Траектория - Александр Леонидов

Мужчина подается к стеклу.

— Знакома. Я у нее спецодежду забирал,— он понижает голос,— муж у нее на стройке погиб.

— Откуда вам это известно?

— Так тот мужик сказал, который попросил сходить. Я у ларька стоял, подходит он ко мне — невысокого роста, пожилой, но коренастый такой,— худой мужчина смущенно скребет плохо выбритую щеку,— Меня почему-то часто за алкоголика принимают... Вот и он, видать, принял. Сходи, говорит, по такому-то адресу, возьми у хозяйки спецодежду, а то мне неудобно, товарищ погиб, а одежда на мне числится. Если его жена меня увидит, разные охи начнутся, а тебя она не знает. А я, говорит, не обижу, на бутылку дам. Черт с тобой, думаю, если у тебя пятерки лишние...

— Опознать того гражданина сможете? — перебиваю я.

— Смогу, на зрительную память не жалуюсь.

— Вы не против, если сейчас же проедем в прокуратуру?

— Пожалуйста,— мнется он,— только у меня... саночки...

— А мы их в багажник.

Хохлова перебирается на заднее сиденье, а свидетель, вежливо поздоровавшись с ней, занимает место рядом со мной.

Хлопаю дверцей, и вдруг меня осеняет. Оборачиваюсь к Вере Николаевне:

— Данилов не спрашивал, где находится стройка?

— Спрашивал. Я ему объяснила, как туда добраться... Не надо было?

Приходится нарушать правила дорожного движения.

Машина влетает на территорию строительного участка и, проехав юзом несколько метров, замирает у вагончика. Мои пассажиры, испуганные гонкой и совсем не понимающие, чем она вызвана, облегченно вздыхают. Но мне не до них. Выскочив из «Нивы», слышу глухие удары о стенку вагончика. Бросаюсь к двери.

Кажется, успела вовремя. Гость из Шадринки, схватив своими ручищами Репикова за отвороты телогрейки так, что ноги того беспомощно брыкаются в воздухе, а испуганно-злые глаза вот- вот выскочат из орбит, размеренно бьет его о стену и спрашивает:

— Где Тимоха?!

Репиков не отвечает. Его губы крепко, до синевы, сжаты, и сейчас он совсем но похож на добродушного плотника Дементьича, который с таким сожалением рассказывал мне о «несчастном» случае с Хохловым.

— Михаил! — кричу я, повиснув на руке шадринского гостя.— Прекратите!

Он замечает меня, и его хватка слабеет. Это я понимаю, видя, как ноги Репикова медленно опускаются на пол. На лице Михаила Данилова столько горя и отчаяния, что хочется тут же обрадовать его известием о брате, но сделать этого пока не ногу. Мешает присутствие Репикова, которому рано знать о том, что тот, под чьим именем он прожил несколько лет, жив.

Немного придя в себя, Репиков сердито сбрасывает руки Михаила Дементьевича.

— Товарищ следователь, может, вы объясните, в чем дело?

Его удивление столь неподдельно, что на меня холодной волной накатывает неизвестно откуда взявшееся сомнение. Отгоняю все вздорные мысли, говорю:

— Объясню... Только для этого вам придется проехать со мной.

— Я же на работе,— поправляя съехавшую набок каску, пытается улыбнуться Репиков.

Конечно, не всегда целесообразно сообщать подозреваемым о том, зачем их приглашают в прокуратуру. Могут возникнуть ненужные осложнения. Но меня начинает раздражать невинная физиономия Репикова, да и присутствие тракториста Данилова вселяет уверенность, что осложнений не предвидится.

— С этого часа,— я подношу к лицу Репикова. циферблат с прыгающей по нему секундной стрелкой,— можете считать себя задержанным. Проходите в машину.

Репиков дергает плечом и под тяжелым взглядом Данилова поворачивается к двери, в которую в этот момент входит кудрявый Бабарыкин.

— Здрасьте,— широко улыбается он.

Оглядываю его крепкую фигуру и думаю, что появился он как нельзя кстати.

— Владимир, не могли бы вы мне помочь?

— А чё?

— Нужно доставить преступника в милицию.

Бабарыкин непонимающе косится на гостя из Шадринки. Поясняю:

— Доставить гражданина, известного вам как плотник Дементьич.

Бабарыкин озадаченно выпячивает нижнюю губу, смотрит на Репикова. Тот пренебрежительно хмыкает. На лице Бабарыкина появляется понимание, он хмуро выдыхает:

— У, хитромудрина старая!..

Прерывая затянувшуюся паузу, негромко бросаю:

— Руки.

И Репиков, сам того не сознавая, привычным движением закладывает их за спину. Это лишний раз убеждает, что я имею дело с человеком, знакомым с местами лишения свободы не понаслышке.

Собиратель стеклотары, завидев подошедшего К машине Репикова, осторожно кивает:

— Доброе утро.

Опознание в том виде, как оно предусмотрено уголовно-процессуальным законом — в присутствии понятых, когда опознаваемый находится среди двух-трех людей того же возраста, пола, роста и по возможности схожих с ним внешностью, сорвалось. Однако не очень досадую. Лично у меня теперь нет сомнений, что телогрейкой Хохлова пытался завладеть Репиков. Хотел уничтожить одно из вещественных доказательств.

Вспомнив неоднократные просьбы мамы быть осторожной в борьбе с преступниками, которые, как она считает, всегда носят в карманах пистолеты и финские ножи и только и думают, как бы половчее расправиться со следователем Приваловой, прошу Михаила Дементьевича посмотреть, нет ли чего колюще-режущего у Репикова. Бабарыкин крепко держит Репикова за плечо, а Данилов неумело, зато очень обстоятельно, под взглядами притихших в кабине Веры Николаевны и собирателя стеклотары, обследует одежду задержанного.

— Нет ничего такого,— говорит он, распрямляя спину.

Записываю адрес, фамилию, имя и отчество собирателя бутылок и прощаюсь, извинившись, с ним и с Хохловой.

Репиков ужо сидит на заднем сиденье, стиснутый с двух сторон моими добровольными помощниками. .

35.

Приветствую капитана — дежурного по райотделу. Услышав мою просьбу принять задержанного, он хмурится, вероятно, представляя все формальности, но ничего не поделаешь — соглашается:

— Куда денешься... Только вы с санкцией поторопитесь.

Вошедшие в роль Бабарыкин и Михаил Данилов довольно бесцеремонно выталкивают Репикова из машины, крепко, так, что у того кривятся губы, берут под руки и вводят в дежурную часть.

Только когда за Репиковым захлопывается дверь, облегченно вздыхаю. Постановление о задержании — не проблема.

Благодарю кудрявого Бабарыкина за помощь, и мы с Даниловым идем к машине. Михаил Дементьевич, глядя в землю, угрюмо спрашивает:

— Так это он Тимоху?..

Теперь можно говорить откровенно, и я рассказываю Данилову все, что мне известно о его старшем брате,

— Да вы что?! — вскидывается Данилов.— В Омске живет?.. К нам летом собирается... Здорово!.. Еду к нему, у меня еще три отгула!

Предлагаю Михаилу Дементьевичу подвезти его, но он отказывается и широкими шагами направляется в сторону виднеющегося неподалеку железнодорожного вокзала. За билетом до Омска...

К счастью, кардиограмма у шефа, нормальная. Об этом он сердито сообщает в ответ на мой вопрос о здоровье. Еще несколько минут он сетует на мнительность своей супруги и вероломство вступившего е ней в сговор водителя служебной машины, потом, оборвав себя на полуслове, бурчит:

— Докладывай, что привезла?

Послушно докладываю, а в конце прошу санкционировать два постановления — об аресте Репикова и об обыске в принадлежащем ему доме. Павел Петрович молча ставит росчерки в правом верхнем углу постановлений и, звучно подышав на печать, прикладывает ее к документам.

— Да-a, вряд ли мы добьемся от него чистосердечного призвания,— роняет он.

— Доказательств предостаточно.

Шеф морщится.

— Не будь такой самоуверенной.

Киваю и выскальзываю из кабинета.

Селиванов, услышав мою просьбу — помочь с обыском, тускнеет и показывает на два пухлых тома.

— У меня же сроки, Лариса Михайловна!

— Евгений Борисович, ты сам говорил, что обыск — дело коллективное,— укоряю я, хотя прекрасно знаю: возражает он лишь ради самого возражения.

Через тридцать минут мы с ним выпрыгиваем из «Нивы» у кирпичного особняка с голубыми ставнями, окруженного высоким забором из плотно пригнанных досок. Окинув дом грустным взглядом и, очевидно, прибросив объем предстоящей работы, Селиванов вздыхает:

— Не меньше трех комнат... Наверняка и погреб имеется... Беги за понятыми, я здесь подожду... .

Когда мы с понятыми входим и я, объяснив хозяйке дома цель визита, прошу выдать паспорт на имя Тимофея Дементьевича Данилова, ценности и другие предметы, могущие представлять интерес для следствия, она прижимает к груди руки с опухшими в суставах пальцами и растерянно лепечет:

— А что же я ему скажу?

— Поторопитесь, пожалуйста, гражданка,— сухо произносит Селиванов.

— Где же я это возьму? — затравленно уставившись на нас и медленно отступая в глубь комнаты, говорит она.— Он же потом с меня спросит...

— Ваш муж арестован,— сообщаю я.

— А как вернется?.. Он же мне не простит.

— Не вернется,— отрезает Селиванов, устало опускаясь на табурет.