Русский Марс - Александр Рубан

Cыновья Иоанна IV уже не правили Русью: благостный Феодор был марионеткой в руках Годунова, а мальчик Дима смертельно порезался ножичком в Угличе...

Т.о., первая династия российских правителей насчитывает более семи веков - с 862 по 1598 год.

Лео Кристоф Саргасса, испаноязычный писатель из Монтевидео, пристрастно перечёл Карамзина и внёс уточнения.

...Новгородцы призвали варяжских князей Рюрика, Синеуса и Трувора володеть Русью. Младшие братья - Синеус и Трувор - подозрительно быстро умерли, а Рюрик объединил Русь.

Рюрик родил Игоря.

Игорь родил Святослава.

Святослав родил Ярополка, Олега и рабича Владимира (от рабыни-ключницы) и разделил между ними Русь.

Ярополк убил Олега, выгнал из Новгорода рабича Владимира и снова объединил Русь.

Владимир вернулся с варягами, убил Ярополка и взял себе его беременную жену. Святополка (сына Ярополкова, рожденного после смерти отца) Владимир усыновил и посадил его княжить в Турове.

Владимир родил: Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода; Вышеслава; Святослава, Мстислава; Бориса, Глеба; Станислава, Позвизда и Судислава (всего двенадцать). Крещеную Русь он разделил между сыновьями и усыновлённым Святополком.

Святополк убил Бориса, Глеба и Святослава, устрашил остальных своих названных братьев и начал объединять Русь.

Ярослав, княживший в Новгороде, поднял на Святополка новгородцев, а потом привёл и варягов и в последней яростной битве на Альте разбил Святополкову рать. Святополк (прозванный Окаянным) бежал на запад и сгинул где-то в Богемских п[/]устынях...

На этом, по Л.К.Саргассе, династия прерывается. С 1019 года, после битвы на Альте, все русские правители, начиная с Ярослава и кончая Иоанном IV Грозным, были не рюриковичи, но рабичи - потомки незаконнорожденного Владимира, сына ключницы.

Действие романа "Я червь, я Богъ" открывается битвой на Альте и бегством Святополка на восток. На запад, в Богемию, бежал постельничий окаянного князя, обмотав лицо и обрядясь в княжьи одежды. Отсюда - слух о расслаблении Святополка, о том, что он даже не мог сидеть на коне, и воины принесли его к Бресту. Действительно, постельничий не умел ездить верхом, зато внешне был очень похож на своего господина...

Прервёмся.

"Газоколлоидный купол Монтевидео воздвигался на месте руин одноименного города..." Эта фраза из путеводителя мало что скажет нам, обитателям северных куполов Земли. Похвально, конечно, однако вполне обычно. Потому что уже восстановлены Версаль и Монмартр под куполами Парижа, Сити и Тауэр в Лондоне, возрождается Манхэттен, полным ходом идут раскопки Кремля и Тадж-Махала.

Но уругваец поймет уругвайца.

Монтевидео оказался на краю озонового слоя атмосферы. К западу от него простираются сухие льды Аргентинских пустынь. На востоке бушуют кипящие воды Южной Атлантики, из-под которых вырастает новый материк. С юга циклоны и смерчи нередко приносят "звенящий" песок Антарктиды...

Уругваец поймет уругвайца: купол Монтевидео воздвигался руками аборигенов, не пожелавших принять ни мудрый совет, ни сыновнюю помощь Диаспоры. В конце концов, диаспориане сами возвели второй купол на севере бывшего Уругвая. Но этот "Малый Монтевидео" (который, кстати, прочнее и вдвое просторнее "старого") до последнего времени оставался практически незаселённым. Зато теперь "старый" Монтевидео - это действительно старый Монтевидео: один из немногих, почти полностью и почти достоверно восстановленных городов Земли.

Лео Кристоф Саргасса - уроженец "старого" Монтевидео, и всю свою сознательную жизнь он провёл в восстановленных припортовых кварталах. Его интерес к истории не случаен.

Родной купол он покидал только дважды: шестнадцатилетним юношей принимал участие в "народных раскопках" Минаса, а тремя годами позднее - в подводной экспедиции на дно Фолклендской (Мальвинской) впадины.

Как литератор Лео состоялся очень рано: уже к 17 годам были написаны и частично опубликованы его "Камни теряют память" - небольшие выразительные зарисовки (скорее ностальгического, чем исторического характера) из жизни докатастрофного Уругвая. Впоследствии Лео Саргасса объединил их в цикл и напечатал отдельным изданием, скрупулёзно восстановив первоначальный текст (с начинающим литератором не церемонились и редактировали все, кому не лень). Первой его крупной вещью был "Архипелаг боли" - повесть, посвящённая давно забытой (а может, и вовсе не бывшей) "двухнедельной войне" между Британией и Аргентиной в конце предгероического XX века. Эту свою работу он не любил и не переиздавал ни разу, ссылаясь на то, что потерял черновики.

Постепенно расширяя географический диапазон своего творчества, Саргасса издал: "99 лет" (очерк истории Панамского канала), "Прямые дороги лжи" (хроники революций и диктатур в странах Латинской Америки), "Айсберг, айсберг!" (лирическая драма, развёрнутая на фоне грандиозной войны за Аляску в середине XX века - на этот раз, действительно, никогда не бывшей войны), "Рисунки венского еврея" (альтернативная биография Гитлера)...

Небольшой по объёму, но очень насыщенный людьми и событиями роман "Твои генералы" (биография Наполеона Бонапарта, исполненная в необычной манере - от второго лица) знаменовал собою двойной поворот в писательской судьбе Л.Саргассы. Во-первых, его перестали править: он приобрёл достаточную известность, чтобы диктовать свои условия издателю. А во-вторых, он наконец взломал не только географические (Западное полушарие), но и временн[/]ые рамки, выйдя за пределы излюбленного XX века. Причем, в обоих направлениях: горечь "Твоих генералов" явственно перекликается с настроениями конца Героического XXI века, а в уста одного из ближайших сподвижников императора автор не случайно вкладывает упрощённую формулировку Теоремы Гёделя-Тяжко: "Экспансия асимптотически предельна"... В этом же романе впервые, но пока что не в полную силу прозвучали два немаловажных для будущего автора "Я червь, я Богъ" мотива: мотив фатальной предопределённости Истории - и связанный с ним мотив поиска "народа-мессии", якобы ответственного за эту предопределённость.

Так, незримые собеседники Бонапарта (его генералы и маршалы, живущие или погибшие в других, альтернативных нашему, мирах) попрекают своего императора чем угодно, но не итогами русской кампании 1812 года. "Русская" тема замалчивается так старательно, что становится едва ли не главной в романе. Более того: один из маршалов, обмолвясь, называет себя "сибирским наместником" - и тут же даётся понять, что именно в его альтернативном мире, где даже Сибирь на какое-то время стала французской колонией, империю Бонапарта постиг особенно убедительный крах. Все и везде могло быть по-другому, карту любой страны можно было перекроить вовремя сказанным словом и вовремя сделанным жестом - но не России!