В плену Обмана (СИ) - Шагаева Наталья

— Прости, — невнятно шепчет через мешающую ей трубку.

Молчу, смотря в окно. Потому что дело не в прощении. Она моя мать, и я априори не имею права ее винить. У нее в голове должно что-то щёлкнуть и перестроиться. Тогда закончится черная сплошная.

Небо сегодня серое, опять идёт снег, но уже не мелкий, а хлопьями, оседая ровным слоем. Красиво. Скоро зима, а на душе все равно поздняя осень, грязная, мерзкая с вечными холодными дождями. Когда эта женщина успела стать эгоисткой?

Помню, мне было пять лет, и я сильно заболел пневмонией. Ее не хотели отпускать с работы, и она уволилась, чтобы лечь со мной в больницу. Меня постоянно лихорадило, и она часами читала мне любимую книгу про мышат-детективов, чтобы хоть как-то отвлечь. А сейчас ей плевать на меня. Она совершенно не думает, что станет со мной, когда она всё-таки уничтожит себя.

— Это Галка притащила паленую водку, — оправдывается мать, вызывая мою истерическую усмешку.

— Жизнь у тебя паленая, а не водка, — констатирую и выхожу из палаты.

Жестоко. Нужно было как-то по-другому. Но я пока не знаю как. Пробовал уже мягко — ни к чему хорошему это не привело.

Выхожу на улицу и дышу холодным воздухом. Стреляю у прохожего сигарету, глубоко затягиваюсь, впускаю в себя густой дым и иду на стоянку. Я обидел принцессу… Мудак. Соображаю, чем можно загладить вину, подхожу к машине и не нахожу в ней Аниту. Твою мать! Нельзя с этой нежной девочкой так. Она же искренняя, отзывчивая…

Может, отошла? Оглядываюсь. Вынимаю телефон, хочу набрать ее, но замечаю сообщение.

«Взяла такси. Появились срочные дела. Прости, не хотела тебе мешать».

Ну что ты, сладкая? Это ты меня прости. Закрываю глаза, поднимаю лицо к небу, чувствуя, как холодные снежинки обжигают кожу. Хотя, может, и хорошо, что она уехала. Я сегодня в прострации… и мне нужна анестезия в виде алкоголя. Вот такой вот парадокс — читаю матери лекции о его вреде, а сам хочу накидаться до отключки.

ГЛАВА 14

Егор

Гоню в промзону. На полной скорости ухожу в поворот. Дрифтую. Тачка послушная, идет мягко. Выхожу из заноса, давлю на газ, выжимая из спортивной крошки максимум. Скорость — это сильнейший наркотик, и я давно на него подсел. Я ловлю кайф, но не теряю контроль над машиной. Адреналин разливается по крови, тело горит — это почти оргазм, только острее. Удар на скорости в триста километров в час равен удару падения с небоскреба, и это будоражит еще больше — от опасности тоже можно кайфовать. Это помогает забыться и сбросить напряжение. Сердце колотится, как сумасшедшее, разгоняя кровь, в ушах шумит — это перегрузки, как при взлете. Я получаю свою дозу наркотика и медленно сбавляю скорость, подъезжая к гаражу Матвея. Жму на сигнал, ворота разъезжаются, впуская меня в длинный ангар, где уже стоят перекрашенные с перебитыми номерами пять моих красавиц. Я увел этих девочек и мне не стыдно.

— Ого! — присвистывает Матвей, обходя «Bugatti Chiron». — Какой станок! Вот это красавица! Я сражен наповал!

Матвей пожимает мне руку, продолжая восхищаться тачкой. Это последняя стоит десятерых, у перекупов за нее будет драка. Но, скорее, ее угонят на Кавказ.

— Привет, моя крошка, я буду ласково тебя любить, — шепчет Матвей, поглаживая капот машины.

— Пока она твоя, наслаждайся, — усмехаюсь я, забирая из машины телефон.

Отхожу от тачки и только тогда снимаю перчатки. Даже если машина уже на месте, оставлять свои пальчики нельзя. Я предохраняюсь со своими крошками. И эта «Bugatti» моя последняя. Осталась только услуга, которая меня напрягает.

— Ты решил соскочить?

— Север сказал? — спрашиваю, присаживаясь на стопку покрышек.

Матвей садится рядом и протягивает мне сигарету. Беру, прикуриваю, медленно выпуская дым в потолок.

— Нет, — ухмыляется. — Шесть тачек за две недели — это откат. — Киваю, делая сильную затяжку, пока не перехватывает дыхание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Какова цена? Ну, кроме этого, — указывает сигаретой на машины.

— Услуга.

— Хреново, — цокает Матвей.

— Я знаю, но по-другому никак. Как ты думаешь, Север держит слово?

— Держит, конечно, иначе бы его не уважали, но ты же знаешь — все можно вывернуть так, что… — не договаривает. Да я и так все понимаю.

— Ладно, поеду на поклон. Я же с тачками рассчитался? — Матвей должен подтвердить Северу, что все машины соответствуют.

— Да, я отзвонюсь, — кивает, пожимая мне руку.

Тушу сигарету, иду в конец ангара и сажусь в свою «БМВ».

* * *

Север опять меня морозит. Я знаю, что он у себя, знаю, что свободен. Ну, пара шлюшек, с которыми он развлекается, не считаются. Это никогда не мешало ему решать дела. Перфекционист хренов! Он просто так не трахает, он играет, доводя девиц до совершенства, превращая их в живых статуй, которые могут стоять в его кабинете часами, пока он решает дела. Пересаживаюсь в бар поближе к сцене, развлекая себя пением джазовой певички. Заказываю двойной «Hennessy», чтобы немного расслабиться и настроиться на разговор.

Матери уже лучше. Она, как всегда, клянётся, что завязала, строит планы, но это пока она в больнице и ей хреново. Потом все начнется сначала. Я пытался с ней поговорить, найти для нее стимул жить нормальной жизнью, потому что смерть ее не пугает. Но все бесполезно. Не могу нащупать ее интерес, не знаю, за что цепляться. В монастырь ее, что ли, отдать? Усмехаюсь этой мысли и допиваю коньяк. Заказываю ещё, но уже цежу мелкими глотками. У меня нет цели напиться, хочу просто снять мандраж. Из головы никак не выходят слова Матвея о том, что Север может меня обыграть. Он же запросто может сделать меня вечным должником. Будем надеяться, что обойдется без жести.

Разворачиваюсь на стуле, осматривая местную публику. Сегодня за круглыми столиками возле сцены сплошная элита. Народу мало — не все любят джаз. Сегодня вечер истинных ценителей. Замечаю за одним из столиков весело смеющуюся Диану. Она что-то эмоционально рассказывает и совсем не слушает музыку. Когда рассматриваю ее спутницу, меня передёргивает. Я даже зажмуриваю глаза, чтобы рассеять галлюцинацию, но когда открываю, то окончательно убеждаюсь, что это реальность. Гребаное дежавю! Не может этого быть! Спутница Дианы — Анита!

Моя принцесса сегодня в нежно-розовом платье в греческом стиле. Богиня. Платье в пол, рукава воздушные, v-образный вырез на спине. Высокий хвост и длинные серьги покачиваются от движений. Она сидит вполоборота, посматривая на сцену, но Диана не дает принцессе насладиться музыкой. С того момента в больнице мы не виделись неделю. Нет, я, конечно, не даю ей себя забыть и постоянно пишу всякие глупости, нежности, пошлости. Я давно прощен, моя девочка любит ушами, а я налил ей много сладкой ванили, но со встреч съезжаю. Хотя очень хочется. Скучаю безумно. Но решил в последние дни отработки побыть один. Не подставляться. Мало ли что может произойти, и Север может просечь, что у меня появилось слабое место. Не хочу впутывать сюда принцессу, иначе все может закончиться очень плохо.

Меня давит какое-то гадкое предчувствие.

Рассматриваю девушек, пытаясь понять, что происходит. Хочется не разбираться, а просто схватить принцессу и утащить отсюда, запретить приближаться к этому месту и к этим людям. Ди строит из себя девочку-припевочку, но это не про нее. Она играет, изображая подружку Аниты. Вопрос — зачем?! Север хочет обработать брата принцессы? Не нравится мне все. Пиз*ец как не нравится! Я буквально силой удерживаю себя на месте, продолжая наблюдать. Наших никого нет. Тишина. Только Ди и Анита. Ее брата-цербера тоже нет, что удивительно. Я уже сомневаюсь, что он у нее такой контролирующий.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Зайка моя, уходи! Не нужны тебе такие подруги. Я бы подстраховал тебя, подсел за столик и попытался понять, что эти хищники от тебя хотят, но не могу так палиться перед Дианой. Она и так смотрит на меня как на врага, потому что я отказываю ей во встречах. А кукла не привыкла, когда ее игнорят. Может отомстить.