Источник судьбы - Елизавета Дворецкая

– Я потом, когда он ушел-то, тоже дальше тронулся и там же ночевал, где он стоял, – рассказывал Торгрим в гриднице графской усадьбы Дорестада, довольный, что соединился наконец со своим конунгом и находится в относительной безопасности. – Прямо в той усадьбе. Где сам Эймунд конунг и Асгаут конунг жили, пока погоды ждали. Мне тамошние люди все рассказали – им самим охота поговорить-то была. Не каждый день такие дела случаются.

– Да куда же они шли? – с любопытством допытывался Анунд конунг.

– Да поначалу они сюда-то и направлялись, – охотно отвечал Торгрим, видя, что хмурые и безразличные, как с сильного похмелья, сыновья Хальвдана понемногу оживают и начинают слушать. – Говорят, хотели на Дорестад идти, чтобы, стало быть… Да не заладилось у них. Сперва ветер не шел – уж они и ждали, и жертвы приносили, да не дает Ньёрд ветра, хоть бы что делай. Со скуки пили все, и Эймунд конунг, и Асгаут конунг, и Хёгни конунг, третий, значит, вождь, да тот не свей и не дан, а вроде даже норвежец.

– Это не длинный такой? – спросил Оттар Епископ. – Откуда он родом, не говорили?

– Того я не знаю. Говорил только, что с Хёгни конунгом на корабле его сестра была. Говорили, что она, стало быть, знатная провидица и колдунья, и что он ее с собой в походы берет, потому как она валькирия и милость Одина завсегда к нему привлекает. Из-за нее-то все и вышло. Эймунд-то конунг начал было к ней того, подкатываться, и заговорил даже, что в жены ее хочет взять. Да она не сильно-то обрадовалась такому жениху. Она с другим кем-то обручена…

– Не с кем-то, а с моим братом Бьёрном конунгом, – поправил Анунд, и видно было, что это не доставляет ему удовольствия. – Они обручились прошедшей зимой, и свадьба должна состояться на острове Адальсё, где усадьба Ховгорден, на осенних пирах. Если она состоится, то мой брат Бьёрн конунг получит еще одного довольно сильного союзника. Правда, под властью Эйстейна конунга, их отца, не так много земли, только Хейдмёрк, но у него сильная, многочисленная и опытная дружина. Поэтому его сыновья, Хёгни и Фроди, предпочитают не сидеть дома, собирая дань со своего фюлька, а искать славы и добычи в более богатых местах.

– Да это мой бывший товарищ Хёгни Длинный! – протянул Оттар и многозначително посмотрел на Рерика. – Небось не забыл его? Вот где всплыл!

– Так что дальше с Эймундом? – спросил Рерик.

– А потом она еще руны бросила и сказала, что ветра нужного не будет и надо им в другую сторону носы заворачивать. И порешили они в Британию идти. И как решили, так сразу и ветер пошел. А в последний вечер перепились они, что твои свиньи, начали считаться, кто из них славнее и подвигов больше совершил, да и переругались Эймунд конунг и Хёгни конунг просто вдрызг. Ушли они на запад через море, да только, как говорят, непохоже, чтобы они дальше стали вместе воевать.

– Нас спасли боги, – сказал Гейр ярл.

Во время последних событий в Дорестаде он находился в море и, вернувшись, застал вик в полном смятении. На злосчастном свадебном пиру было перебито около пятидесяти человек. Погибли почти все знатные фризы и около двух десятков норманнов, в том числе Асвальд Лосось, телохранитель Рерика, и старый Торир Верный, воспитатель обоих сыновей Хальвдана. Погибли все мужчины из семьи Альдхельма, но старый Эвермод был найден среди тел раненым, но живым. Это тем более удивительно, что на нем не оказалось ни кольчуги, ни еще какого-либо защитного снаряжения. Он и его старший сын Гамельберт, приехавший с отцом в Дорестад, пришли на пир только в шелковых рубахах. Узнав об этом, даже Харальд поверил, что старый эделинг ничего не знал о замыслах своего родича.

– Я хотел… чтобы из корня моего рода вновь возродился кюнинг Радбод, – говорил Эвермод, когда его раны перевязали и он немного собрался с силами. – Я хотел видеть фризов свободными, да. Все мы этого хотели. Но я знал, что дереву славы нужно время, чтобы вырасти, нужна почва… А Альдхельм… Он ни о чем не думал, кроме свого честолюбия… Он хотел сам стать кюнингом Радбодом. И погубил все, все… Наш род опозорен предательством и коварством… Я достоин смерти.

– Нет уж, убивать мы его не станем, – сказал Рерик брату. – Он и без того достаточно наказан. Ему жить теперь будет тяжелее, чем умереть.

О себе Рерик так сказать не мог, хотя в эти дни ему приходилось очень нелегко. Торир Верный был с ними всегда – он был одним из тех двоих, кто последовал за королевой Торгерд во время ее бегства из Хейдабьюра после гибели Хальвдана конунга. Именно Торир, тогда еще молодой и крепкий хирдман, расчищал королеве Торгерд путь среди ревущей толпы, когда она бежала к гавани, надеясь найти местечко на корабле. И едва ли нашла бы его, если бы не Торир. И он сохранил верность королеве и ее детям на всю жизнь. Хотя их воспитателем считался старый Аринбьёрн харсир и в его доме сыновья Торгерд прожили, как положено по обычаю, несколько лет, Торир последовал за ними туда, и именно он учил их владеть оружием. Ему Харальд и Рерик были обязаны тем, что выросли настоящими вождями. И вот его не стало. От них ушел последний, кроме матери, человек, помнивший их маленькими. Отца они не помнили. Дядя, Ингвар конунг, погиб у них на глазах три года назад. И теперь вот Торир…

И Рейнельда… Казалось, Рерик был по-настоящему знаком с невестой всего несколько дней, но они показались ему очень долгими и насыщенными. Он уже так ясно видел свое будущее с ней, и вот оно оказалось отнято. Она мелькнула и исчезла, как валькирия, юная и прекрасная, помчавшаяся над полем битвы и снова растворившаяся в синеве небес… Хериберт скорее сказал бы – как божий ангел. Теодрада и Хериберт призывали его молиться и надеяться на милость Господню, но Рерик старался все время находить себе дела, чтобы заглушить боль, пока не пройдет.

– Так этот Эймунд, выходит, нас грабить шел? – сообразил он наконец. – Харальд! Ты понимаешь, что это значит?

Эймунд и Асгаут, сыновья Сигимара, имели дружину на тридцати с чем-то кораблях. А у них – всего восемь. И явись эти двое сюда сейчас, свались им на голову, когда в Дорестаде еще не всех убитых похоронили… Дальше даже думать не хотелось. Это был бы разгром, полный и сокрушительный. Дорестад был бы захвачен и разграблен полностью, и они, сыновья Хальвдана, оказались бы среди убитых или пленных, если не повезет. Ни на что другое даже надеяться было бы нельзя.

– Нас сохранили боги, – подтвердил и Харальд, под влиянием потрясения опять забывший, что он христианин. – Они не дали свеям ветра, а потом заставили их поссориться между собой.

– Там же была еще какая-то валькирия, – напомнил Орм. – Вот через нее Один и дал знак. Они же из-за нее, считай, поссорились, да, Торгрим?

– Вроде выходит так, – подтвердил тот. – Хотя я сам не видел, что люди говорили, то и я говорю.

– Значит, наша удача еще с нами. – Харальд положил руку на золотую гривну у себя на шее. На одной из литых драконьих головой остался на мягком золоте след от Элландова ножа. – Поблагодарим еще раз Золотого Дракона. Ладно, Рери. Мы, в конце концов, отделались легче, чем могли бы. Мы живы, и из дружины потеряли не так уж много людей. В телохранители возьми Эльга Молодого, он вполне того стоит. А невеста… Девушек на свете много, сам знаешь. Хочешь, возьмем тебе вторую сестру?

Эвермод, когда убедился, что убивать его не будут, выразил готовность выполнить все обязательства, данные его бесчестным племянником. Вместо погибшей Рейнельды он предложил Рерику в жены ее младшую сестру Иту или любую из подросших девушек своего терпа, а приданое пообещал даже увеличить. Но Рерик отказался. Альдхельм и его сторонники были перебиты, а уцелевшие родственники мятежных эделингов той же ночью разбежались по терпам, зарылись в дюны и молили богов о наводнении, которое окружит их убежище водой и сделает недоступным. Новых выступлений в обозримом будущем можно было не ожидать.

Иные из дружины, особенно Оттар, настаивали на том, что от Эвермода никаких мирных обетов принимать нельзя и что следует уничтожить род под корень – мужчин перебить, а женщин распродать. Иначе мальчики вырастут, а женщины нарожают новых мстителей, которые через двадцать лет придут с оружием к убийцам Альдхельма, Элланда, Ландоальда, Гамельберта и прочих. Но Рерик эти речи не поддержал. В память о Рейнельде ему было жаль ее сестер, и он велел оставить семью в покое.

Овдовевшая госпожа Амальберга, собрав уцелевших домочадцев и все добро, вместе с Эвермодом уехала в марши и поселилась вместе со стариком. Правда, Эвермод прожил недолго: ослабленный ранами и потрясенный бесчестьем, он начал болеть и умер еще до исхода года. Когда младшие дочери Амальберги подросли, они с благословения епископа Бернульфа основали обитель в честь святого Людгера, апостола Фризии. Все они одна за другой побывали его настоятельницами – сначала Ита, потом Ландрада, потом Хатльвинда. Жизнь свою они провели в добрых делах и благочестии, и умерли, почитаемые монахинями и жителями округи почти как святые.