Роман строгого режима - Кирилл Казанцев

— Я знал, Алексей, что ты жив… — прошептал Дмитрий Иванович, садясь на стул — ноги не держали. — Сообщили, что ты бежал, что тебя убили при побеге, но тело не нашли… А если не нашли, значит, жив, можно не хоронить… Подожди, — мужчина забеспокоился. — Они ведь точно не уверены, что ты погиб, значит, будут тебя пасти и этот дом окажется под наблюдением… Пойми, не за себя переживаю… Сюда уже приходили месяц назад, все вынюхивали…

— Все в порядке, отец, — мягко улыбнулся Алексей. — Я тайком сюда пробрался. Окна закрыты. Выжидал в укромных местах больше месяца — в Кузбассе обретался, в Хакасии у добрых людей. Они уже не придут, официально я считаюсь погибшим. В комнате нет фотографии мамы, — обнаружил беглец, покрутив головой.

— Была… — отец с усилием сглотнул. — Самая лучшая, висела на видном месте… Однажды смотрел, чуть не повесился…

— Прости…

— Как ты выжил?

— Я просто нырнул, отец… А под водой, можешь мне поверить, все не так ужасно, как снаружи. Там есть за что зацепиться, а если обладаешь сильными легкими, то можно пару минут отдохнуть. Все в порядке, отец. Я здесь, я сильный. Жизнь пинала, но сломала ногу.

— Я знал, что так и будет… Мы обязательно должны сходить на могилу матери, — встрепенулся отец. — Это здесь недалеко, за околицей.

— Я был там, не волнуйся. Два часа назад, перед сумерками. Ты памятник поставил, это хорошо. Вся жизнь у нас такая, отец, — тире между двумя датами… — Алексей не удержался от саркастической усмешки. — Видел могилу следователя Гульберта, который допрашивал меня и поощрял пытки. Умер шесть лет назад, гаденыш. Кто-то помог?

— Никто не помогал, — отмахнулся Дмитрий Иванович. — Закусывать надо. Нажрался до белых соплей и в реку полез с дельфинами бодаться. Туда ему и дорога… Алексей, мне даже нечем тебя угостить, — расстроился отец. — Скромненько живу, ни водочки, ни мяса толком…

— Все в сумке, батя, — улыбнулся Алексей. — И водочка, и мясо. Напиваться не будем, посидим немного…

Они сидели за скромно сервированным столом, взволнованные, расчувствовавшиеся. Выпили по первой, по второй, расслабились.

— Не смотри так, Алексей, — смущенно бормотал Дмитрий Иванович. — Знаю, что сдал. Время летит, а мы, увы, не пилоты… Поделили мы свою жизнь, Алексей, на «до» и «после». Твоя мама заболела после суда. Всплыли разом все болячки — словно с войны вернулась. Почки, язва желудка, сердце стало барахлить… Раньше она меня тянула — и по санаториям возила, и режим питания такой вводила, что Сталин бы обзавидовался. А теперь уже я за ней ухаживал, искал лекарства, врачей. Про свои болячки пришлось забыть, некогда болеть. Продали машину, чтобы как-то выкрутиться, заплатить по счетам. Потом сказали, что срочно требуется операция по шунтированию сосудов. Заложили дом, поехали в Новосибирск — в клинику Мешалкина. Хорошая клиника, и операция прошла успешно, но началась аритмия, проблемы с дыханием. Несколько раз увозили на «Скорой», а однажды не спасли… Похоронил Анечку, вернулся в пустой дом. А назавтра наехали лбы из банка, стали требовать по закладным. Дом пришлось отдать, выдали на руки небольшую сумму, переехал в эту хибару через две улицы от нашего гнездышка на пруду. Новую женщину не нашел, так и обитаю одиноким волчищем. Работал сторожем на пилораме, охранял склады. На нормальную работу устроиться невозможно: во-первых, возраст, во-вторых, как узнают, кто мой сын, сразу на попятную — мол, извините, вы нам не подходите. Временами до того хреново… Но, знаешь, пока держусь, — отец бодро рассмеялся. — За истекший период новых болезней не выявлено, старые ушли в подполье. Сердчишко прихватывает, но ничего страшного, научился эту хворь врачевать. Сам удивляюсь, почему держусь. Ладно, хватит обо мне. — Дмитрий Иванович разлил по стаканам — рука не дрожала, лицо менялось на глазах, обретало цвет, упругость, в жизни человека возник неожиданный стимул. — Ты мне вот что расскажи, сын, — в голосе Дмитрия Ивановича зазвенели ироничные нотки. — В последнее время вокруг Аргабаша творится что-то странное. Люди натыкались на какого-то лохматника-Квазимодо — страшного, как наша жизнь. Избили до полусмерти нескольких пацанов — приспешников нашего районного «папика». Один из них сумел еще что-то рассказать, прежде чем впасть в кому — описал внешность шаромыжника, который их разукрасил. Потом еще троих нашли — в машине в дальнем лесу, та же картина. Жить будут, но разве это жизнь? Дышать через трубочку до гробовой доски, нет уж… И снова один из пострадавших описал приметы бродяги — весь в рубцах, шрамах, живописнее некуда. Вопрос на засыпку, сын, — это колоритное чудище имеет отношение к тебе?

— Это одна из моих сущностей, батя, — смутился Алексей под пристальным взглядом. — Да ладно, не бери в голову. С шаромыжником покончено, он уже не будет пугать людей.

— Но почему такой выбор, Алексей?

— Ну, решил я так, — смущенный мужчина пожал плечами. — Личность, конечно, заметная, но разве поймешь, кто под ней скрывается? Хотелось, чтобы люди обратили внимание. Когда отсиживался в Междуреченске, общался с мужиком, он до увольнения работал гримером в театре, таскал с работы всякий реквизит. Не поверишь, но в этом театре действительно одно время пытались поставить «Квазимодо»… ну, в смысле, «Собор Парижской Богоматери»… Денег, правда, не хватило на такую масштабную постановку…

— Рискуешь, сынок. Признайся, ты прибыл в наш город, чтобы восстановить справедливость?

— Да, батя…

— Ну что ж, я всегда говорил твоей матери, что тебя посадили по сфабрикованному обвинению и ты никого не убивал. Кстати, этого урода в Аргабаше уже ищут. Менты на ушах, прочесываются леса. По моим сведениям, они еще не связывают этого драчуна с побегом зэка из колонии № 9 полтора месяца назад. Но что им мешает это сделать, Алексей?

— Да ничто не мешает, — улыбнулся Корчагин. — Была бы голова на плечах. Давай, батя, выпьем за то, чтобы это произошло не сегодня и не завтра.

Мужчины чокнулись. Щеки Дмитрия Ивановича порозовели, человек возвращался к жизни.

— Расскажи, батя, что тут творится, — попросил Алексей. — Ты, я чувствую, информированный.

— Ты не знаешь? — насторожился отец.

— Не всё… Но кое-что знаю. Иначе не затеял бы этот сыр-бор. Мне на зону приходили письма от некой Юли Кутейкиной, подруги Лиды. Смутно такую помню. Она о многом писала — но в основном в завуалированном виде, почта проверялась. Похоже, девушка неглупая и пугливая — просила отвечать до востребования…

— Выходит, ты знаешь про Лиду?

— Знаю, батя…

— Многое за девять лет изменилось в Аргабаше, — сказал отец и замолчал, задумчиво поигрывал вилкой.

— Магистральный газопровод по городу протянули? — улыбнулся Алексей.

— Если бы… Страна изменилась за девять лет. Ну, и Аргабаш, соответственно… Гаркун Егор Тимофеевич, бывший «шериф», умер от сердечного приступа через полгода после твоей посадки. Два дня успел на пенсии отдохнуть, прихватило… Вместо него теперь Пузыкин, ему майора кинули. Паршивый тип, мстительный, вороватый. Ты, конечно, в курсе, что милиция теперь у нас полиция, избавилась от дискредитирующих ее последних приличных людей… Через месяц после смерти Гаркуна переизбрали городской совет — ну, сделали вид, что переизбрали. Уволили главу администрации Вострякова — вызвали в Горно-Алтайск и там пропесочили по первое число за неумение управлять районом. Теперь у нас глава — Рудницкий Леонид Константинович. Он теперь на «папском престоле», — пошутил Дмитрий Иванович. — Папик, блин. Всю мазу в районе держит, как говорят у вас на зоне… Прости.

— Да ничего, отец, — улыбнулся Алексей. — Зона — это маленькая жизнь, все правильно. Иначе говоря, Рудницкий — и глава администрации, и главный мафиозо района? Держит в руках все нити.

– У него надежная лапа в Горно-Алтайске. А может, не только в Горно-Алтайске – иначе не развил бы такую деятельность. Он полновластный хозяин, ничего не боится. Собственная армия, собственная полиция, чиновничья рать. Весь бизнес в районе под колпаком у Рудницкого. Его тут слушают и в рот ему заглядывают – буквально все. Готовы сорваться по первому зову. То, что раньше было подлостью, теперь – умение жить. Поговаривают, что он отныне курирует легальный бизнес, имеет хороший навар с туризма, со строительства в зонах отдыха, контролирует добычу орляка, который отсюда гонят в Японию. Но я готов тебе поклясться, Алексей, наркотрафик через район не иссякает, возят гашиш, марихуану, прочую дурь. Отсюда прямая дорога до Новосибирска, до Новокузнецка. А стали бы этим заниматься без высочайшего согласия местного авторитета? Да ни в жизнь. Стало быть, он как минимум в доле – если не по уши в этом бизнесе. У Рудницкого роскошный особняк в горах – под Белой сопкой. Охраняется, как Кремль, оттуда в город проложили асфальтовую дорогу… Знаешь, Алексей, – вздохнул отец. – Похоже, этот тип вцепился в наш район стальной хваткой. Всякое, конечно, в жизни случается, и однажды его могут турнуть из администрации. Но если такое произойдет, он все равно останется главным криминальным «академиком» района. Он неподсуден. И не дурак. Думаешь, смогут его связать с теми отморозками, которых ты уделал? Да он их в глаза никогда не видел. Может, и вправду не видел, кто знает. У пахана хватает сотников, десятников, незачем напрямую общаться со всякой шелупонью… Наше коневодческое хозяйство – это тоже сейчас его собственность. Работают батраки, наемные управляющие. В хозяйстве три десятка лошадей, кочуют и по выставкам, и на соревнования их вывозят. Бизнес процветает – все бы ничего, кабы не присвоил этот подонок наше с тобой дело…