Его Америка - Акпер Булудлар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, пора! Туда, где синеют морские края.
Позднее.
Нью-Джерси, в доме Аяза. До полночи полчаса.
Аяз выделил мне место в гостиной, дал матрас и простыню с одеялом. Заботливый хозяин с не достающим человека гостеприимством. Но давай всё по порядку. Знаю, ты и так про все напишешь.
Мне повезло. После выхода из фаст-фуда, прошагав в неопределенном направлении несколько метров, увидел, что через дорогу, на каком-то авеню, набирает пассажиров туристический двухэтажный автобус. Поспешил туда, заплатил тридцать долларов и поднялся на второй этаж автобуса — на первом свободного места не было и, вообще, из-за пасмуры ничего за окном не было видно. Но и на втором было не просто: все места с защищающим от дождя покровом над собой были заняты. Пустели только задние сидения, промокшие от дождя. Туда и пришлось сесть. Плевать было на дождь! Хотелось видеть город и находить те здания или места, о которых гид своим наигранно счастливым голосом так впечатлительно рассказывал. Скоро моему примеру последовали несколько других смельчаков, и тогда я перестал чувствовать себя единственным промокшим.
Иногда приходится сидеть под дождем ради тура по Нью-Йорку.
По мере передвижения по городу, гид рассказывал про места, которые имели ту или иную короткую историю. Например, Таймс Сквер, музей секса, какой-то отель, где оставались Майкл Джексон, Леди Гага и прочие популярности, какое-то кафе, в котором снималась какая-то серия Секса в Большом Городе, потом универмаг Macy’s, Бродвей (это вообще отдельная история), Гринвич Вилладж, Чайна таун, Мемориал 9/11, Бруклинский мост; и тут гид объявил, что следующий пункт назначения — это Статуя Свободы. Я безгранично обрадовался: за тридцать долларов я проехался почти по всему Манхеттену, узнал многое о городе, изящным образом промок и добрался до Статуи Свободы. Автобус остановился, я вышел и сразу заметил здание Музея Истории Индейцев, куда и направился отчасти ради культурной практики, и отчасти, чтоб высохнуть. В музее этом провел полтора часа, согрелся и готов был снова выйти на улицу под дождь, чтоб добраться до Статуи и снова промокнуть.
Последовав указкам, я дошел до порта и увидел вдалеке Статую Свободы, на которую суровый туман Атлантического океана словно малой кистью нанес легкий слой серости, тем самым задав ей загадочность. Покупая билет, я спросил у кассира: «Доставит ли корабль нас до острова статуи?» Он с не проницательным лицом ответил, что остров этот уже как год закрылся — ремонтируют статую. Что ж, я немножко разочаровался; но взяв свой билет, я пошел в корабль. Как и можно было ожидать, в такой дождливый день туристов было мало. Корабль тронулся и стал медленно отдаляться от берега, который со временем остался под серым покровом тумана. Безудержно моросило, и оттого, пока корабль не подошел к Статуе вплотную, я оставался в зале. Но когда мы начали уже приближаться к ней, подавив всякие неприятные ощущения от сильнейшего ветра и дождя, я вышел на палубу увидеть ее воочию. Другие туристы стали фотографироваться, и только я и одна женщина меланхолично всматривались на Статую, вспоминая свою американскую мечту. Я почувствовал себя эмигрантом конца девятнадцатого века, который после долгих, утомительных недель плавания с Европы увидел этот символ и в тот момент до самого дна своей сущности поверил в лучшую жизнь, поверил в Америку.
Вспомнился эпизод из фильма «Легенда о пианисте». Что же там, в начале фильма говорил скрипач, этот пузатый друг пианиста? Ну, примерно следующее:
«Быстрый взгляд на море — и он видит ее. И он замирает, как вкопанный, а сердце его колотится. И каждый раз, каждый проклятый раз — клянусь, — он поворачивался к нам, к судну, к каждому из нас, и кричал:
— Америка!
Парень, который видит Америку первым, есть на каждом судне. И не думайте, что это случайность или оптический обман. Это судьба. Это те люди, которые всегда имели тот самый момент отпечатанным в их жизни. Даже когда они были еще детьми, можно было заглянуть в их глаза и, если вы вглядитесь достаточно внимательно, уже тогда могли увидеть в них ее, Америку».
Да… Америка.
Кстати, статуя сама не такая высокая. Видел я «Родина-мать зовёт!» на Мамаевом кургане. Вот это здоровенный, высокий памятник. А эта статуя с фотографий кажется такой высокой, потому что стоит на высоком каркасе.
Что ж, Статуя Свободы поэтична, и, чтоб увидеть её, стоило выигрывать стипендию и тащиться сюда из далекой Азии. Эту Америку я никогда не забуду.
Корабль причалил обратно к берегу в половину пятого, и я подумал, что как раз есть время сделать то, что хочется — пройтись по Манхеттену пешком от порта до Таймс Сквер. Дождь и в этой затее преследовал меня по пятам.
В Манхеттене несложно ориентироваться. Полуостров словно сграблен прямыми широтными и долготными улицами. С востока на запад расположены больше 170 нумерованных улиц, с юга же на север тянутся 12 авеню. Правда, это не относится к нижнему Манхеттену, по той причине, что к тому времени, когда мэрия города решила привести в порядок все ново- и ново-добавляющиеся с севера улицы, улицы южной части имели уже установившиеся названия, — заселение Нью-Йорка началось отсюда. И я, все время идущий на север, за час с лишним пересек нижний Манхеттен и сорок две улицы до Таймс Сквера и к шестому часу стоял у телефонной будки, где мы с Аязом договорились встретиться.
Аяз парень хороший, с шекинским акцентом, — что я сразу засек. Ему двадцать шесть, он из Шеки, в Азербайджане учился информационным технологиям в Университете Хазар. Окончил там бакалавриат и поступил на магистратуру в Америку, в какой-то университет в Висконсине. Все за свой счет. Выучился, нашел в Нью-Йорке работу по своей специальности — networks security, кажется, — и остался здесь. Говорит, что жил и в Бруклине, и Манхеттене, и в Бронксе, но все эти шумные клочки большого Нью-Йорка ему не понравились, и в поисках покоя и тишины он перебрался сюда, в маленький городок в Нью-Джерси. Что ж, машина у него есть, и потому большие расстояния ему нипочём.
Домой мы доехали в половину седьмого. Аяз осведомился, голоден ли я, на что я не таясь ответил утвердительно.
— Как давно ты не ел из нашей кухни? — спросил он.
— С самого приезда сюда, с августа.
— Тогда поедем в турецкий город неподалёку. Там больше девяноста процентов населения тюрки, и рестораны все турецкие, и товары в магазинах с Турции. Маленькая Турция, в общем.
В Америке полно таких разных маленьких национальных городков.
По дороге мы говорили о нашем роке, про группы Midnight и Ozan да о том и сём. И еще я узнал, что Аяз уже четыре года не был в Азербайджане и в скором времени туда не собирается. Я спросил про причину, но, так как мы уже доехали до пункта назначения, беседа наша оборвалась. Мы зашли в магазин, чтоб он купил себе сигареты, и на витрине я завидел pişmaniye в зеленом пакете, прямо как в Баку. Сразу купил. Давно я не вспоминал про Баку.
Итак, мы вышли из магазина и направились в ресторан напротив. По бородам, напористым тембрам говоров на турецком и религиозным кольцам на пальцах понятно было, что посетители все тюрки. Мы заказали лахмацун и чечевичный суп. После того, как официантка в хиджабе, взяв наш заказ, ушла, наш разговор возобновился.
— А почему ты не едешь на Родину и, вообще, предпочёл жить и работать здесь, а не в Азербайджане? — спросил я.
— А зачем туда ехать? Единственное, что может тянуть туда, — это родители. А они приезжают сюда каждое лето. Меня многие друзья по университету с Азербайджана приглашают в Баку на работу. Говорят, что зарплата будет высокая — пара тысяч манатов, что я заживу как король. Но я отказываюсь. Ты сам знаешь, наверное, как притесняют у нас там, как
