По образу и подобию (СИ) - Мария Шмидт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В любое время, деточка. С удовольствием составлю тебе компанию, заодно и присмотрю, мало ли, что еще ненужным тебе покажется, — тень улыбки скользнула по лицу.
Девушка пропустила колкость мимо ушей. Она решилась задать вопрос, который ее давно волновал.
— Что у тебя здесь происходит, тебе их не жалко?
— О! — в глазах офицера запрыгали чертики, — дорогуша, у меня тут один умник написал, что война предохраняет народы от гниения, — он усмехнулся, — вот, решил проверить. А как у тебя с этим? И вообще, хоть какое-то движение присутствует? Что там пишут твои летописцы?
Щеки девушки запылали.
— Ты знаешь, что я хотела как лучше.
— И? Оно настало, это лучше? — все с той же иронией поинтересовался офицер.
Он явно забавлялся. Девушка прикусила губу, потом решительно придвинулась еще ближе к собеседнику и доверительно прошептала:
— Скажи, а если я попрошу?
Мужчина улыбнулся, затем наклонился и ответил так же шепотом:
— О! Если ты попросишь, то я, пожалуй, даже соглашусь.
Потом вернулся в прежнее положение и уже обыденным голосом продолжил:
— Потом когда-нибудь. Мне надо подумать. Кстати, знаешь, здесь подают очень приличное вино, ты обязательно должна попробовать…
Он подозвал официанта, что-то ему проговорил.
Девушка едва сдержала улыбку. Кажется, этот раунд был выигран.
«Глупышка, ты ведь даже не представляешь, во что ввязываешься», — подумал ее собеседник, любуясь довольной собеседницей. А потом перевел разговор на нейтральную тему.
Пять лет спустя
Бали, 15 февраля 1947 года
Закатное солнце искрилось бликами на воде, море дышало, играя с прибрежным песком. Маленькую ракушку то выносило на берег, оставляя на мокром песке, то, подхватив новой волной, утаскивало обратно. Чуть поодаль на теплом песке сидели двое и любовались закатом.
— Почему не в Париже? — спросила она добродушно.
Собеседник, на этот раз смуглый юноша с черными как смоль глазами, внимательно на нее посмотрел, выискивая подтекст. Но девушка была полна искреннего любопытства.
— Хотел показать тебе этот остров, он очень мил, не правда ли? — довольная улыбка проявила озорные ямочки на щеках.
— Да, конечно, — поспешно согласилась она, — но…
— Если тебе понравилось то вино, нет проблем, — перебил он ее и сотворил бутылку и два бокала прямо на песке.
Девушка нахмурилась:
— Хорошо, пусть не опера, допустим, ты не обещал…
Откинувшись назад, он с интересом наблюдал за собеседницей.
Она повернулась к нему, немного придвинулась. Все звезды мира зажглись в ее глазах, она сияла первозданным светом, очаровывая, пробуждая древние помыслы творить…
— Пожалуйста, позволь мне… — прошептала она.
Но он был слишком стар для этих игр, потому усмехнулся в ответ:
— Никак целая театральная труппа понадобилась? Как надолго? Можем составить контракт…
Девушка отпрянула, но сияния не убрала.
— Нет, все то же, — ответила она, насупившись, — позволь мне взять то, что тебе не нужно.
Он поднялся и подошел к самой кромке прибоя.
— Мне не нравится твоя затея.
Поднял ракушку и аккуратно переложил ее дальше в воду.
— Но кто я такой, чтоб тебя останавливать?
Он вытер руку о кусок ткани, повязанной вокруг бедер, и вернулся к лежанке. Открыл бутылку, разлил вино.
— Как назвала девочку? — спросил между прочим, подавая бокал.
Она не спешила с ответом, рассматривая висящее над морем солнце сквозь бордовую жидкость.
Он взял свой бокал, вдохнул аромат вина, отпил, прикрыв глаза.
— Эриния, — ответила она.
Он поперхнулся и удивленно на нее посмотрел.
Встретив непонимающий взгляд собеседницы, быстро добавил:
— Ничего такого, не обращай внимания.
Она тоже сделала глоток и теперь ожидала пояснений.
— Ничего такого, о чем стоило бы говорить сейчас, — он мило улыбнулся и сотворил вазочку с фруктами.
Затем перевел разговор на темы более подходящие этому времени и месту.
Закатное солнце искрилось бликами на воде. Морская звезда пробралась близко к берегу, учуяв еду. И вот уже захватила лакомый кусочек и начала переваривать легкую добычу. Впрочем, сидящих на берегу вряд ли волновала судьба ракушки.
Глава 9. Роман Карпенко
Челябинск, десятилетняя полная средняя школа №…, 18 октября 1947 года
— Здравствуйте, дети. Садитесь.
Вера Петровна, молодая энергичная учительница музыки, открыла журнал седьмого «б» класса и сверила присутствующих.
— Ребята, — с радостным блеском в глазах проговорила она, отложив журнал, — приближается великий праздник, тридцатая годовщина Великой октябрьской социалистической революции! Тридцать лет народы страны социализма, ведомые партией большевиков, следуют по пути, начертанному Лениным и Сталиным, по пути, озаренному идеей коммунизма…
Будучи совсем еще молоденькой учительницей, Вера Петровна не всегда могла совладать с классом, особенно если перед нею сидели подростки. Но сейчас седьмой «б» вел себя тихо: перед уроком пения ученикам было сделано серьезное внушение учителем физкультуры Владимиром Андреевичем, и теперь никто не хотел рисковать. Но Вера Петровна этого не знала, она обвела взглядом смирно сидящих учащихся и с большим вдохновением продолжила:
— За это время наш народ преодолел и голод, и разруху, и войну. Но советский народ не так легко сломить, что бы себе не думали враги коммунизма. Мы сумели показать всему миру, на что способны. В нашем единстве наша сила.
Она сделала многозначительную паузу, а потом радостно сообщила:
— Как вы знаете, наш завод взял на себя повышенные обязательства выполнить годовой план к этому знаменательному празднику. Руководство школы решило поддержать шефов, силами учащихся будет организован концерт, мы выступим в заводском доме культуры!
Новость не обрадовала седьмой «б», но Вера Петровна этого не заметила. Все более вдохновляясь, она сообщила, что их классу выпала честь исполнить на этом концерте любимую песню Владимира Ильича «Замучен тяжелой неволей», слова Григория Мачтета, музыка народная.
— Начнем с мужской партии, юноши, попрошу вас встать.
Мальчишки недовольно засопели и начали подниматься, стараясь как можно громче откидывать крышки парт. Вера Петровна кивнула и подошла к инструменту, стоящему у окна. Торжественно зазвучали аккорды вступления, но тут тонкий слух Веры Петровны уловил смешок, пробежавший по классу.
Вера Петровна замерла, ее лицо покрылось красными пятнами. Не поворачивая головы, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, произнесла холодным тоном:
— Роман Карпенко, к доске.
— А чо опять я? — возразил белобрысый вихрастый паренек, при этом по классу пробежала новая волна смешков.
— Карпенко, ты выучил текст песни? — Вера Петровна сверлила ученика взглядом.
Карпенко, который после прошлого урока пения уже побывал в кабинете директора, что-то недовольно буркнул и, сморщив усыпанный веснушками нос, медленно потащился к доске.
— Очень хорошо, сейчас и проверим, — Вера Петровна поправила очки на носу и повторила торжественное вступление.
Оказавшись за спиной учителя, Карпенко состроил очередную гримасу. На этот раз смешки перешли в дружный хохот.
Нервно дернувшись, Вера Петровна подскочила и
