отошел. А черный роттак и остался незакрытым.И два громадных кулакалегли на грудь. И тесно былов избенке низенькой, покаего прямое тело стыло.

Рождение искусства