Сцены провинциальной жизни - Уильям Купер

В такую пору, куда ни кинь взгляд, все вокруг цветет. Еще не совсем распустились кисти на боярышнике, а уже воздух напоен был сладостным благоуханием полевых цветов. Под живыми изгородями смолевки, первоцвет, яснотки раскрывали лепестки навстречу солнцу. У ручья догорали запоздалые крупные калужницы, там и сям по краям канавы попадались редкие баранчики, блеклые и худосочные рядом с яркими лютиками. Я нарвал букет незабудок и дикой зеленовато-золотой резеды. Право, не пора ли мисс Иксигрек кончать раскачиваться! Мне вот-вот уезжать в Америку!

Я влез на калитку посидеть, а сердце мое сжималось, что надо уезжать от такой прелести. Куда Америке тягаться с этим душистым и ласковым изобилием! Где еще льют небеса такой лучезарный и кроткий свет, где так роскошно цветут цветы и так свежо благоухают? Где еще я буду чувствовать, что здесь мой дом? Красота покоилась на плечах природы переливчатой мантией, казалось, протяни руку — и дотронешься. Где, кроме английских лугов, красоту почти осязаешь? Не спрашивайте, не знаю.

Я рассеянно наблюдал, как щиплют траву ягнята. Они так выросли, что не отличишь от взрослых овец, хотя иногда то один, то другой из них, вдруг возвращаясь в детство, тянулся отведать материнского молочка — и получал пинок в ребра за все свои старания. Интересно, а где папаши — верно, за горами, за лесами. Это лишь у двуногих производитель сидит на привязи подле самки и потомства, стреноженный и ручной. Эх, хорошо бы стать бараном, махнуть за горы, за леса — жаль только, бараны не пишут романы, не бражничают в кругу друзей, да и в производители, правду сказать, рвутся лишь на прискорбно короткий срок, а в остальное время отлынивают.

Я слез с калитки. Решено: я напишу мисс Иксигрек. Может быть, это вызовет у нее раздражение — что ж, тем хуже. Если она не желает прочесть мою рукопись, смешно думать, что такое желание появится у нее от того, что я прожду еще несколько недель. Я вернулся на свою дачу, сел и сразу настрочил ей вежливое письмо — его нельзя было отослать еще сутки, но мне стало гораздо легче уже потому, что оно написано. Потом я заварил себе чаю и полулежа в кресле стал мечтать о Миртл.

Дверь домика стояла открытой, и в комнату с жужжанием залетела большая муха. И я вдруг понял, что наступило лето. Мы узнаем, что лето кончилось, когда увядает последняя роза; приход его возвещает нам первая муха. Последнее мое лето в Англии — и вот оно уже пожаловало. Я вернулся от грез к действительности. Начало лета — а для меня конец эпохи. Муха, жужжа, кружила по комнате, и мне сделалось очень тоскливо. Я беспокойно прошелся из угла в угол и встал на пороге.

В ту же минуту я с удивлением увидел, что по проселку, пешком и в одиночестве, шагает Стив. Судя по тому, как темная голова его, подпрыгивая, приближалась поверх живой изгороди, шел он размашистым, твердым шагом. Но вот он заметил меня и последний кусок пути уже тащился, едва волоча ноги.

— Ничего, Джо, что я так нагрянул? — спросил он, робея и смущаясь. — До деревни доехал на автобусе. Я ненадолго.

— Как раз поспел к чаю.

— Это прекрасно. — Робость и смущение мгновенно сменились простодушной радостью. Стив вошел в дом. — Чашку я сам достану, — лепетал он. — Ты, Джо, только не хлопочи из-за меня.

Я сел на свое место. Меньше всего я собирался из-за него хлопотать.

— Сам за собой поухаживаешь, — сказал я грубым, твердым голосом.

Стив покосился на меня жалобно и налил себе чаю. Взял — вы не поверите! — одно-единственное шоколадное печенье. Я ждал, когда он объяснит, зачем явился. По его поведению можно было с уверенностью сказать, что встречи с Томом он сегодня не ищет.

Стив набрал в грудь побольше воздуху.

— Джо, я сделал что-то ужасное.

— Да? Что же?

— Я знаю, все будут говорить, что это ужасно… Он опустил глаза.

— Не тяни, Стив. Выкладывай.

Стив обратил ко мне серьезное, даже трагическое лицо.

— Я завербовался в торговый флот.

— Чего-о? — Сказать, что я прыснул, значило бы погрешить против истины, но я был недалек от этого. — Повтори-ка еще раз!

Почему я сказал «повтори»? Да потому, что я не верил Стиву ни на грош. По натуре я человек доверчивый, но горький опыт научил меня, что в обращении со Стивом доверчивость — качество само по себе похвальное — не лучший помощник, если хочешь добиться правды.

— Я завербовался в торговый флот.

В его голосе слышалось, что при всем уважении ко мне он не одобряет, когда от человека коварно требуют повторить то, что поняли с первого раза.

— Не может быть. — Эх, не с такой холодной бесчувственностью надо бы принять столь драматическую новость — столь важную, трагическую, от начала до конца вымышленную новость!

— Нет, правда, Джо. — Стив поставил чашку и бросил на меня тревожный, умоляющий взгляд. Он, хоть и врал на каждом шагу, зато никогда не обижался, если его в этом пытались уличить.

Понятия не имею, в каком возрасте обычно берут в торговый флот, но я, помнится, читал про дебаты в парламенте о том, в каком возрасте молодые люди подлежат воинской повинности.

— Ты же негоден по возрасту, — сказал я в расчете поймать его наудачу.

— Годен, Джо. В торговый флот годен. — Из деликатности Стив нипочем не скажет чего-либо вроде: «Ты, вижу, мне не веришь!»

— Что — так-таки пошел и записался?

— Ну да.

— Когда же?

— Сегодня утром.

— А разве они в субботу работают?

— Конечно. Иначе как бы я мог записаться? Иногда, если привяжешься к Стиву с расспросами, он не выдержит и сознается. Но на этот раз он, видно, решился проявить терпение и доказать, что не врет. Я помолчал. Стив воспользовался передышкой и взял еще одно печенье. Сжевал его. Налил себе еще чаю. Он, естественно, ни на волос не поколебал моего первоначального недоверия. Допускаю, что у него и в самом деле могла возникнуть мысль пойти в торговый флот, поскольку по всему городу расклеены красивые объявления о вербовке. Готов поверить, что он даже заходил на вербовочный пункт и уточнял подробности. Я тоже взял печенье.

— И что тебя толкнуло на этот героический шаг?

— Не могу больше бездействовать.

— Но взять и вот так пойти на флот — не крутовато ли берешь?

— Иначе мне не спастись, Джо.

— Спастись? От чего?

— От Тома, стало быть.

— Час от часу не легче!

Стив посмотрел на меня без улыбки. Я постарался спрятать свою.

— Тебе хочется спастись от Тома? — спросил я с проницательностью тонкого психолога.

— Мне не хочется быть бухгалтером!

— А разве третьего не дано — либо торговый флот, либо бухгалтерия?