Страсти по Фоме. Книга 1 - Сергей Викторович Осипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Газеты надо читать, подумал Фомин, и телевизор. Более дурацкого положения было трудно представить. Все знали, что дядя Женя был его наставником, другом, несмотря на разность возрастов, они везде появлялись вместе, разыгрывая, порой, совершенно немыслимые сцены, будь то подмостки или пивная. Причем, Джин, как его называли близкие, был гораздо большим хулиганом, чем он, потому что был великим актером и невероятного обаяния человеком, душой общества, театр держался на нем, и вот…
Фомин вернулся из подсобки буфета с бутылкой коньяка. Дядя Женя пил только коньяк, если были деньги. Все на минутку стихли, присоединившись к ним. Выпили молча, без тоста. Потом всех как прорвало. Фомин узнал, что за этот год умерло сразу три человека. Голенищев — старая гвардия, Попов, двое лежат в больнице: что-то очень серьезное, но непонятно что, в общем какой-то мор. Колосник сорвался, работника сцены в лепешку, хорошо после репетиции, а то бы трупов было гораздо больше… Режиссер лютует, да и денег нет, о таких вещах, как покой и антреприза и не вспоминают…
— Николая, вон!.. — Сашок кивнул в сторону Розенкранца. — Он у нас недавно, и то всего вдоль и поперек изрезали, ничего понять не могут! Три месяца валялся!
— Погодите, погодите! Но дядя Женя-то был здоров как бык!
— Да в том-то все и дело! — пьяновато воскликнул Сашок. — А остальные овцы, думаешь? Я тебе говорю напасть какая-то!.. Мы все умрем!
— Так, ну-ка, прекрати!.. — Валерия встала, оглядела стол. — Хватит! Снова сопли будете размазывать два дня! Мы-то, в конце концов, еще живы! Или нет? Где вино?
Сашок принес еще водки в доказательство торжества жизни. Присоединилась еще одна группа, гулявшая до этого где-то в гримерных, стало шумно, суетливо…
— Слу-ушай!.. — Фомина, притихшего в уголке дивана, обнял Сашок, за тот час, что пролетел, компания преобразилась — ничего связного, все развязное.
— Я тут все время думаю: вот живем, живем, а потом… пр-р!..
Сашок уже был изрядно пьян и потому естественен, то, что происходит с человеком потом он изобразил громко и натурально.
— Зачем живем-то, а, Валерка? — качнулся он уже к Чашниковой.
— Не знаю, Сашенька! Ты у мужчин спрашивай, они решают главные вопросы.
В голосе ее чувствовалась насмешка. Несмотря на это, Николай, Розенкранц, который сидел справа от нее и кому, собственно, она адресовалась, принялся отвечать. За столами все были как раз в том состоянии, когда любые проблемы, в том числе и онтологические, решаются ко всеобщему удовольствию или мордобою, что, впрочем, одно и то же.
— Я думаю, что человек живет до того момента, пока не выполнит свою задачу в этом мире. Выполнит, и привет! — сказал Николай.
— Это какую же задачу выполнил Толян, когда на него колосник упал? — удивился Сашок.
— Ты не понял, Саш! Его задача была не в том, чтобы поставить декорацию под колосником, а вообще, в жизни, понимаешь?
— Ни хрена себе, ты задачу выполнил, все чин по чину, а на тебя — колосник! Ну, раз выполнил, нельзя ли как-то поаккуратнее… поблагодарить? — не унимался Сашок.
— А что — цирроз печени или паралич? — рассмеялся Николай. — Ты думаешь, это лучше? И вообще, колосник мог упасть на него потому, что он безнадежно не справлялся со своей задачей, главной…
Николай немного красовался, самую малость, в рамках актерского мастерства, Валерия, похоже, не слишком баловала его.
— Так что, значит, справился с этой долбаной задачей, не справился, все равно получишь колосником?! — ехидно спросил Сашок, который почувствовал нотки превосходства у Николая. — На фига тогда все?.. Пей, гуляй, всех посылай, один хрен, вернее, один колосник! И все под ним будем! — закончил он под общий хохот.
— Ты все опять извратил! Я этого не говорил! Я говорил… — попытался объяснить Николай, но его уже никто не слушал.
Говорил Полоний, самый пожилой в их компании. Фомин не знал, как его зовут, а когда представляли не запомнил.
— Я думаю, что мы живем затем, чтобы получить как можно больше удовольствия, — отвечал тот кому-то, аппетитно закусывая водочку бутербродом.
— Вот и вся задачка! — довольно заключил он, подавляя отрыжку.
— Ну это, пожалуй, каждый так думает! — возразил Сашок.
— Ну, так, значит, я прав! — хмыкнул Полоний.
— А как же Родина? — задиристо спросил Сашок.
— А пошла она в жопу! — добродушно ответил Полоний. — Мало найдется тех, кого она не поставила раком. Достаточно того, что я ее люблю, если получаю удовольствие!..
— А семья? Дети?.. А долг?.. Любовь как же? — посыпались со всех сторон вопросы на Полония.
— Да из всего надо извлекать наслаждение! — вскричал он, наконец. — Даже из долга, даже из семьи вашей! Тем более, из любви!
И он снова вкусно выпил и закусил. Стало уже совсем весело.
— Не! — мечтательно протянул Сашок. — Что-то не так, Сергей Борисыч! Сегодня удовольствие, а завтра головка бо-бо или желудок — ого!.. Слабовато, Борисыч!
— Правильно, Саня!.. — Николай пытался реабилитироваться. — По вашему, Сергей Борисович, мы живем затем, чтобы получать наслаждения сегодня, а страдать — завтра.
— Так ведь мера нужна!
— А! — закричали все хором. — Значит, живем ради меры, а не удовольствия? А где она твоя мера? Или это высшая мера?..
Фомин вышел из-за стола и спустился в зрительный зал. Там было прохладно, темно и тихо, никто не решал как жить, все было решено или будет… странные смерти. Он и не заметил, как его унесло куда-то в безмолвие.
— Андрон, ты здесь?.. — В открытой двери зала стояла Ирина.
Фома щелкнул зажигалкой, говорить не хотелось…
А в буфете уже не на шутку решали, зачем человек живет.
— Совершенствоваться? А зачем мне совершенствоваться? Совершенствуйся не совершенствуйся, конец один! — горячо говорил незнакомый Фомину актер.
