Траектория - Александр Леонидов

Ой, я бы вас очень попросила! — Это прекрасно — вернуться домой ужв с очень нужной справкой.

30.

Павел провожает меня до гостиницы «Октябрь», в которой его начальник заказал для меня помер.

Расстаемся в холле, но едва я успеваю привести себя в божеский вид, слышу осторожный стук. Открываю. Передо мной снова Паша Черный.

— Лариса Михайловна, вы не желаете поужинать? — предлагает он.

Удивляюсь, но тем не менее ненавязчиво интересуюсь:

— Вы приглашаете меня в ресторан?

— Давао мечтая поужинать в каком-нибудь приличном заведении с приятной девушкой,— отвечает он.

Делаю большее глаза.

— А супруга?! Вы начинаете меня пугать.

Черный смеется.

— Лариса Михайлов да, вы же давно, вероятно, догадались, что у меня ее никогда не было...

У подъезда гостиницы нас ждет голубой «Жигуленок».

Устраиваюсь на переднем сиденье и замечаю но себе любопытный взгляд водителя.

— Здравствуйте,— улыбается он.— Меня зовут Андрей. Мы с Пашей Черным вместе ловим преступников. Вот недавно в одной из перестрелок...

— Андрей, кончай,— обрывает Павел.

Водитель улыбается еще шире.

— Вы, девушка, не обращайте внимания. Паша всегда такой скромный.

Совершенно искрение соглашаюсь:

— Давно заметила.

Андрей, кончай. Лариса Михайловна — наш коллега из Новосибирска.

— Да ты что?! Опер?! — восклицает Андрей.

— Следователь прокуратуры,— поясняю я,

— Нехорошо ты поступаешь, Павел, темнишь,— выговаривает Андрей,— Нет, чтобы сразу сказать, что по делу. А то, заедем, девушку заберем...

Черный называет какую-то улицу, и машина мчится по городу. Останавливаемся у светящейся вывески «Кафе Дубрава».

— За вами заехать? — спрашивает Андрей.— Все равно дежурю.

— Если не будешь занят, заскочи часов... — Павел смотрит на меня.

Подсказываю:

— В десять.

Когда он распахивает передо мной дверь кафе, ловлю себя на мысли, что меня начинает беспокоить его повышенное внимание. Стараюсь проанализировать свое поведение и убеждаюсь, что моей вины в этом нет. Но все равно надо быть посерьезнее.

— Только музыки здесь нет,— словно извиняясь, говорит Павел, передавая мою шубу заспанной гардеробщице.

— А кормить будут?

— Обязательно.

— Это меня утешит.

За столиком сижу спокойно, но невольно высматриваю официантку и заглядываю в тарелки наших соседей — их лангеты и румяный картофель «фри» остаются нетронутыми. Девушка лет восемнадцати и ее спутник такого же возраста неотрывно смотрят друг на друга, будто соревнуясь, кто кого переглядит.

Где-то мой Толик? Рыскает, должно быть, по Московским музеям и галереям, как саврас без узды. Пусть отдохнет. Каникулы скоро кончатся,

— Слушаю вас,— устало говорит официантка, подходя к столику.

— А что у вас есть? — спрашивает Павел.

— Сейчас принесу меню.

Решительно останавливаю ее.

— Не надо. Два лангета,— перевожу взгляд на Пашу Черного и по тому, как он кивает, понимаю: ему все равно, чем питаться — овсяной кашей на воде или шашлыком по-карски.— Два кофе, мороженое. Салаты у вас какие?

— Мороженого нет, салат «Оливье»,— монотонно говорит официантка, подняв к потолку длинные «махровые» ресницы.

— Тогда «Оливье» и бутылочку минеральной воды,— соглашаюсь я.

— Все?

— Все,— говорит Павел.

Официантка захлопывает блокнот, уходит па кухню. Проследив ее путь взглядом, оперуполномоченный поворачивается ко мне.

— Наша официантка — единственный человек, который знал Репикова. Остальные уволились.

— Уже убедившись, что при всей серьезности Павел иногда склонен к розыгрышам, недоверчиво улыбаюсь.

— В самом деле?

Он кивает.

— Репиков работал в этом кафе.

— Правда?!

— Конечно! — Павел доволен произведенным эффектом.

— Когда вы успели?

Паша Черный скромно пожимает плечами. Тогда я спрашиваю:

— Как бы ее допросить?!

— Она работает до десяти.

— Значит, сначала лангет, потом допрос,— охотно соглашаюсь я.

Администратор уже успела, видимо, по цепочке передать, что в зале находится умирающий от голода оперуполномоченный уголовного розыска. На нашем столике со сказочной быстротой появляются салат, дымящийся лангет и прочее.

Допивая кофе, Павел улавливает момент, встает из-за стола, подходит к официантке. О чем они говорят — мне не слышно, но через несколько минут Павел подзывает меня.

— Значит, Татьяна Ильинична, к тому времени, как вы устроились в кафе, Репиков уже здесь работал? — продолжает он начатый разговор.

— Да, лет семь-восемь.

— Ну и что он был за человек? — спрашиваю я.

— Чересчур правильный,— сквозь зубы отвечает официантка.— Ворчал на всех: та его обвешать хотела, эта с клиентом выпила, другая на работу опоздала...

— Вы испытывали к нему неприязнь? — интересуюсь я.

Татьяна Ильинична неожиданно вспыхивает.

— А кто его любил?! Он только с виду такой правильный был.

— Почему «с виду»?

— Потому, что предлагал мне сбывать левый товар! — зло произносит она.

С настойчивостью рыбака, ожидающего, что рыба вот-вот клюнет, спрашиваю:

— Какой товар?

— Папиросы с нашей фабрики.

— Вы согласились?

Татьяна Ильинична чуть отстраняется.

— Что я — дура, что ли?!

— Кому-нибудь еще он делал такое предложение?

— Светке Лысовой. Она официанткой у нас работала. Согласилась. До сих пор локти кусает.

— Что так?

— Прихватили ее с этими папиросами... Посадить не посадили, мать-одиночка она, дали условно, зато на пять лет запретили в торговле и общепите работать. Представляете, каково ей?

Сочувственно киваю.

— Да-a... А Репиков чем отделался?

— А что Репиков?.. Она про него не сказала. На суде заявила, будто купила коробку папирос у незнакомого мужика.

— Пожалела?

— Какое там «пожалела»! Запугал ее Репиков. Таких страстей наговорил... Что ребенка придушит, а ее бритвой искромсает. Даже нарочно во двор к ней приходил... Светка, как увидела, что он с ее Димкой играет, чуть с ума не сошла.

— Почему же вы не сообщили об этом куда следует? — жестко спрашиваю я.

Официантка поджимает губы,

— Светка мне потом все рассказала, после суда... Да и вообще, жизнь мне пока не надоела...

Очень хочется высказаться, но в этот момент за спиной раздается голос Андрея:

— Карета подана.

— Подожди, мы сейчас,— говорит Павел, поворачивается к официантке.— Вам известно, почему Репиков перестал работать в кафе?

Женщина пожимает плечами.

— Слышала, что они с шофером вывезли машину тушенки с мясокомбината. Вот и сбежал... Кажется, до сих пор ищут.

Больше расспрашивать нет смысла, поэтому мы, не задерживаясь, выходим на улицу. Андрей дожидается нас в машине.

— Как провели вечер? — интересуется он, включая «дворники», чтобы сбросить снежинки, успевшие запорошить лобовое стекло.

— С лангетом и кофе,— отзываюсь я.

— Это хорошо... А мне еще до утра дежурить.

Разворачиваю к себе зеркало заднего вида, чтобы заправить выбившиеся из-под шапки волосы, и замечаю слегка потемневшие глаза Павла. Возникает ощущение, будто невольно заглянула в чужую душу. Быстро отвожу взгляд.

31.

Будит звонок телефона. Злая от того, что не дали заснуть как следует, подскакиваю. В трубке — голос Черного. Возникает желание сказать какую-нибудь гадость.

— Лариса Михайловна, я установил соучастников Репнкова.

— Уже? — продолжая тихо злиться, спрашиваю я, замечаю отсутствие соседки по номеру, бросаю взгляд на часы и ойкаю.— Павел, извините, я думала, еще ночь.

— Я же сказал «доброе утро»,— смеется оперативник.

— А я не поняла.

— Лариса Михайловна, где вы собираетесь завтракать?

— Не знаю,

— Я жду вас в пирожковой, она за углом, в этом же здании.

Стены пирожковой облицованы зеркалами, и, находясь за стойкой, тянущейся вдоль зеркальной стены, вижу весь зал и толпящуюся у противоположной стойки очередь, состоящую в основном из студентов, на лицах которых нет и тени озабоченности но поводу зимней сессии. Самое любопытное, что и мое лицо не отягощено никакими думами. Вполне беспечная физиономия. Только глаза не такие большие, как обычно, наверное, слишком долго спала. Признаться, завтракать с собственным двойником не очень приятно. Ты жуешь, и она жует. Ты шмыгаешь носом, и она... Бр-р... Смотреть на себя надоедает, и я отворачиваюсь.

— Павел, а вы что так скромно? — спрашиваю, видя, что одна борюсь с едой, а он только пьет жидкий кофе из граненого стакана.

— Дома позавтракал.

Округляю глаза на оставшиеся пирожки.

— Вы переоценили мои возможности.

— Лучше переоценить...

В раздумье продолжаю жевать, потом соглашаюсь:

— Пожалуй, вы правы… Но если вы так же будете кормить свою будущую жену, она станет толстой,— я шарю в зеркало взглядом, нахожу подходящую фигуру в дубленке со складками на боках и пояснице и указываю Павлу, — вот как та дама... Мой Толик меня так не обкармливает.